«Ребенок храбро прикрывал руками свою Погоню от «злых дядей»

Откровенный разговор с бывшей политзаключенной Татьяной Островской.

Бывшая политзаключенная Татьяна Островская провела в стенах Володарки (СИЗО № 1) 301 день. «Натовская шпионка» и волонтер «Страны для жизни», которая «пересидела со всем «Тутбаем» (а по сути, со всей свободной Беларусью), вынуждена была переплыть Неман, чтобы спасти собственную жизнь и увидеть сыновей. В разговоре с «Белсатом» называет свою свободу условной и признается, что до сих пор не распаковала чемоданы («Но надо распаковывать…»).

«Когда я вернулась, малыш Сашка просто кричал по ночам. Тяжело ему было, очень. До сих пор засыпаю с ним рядом, держа за руку. Психологи сказали, что до 8 лет не будем вмешиваться – может, сам справится и выкарабкается. Но тяжело. Ребенка же тоже вырвали, как и всех нас, с корнем. Друзья у него там остались, садик, игрушки дома. А тут раз – и не стало всего. Он, мне кажется, тоже не до конца еще сюда приехал», – рассказывает о младшем сыне бывшая политзаключенная Татьяна Островская.

«Представь, как страшно мне было»

Она почти год как в Варшаве. Осенью Саша пойдет в школу. А Татьяна вспоминает, как два года назад, в июле 2021-го, он храбро прикрывал ручками свою маленькую Погоню – от «злых дядей», забиравших маму. И ее голос становится таким глубоким, что наш диктофон каким-то мистическим образом сам прекращает запись…

«А старший, Станислав, когда я сидела, служил в войсках противовоздушной обороны. Представь себе: война начинается, я в тюрьме, а мой сын – в ПВО. Представь, как страшно мне было…» – говорит Татьяна.

Она родилась в 1976 году в Харькове. Семья переехала в Бобруйск, когда Татьяне было 6 лет. Признается, что и сейчас половина ее сердца – украинская. И когда в камере услышала по телевизору о начале войны, украинская половина сердца «просто остановилась».

«Я повторюсь, потому что говорила уже где-то: у меня сердце надвое растерзано. Два флага, две родины. У меня болит за все», – говорит бывшая политзаключенная.

«Подружки, зечки мои любимые»

Мы общаемся под капучино и апельсиновый сок на террасе кафе в центре Варшавы, немного перегретой разноцветными эмоциями субботнего Марша равенства. Над нашим столиком – прямоугольник польского неба и белый воздушный шарик, который мы через полчаса отпустим на свободу. Татьяна замечает в руках моей подруги пачку беларусских сигарет «Собрание» и улыбается.

«Собранька», родненькое! Ну, спасибо! Всю дорогу там только их и курила», – вспоминает наша собеседница и угощается тонкой сигареткой, хотя признается, что от табака уже отказалась. Со здоровьем после СИЗО много проблем. За решеткой дважды переболела ковидом, а потом еще раз – уже на свободе.

Дым «собраньки» вьется между нами и немного режет глаза. Тюремный «дым Отечества». Таня откидывается на спинку стула. Делает паузу. О том, как переплывала Неман, чтобы попасть в Польшу, не спрашиваем – уже рассказывала. Поэтому спрашиваем о нераспакованном чемодане, о котором сама упоминала в начале разговора («97 % головы и всего остального осталось в Минске»).

«Не распаковала, Дима, не распаковала. Хотя понимаю, что надо. Ведь все равно все делается, чтобы вернуться, чтобы помочь как-то, чтобы… Ну, слушай, подружки сидят. Кто-то в СИЗО, кто-то в колонии. Подружки, зечки мои любимые. Чтобы вернуть их… Ведь они больше даже за семью. ведь жили рядом 24/7. Ну, с кем так еще поживешь? Ты с женой так проживешь? Да ну, поубиваете друг друга. А там – приходилось. Они самые лучшие, девочки. Читать «Тутбай» – одно, а сидеть с «Тутбаем» – совсем другое. Марина Золотова – действительно золото. И с Олей Горбуновой я сидела. Других не назову, чтобы не навредить им…» – продолжает Татьяна.

«Невозможно быть счастливой»

«Да, мы стали другими. Люди «до» и люди «после». И знаешь, какое-то такое вот… очень неудобно быть безгранично счастливой. Невозможно быть ни счастливой, ни свободной, пока там кто-то сидит в тюрьме. У нас какая-то условная свобода. Вот в судебной системе условное наказание бывает. А у нас – условная свобода. Мы якобы здесь свободно ходим и свободно говорим, а на самом деле много чего недоговариваем, даже тебе в интервью. Я вот не могу говорить, с кем сидела, чтобы не навредить. Не хочу говорить, с кем здесь общаюсь, чтобы опять же не навредить. Это самое главное – не сделать хуже. А потом уже думать о помощи», – считает Татьяна Островская.

Не выдает тайн и о новом объединении политзаключенных «Шаг навстречу» (рабочее название), которое регистрируется сейчас в Польше. Говорит только о регулярных звонках и дискуссии, на которых высказываются разные идеи по поводу того, как освобождать остальных.

«Но ясно, что мы одни этого не сделаем, хотя знаем, как быть на свободе и что такое сидеть, и информация оттуда до нас быстрее доходит. Да, что-то у нас варится и мы думаем. Но делать это нужно всем вместе. И это опять же про «яднайся!» – говорит Татьяна.

«Думала, что я железобетонная»

Недавно прочитанная книга Максима Знака «Зекомерон», приговор, вынесенный Анастасии Лойко, письма к Ольге Войтехович, которую приговорили к 11 годам колонии по «делу Гайдукевича». Во время разговора мы делимся не информацией и не эмоциями – делимся болью.

«Я уже сказала, что невозможно сегодня быть счастливой. А надо! Ведь крыша едет. Меня недавно просто размазало по асфальту. Я год не работала с психологом и думала, что я железобетонная… Нет! Уже здесь, в Варшаве, мы разошлись с мужем. Потом потеряла связь с одним очень близким другом – как крылья вырвали. Я год держалась, а тут – панические атаки и такая боль, будто под дых ударили. Вот все ломится, все, и я не знаю, как это воспринимать», – делится женщина.

Не железобетонная оказалась и физически. Сказалась Володарка. Прежде всего проблемами с позвоночником, которые в последнее время обострились. Татьяна работает с известным беларусским реабилитологом, который, как признается, «мертвых на ноги ставит». Но из-за боли в позвоночнике была вынуждена прекратить свою волонтерскую деятельность в группе «Водители для «Госпитальеров», которая занималась перегоном автомобилей из Великобритании в Украину. Как говорит Татьяна, «бандеромобилей».

Денег за эту работу Татьяна как волонтер не получала. Признается, что и сейчас живет за средства, которыми поддержали ее беларусские фонды. Она ищет работу. Но такую, чтобы была связана с помощью беларусским политзаключенным.

«Я работала в Беларуси в детском саду. Такая себе Таня-няня. Попробовать здесь с детьми? Пусть мне простят детки, но у нас есть дети, которые там, за решеткой. Вот я этим хочу помогать, не могу их бросить. Я когда вышла из СИЗО, спустя полчаса сказала: революцию сделают зеки. Грубовато звучит? Ладно, политзеки. Потому что так. Потому что нам больнее. Пусть простят мне те, кто уехал раньше. И поэтому я бы хотела работать в организации, которая помогает политзаключенным, и получать за работу какие-то деньги. Из уст волонтера это, может, звучит странно. Но мы сейчас в чужой стране, и мне надо как-то жить и кормить детей», – говорит Татьяна Островская.

«Это было о любви и свободе»

Последние глотки кофе. Татьяна поправляет очки и бросает взгляд на часы. Выглядит немного уставшей. Немудрено: прошла в этот день через Варшаву около 13 км в колонне. Держала большой бело-красно-белый флаг.

«Это сегодня о любви. О любви. О свободе. Реально так. Свобода и любовь живьем, хоть руками потрогай. Беларусы – вообще о любви. Мы же влюбились друг в друга 16 августа, когда увидели себя. И какая разница, кто с кем спит, если уж об этом. Лишь бы спали, любили и были живы да здоровы. А те, кто не спит, по «продолу» ходят и в двери камер стучат. Заседают ли на Всебеларусском собрании, зомботрупы эти, сборище импотентов, которые ничего не могут сделать», – дает выход эмоциям бывшая политзаключенная.

«И самое обидное, что всех их «имеет» на разный лад один человек. И уж это точно не про любовь. Как до этого могла докатиться наша прекрасная страна?..» – добавляет Татьяна.

К сожалению, уточняет, беларусский путь к демократии и свободе – это не только путь любви. Это еще путь споров, недоверия, недоразумений, боли и злости. Трудный путь, но он наш, говорит Татьяна.

«Устроить бульбосрач так называемый, переругаться всем, а потом – обняться и расплакаться. Потому что болит всем! Мы не каждый год совершаем революцию и не каждый год у нас бывает 2020-й. Такого никогда не было, и мы не знали, что делать. Поэтому, правда, не только любовь.

Сейчас мы становимся злее, и мы все равно вернемся. Таков путь», – говорит Татьяна Островская.

И рассказывает о том, чем будет заниматься, когда вернется в Беларусь. Делится своей заветной мечтой – про деревья, лес и вечность. Это все, что можем сказать, так как звучит слишком глубоко, искренне и таинственно. Наш диктофон в который раз демонстрирует образец хрупкости и затухает…

Белый воздушный шарик над нашим столиком дождался своего часа. Моя подруга Ирина отвязывает его и запускает в лазурь варшавского неба. Как символ свободы и любви. На прощание обнимаемся с Татьяной. Ее ждут сыновья.