Лаврентий Второй

Нарком внутренних дел Беларуси Цанава был ближайшим соратником Берии.

Из тюрьмы он писал жалостные письма, способные тронуть мало-мальски чувствительного человека: «Своей кровью оправдаю себя перед партией и Родиной. Надеюсь на Ваше благодушие. Покажите мне — старику внучат, старший из которых, после моего возвращения из города, всегда заглядывал мне в руки в ожидании яблока или чего-нибудь другого. Трудно, очень трудно страдать безвинным. Еще раз со слезами прошу помощи». Да, такие мольбы проймут кого угодно. Но тот, кому они предназначались, — старый солдат Гражданской войны Клим Ворошилов не проявил сочувствия, да и не мог ничем помочь. Ведь узником был Лаврентий Цанава — один из ближайших соратников Берии. В тюрьму его бросил вчерашний главный благодетель и заступник — все тот же Берия. Произошло это 4 апреля 1953-го, вскоре после смерти Сталина. Берия «рубил концы» и избавлялся от своих наиболее одиозных выдвиженцев. Это был его стиль — выдвигать и приближать людей, а при необходимости жертвовать ими. Он одинаково легко и спасал, и губил!

Действительно, Цанава был обязан Берии всем. И блестящей карьерой, и своим падением, и даже фамилией. С рождения он был Джанджгава, но при выдвижении на высокий пост наркома внутренних дел Беларуси в 1938-м Берия посоветовал ему взять фамилию попроще в произношении. Джанджгава взял фамилию матери — Цанава. А еще когда-то, очень давно, на заре чекистской карьеры, Берия уберег его от позора и тюрьмы. Будучи начальником ЧК Телавского уезда Грузии в 1922-м, Цанава не только злоупотреблял служебным положением, но и, используя оружие, похитил девушку. Можно, конечно, иронизировать. Дескать, что тут скажешь: местные обычаи, «закон гор». Но тогда Цанаву взяли под стражу и дали 5 лет лагерей принудработ со строгой изоляцией. Ему удалось скрыться. А когда в 1923-м на руководящую работу в ЧК Грузии прибыл из Баку Берия, он добился пересмотра дела Цанавы, его восстановления в партии (членом которой тот числился с августа 1920-го) и на работе в органах.

Начало пути

Родился Лаврентий Фомич Джанджгава (Цанава) в августе 1900-го в селе Нахуново Кутаисской губернии в семье крестьянина. Учился в Тифлисской гимназии, но в 1919-м бросил учебу. Как повествует его официальная биография, работал по найму, а в 1921-м взялся за организацию повстанческих отрядов в родном селе. Советизация Грузии открыла Цанаве дорогу во власть. С марта 1921-го он руководит ЧК в Сенакском, затем в Тианетском уездах. Короткое время, после неприятной истории с похищением девушки, работал замначальника уголовного розыска в Тифлисе и на прокурорской работе, а затем вновь в ОГПУ. К 1933-му он начальник 1-го отделения секретно-политического отдела ГПУ Грузии.

В 1933-м Берия выдвигает Цанаву на руководящую хозяйственную и партийную работу. В 1935—1937 годах он дорос до 1-го секретаря Потийского горкома партии, а в 1937-м стал начальником Колхидстроя и в том же году (еще под фамилией Джанджгава) избран депутатом Верховного Совета СССР.

Став в 1938-м руководителем НКВД, Берия собирает своих надежных людей. Цанаву он выдвинул на пост руководителя НКВД Беларуси…

«Все работают только за страх»

Берия прекрасно понимает: Цанава ему по гроб обязан и не подведет, ибо не может не опасаться, что вытащат на свет его прошлые грехи. Это и стиль руководства, и верный расчет. Много позже, в 1952-м, в кругу сослуживцев Берия откровенно высказался: «Нет людей, работающих за совесть, все работают только за страх».

Пройдя «школу Берии», Цанава вполне усвоил уроки наставника. Сослуживцы единодушны в своем мнении: Цанава «отличается редким самодурством, непомерным и отвратительным барством». Он даже по примеру Берии заделался историком, выпустив в конце 1940-х двухтомный труд «Всенародная партизанская война в Беларуси против фашистских захватчиков», обозначив себя автором. Разумеется, эта книга была написана его подчиненными. Кстати, гонорар, полученный Цанавой за эту книгу, составил 400 тысяч рублей!

С декабря 1938-го до октября 1951-го Цанава последовательно занимает должности наркома внутренних дел, затем наркома и министра госбезопасности Беларуси. Коррективы внесла война. С июля 1941-го Цанава — начальник особого отдела НКВД Западного фронта и одновременно с октября того же года заместитель Управления особых отделов НКВД. На фронте был тяжело ранен и контужен. После назначения в Беларусь Берия сразу же присвоил Цанаве звание старшего майора ГБ (28.12.1938), а вскоре и комиссара ГБ 3-го ранга (14.03.1940). После войны Цанава — генерал-лейтенант (09.07.1945).

Осенью 1945-го Сталин, будучи на отдыхе и обдумывая назревшие, по его мнению, кадровые перемены в НКВД и НКГБ, интересовался у начальника своей охраны Власика работой руководящих чекистов, в том числе и Цанавой. Причем интерес Сталина был направлен исключительно на бериевских выдвиженцев. В 1946-м кресло под Цанавой все же зашаталось. На него была наслана из Москвы строгая проверка. Уже и среди подчиненных поползли слухи: министра снимут. Но на этот раз обошлось. Цанава составил пространные и вполне убедительные объяснения на имя нового министра госбезопасности — Абакумова. Объяснения были приняты, гроза миновала. Именно тогда Цанава, не стесняясь, в кругу подчиненных козырнул победным изречением: «Чтобы меня снять, надо спросить Политбюро, во-первых, и Берия, во-вторых».

Народный артист СССР, руководитель Государственного еврейского театра Соломон Михоэлс возглавлял Еврейский антифашистский комитет (ЕАК) — общественную организацию, много сделавшую во время войны для мобилизации заграничного общественного мнения в пользу СССР и сбора материальных средств в США и других странах для нужд Красной армии. Но после 1945-го Сталину ЕАК был больше не нужен, более того, ему вообще казались подозрительными любые сохраняющиеся еще связи комитета с заграницей. Наступление на ЕАК шло по нарастающей. В ноябре 1946-го заведующий Отделом внешней политики ЦК Михаил Суслов направил Жданову и другим секретарям ЦК подробную записку с выводом, что деятельность ЕАК «приобретает все более сионистско-националистический характер» и становится «политически вредной и нетерпимой».

Однако Сталин полагал, что арест Михоэлса вызовет совершенно ненужный резонанс. Проблему ЕАК и его руководителя он решал привычными методами, сочетая репрессии с гангстерскими приемами. На протяжении многих лет Михоэлс находился под постоянным агентурным наблюдением, но органами госбезопасности так и не было добыто каких-либо данных о его «практической антисоветской» или «шпионской, террористической» и иной «подрывной» деятельности против СССР. Тем не менее Сталин был убежден, что Михоэлс является руководителем «антисоветской еврейской националистической организации».

Как показал позднее на следствии бывший в то время министром госбезопасности Абакумов, Сталин в начале 1948-го дал ему срочное задание — силами работников МГБ организовать «ликвидацию» Михоэлса. Более того, Сталин сам указал, кому из работников МГБ это поручить, и назвал фамилии заместителя министра госбезопасности Сергея Огольцова, министра госбезопасности Беларуси Лаврентия Цанавы и замначальника 2-го главка МГБ Федора Шубнякова.

В марте 1953-го Цанава по требованию Берии вынужден был писать объяснение о своем участии в убийстве Михоэлса, тем более что оно состоялось на территории его дачи. Примерно в 10 часов вечера 12 января 1948-го Михоэлса и его спутника В.И. Голубова завезли во двор дачи. По словам Цанавы: «Они немедленно с машины были сняты и раздавлены грузовой автомашиной. Примерно в 12 часов ночи, когда по городу Минску движение публики сокращается, трупы Михоэлса и Голубова были погружены на грузовую машину, отвезены и брошены на одной из глухих улиц города. Утром они были обнаружены рабочими, которые об этом сообщили в милицию». Пожертвовали и своим человеком — Голубовым, который заманил Михоэлса в ловушку. Конкретные обстоятельства и детали убийства Михоэлса теперь хорошо известны. Об этом подробно писал историк Геннадий Костырченко (см. журн. «Лехаим», 2003, № 10).

Для общественности смерть Михоэлса представили как несчастный случай. Был опубликован некролог, состоялись торжественные похороны. Наладили и расследование. Были задействованы лучшие силы милиции и контрразведки! Искали машину, «совершившую наезд», и преступника-водителя. И все безрезультатно. Активно участвовал в поиске и сам Цанава. Но кто, как не Цанава, знал, что машина, водитель и все исполнители — давно убыли в Москву. Показушный поиск шел своим чередом, а Абакумов тем временем направил 30 апреля 1948-го Сталину ходатайство о награждении убийц. Конечно, среди первых — Цанава. Указ о награждении был подписан 28 октября 1948-го и имел гриф «Без публикации». Правда, один участник убийства, указанный в ходатайстве Абакумова, — Огольцов был награжден днем позже другим, общим указом.

Всесильный министр и орденоносец

В 1950-м Цанава в зените славы и могущества. Он в третий раз избирается депутатом Верховного Совета СССР. Его авторитет в Беларуси беспрекословен, а влияние огромно. Цанава держит в страхе всю республику. Ряд оперативных разработок МГБ БССР ведется непосредственно под руководством Цанавы и направлен на дискредитацию руководящих партийных и советских работников.

Среди прочих министров госбезопасности республик и начальников управлений краев и областей — Цанава на особом положении. 12 августа 1950-го, в день 50-летия, его наградили орденом Ленина, и указ был опубликован на первой странице «Правды». Уникальный случай! Ходатайство о награждении Абакумов 5 августа направил Сталину, и решение было принято на уровне Политбюро. А ведь в то время чести получить орден на 50-летний юбилей удостаивались только члены Политбюро и особо ценимые аппаратчики из числа высшей номенклатуры. Но никак не руководящие работники МГБ. Им вообще никаких орденов на личные юбилеи Сталин не давал!

Между тем Цанава был одним из наиболее щедро награжденных сталинских чекистов: 4 ордена Ленина (26.04.1940, 30.04.1946, 30.12.1948, 12.08.1950), 5 орденов Красного Знамени (12.04.1942, 20.09.1943, 03.11.1944, 28.10.1948, 01.06.1951), орден Суворова 1-й степени (15.08.1944), 2 ордена Кутузова 1-й степени (21.04.1945, 29.05.1945)…

После снятия и ареста Абакумова и развернутой Сталиным чистки верхушки МГБ Цанава оказался как нельзя кстати. Его назначили 29 октября 1951-го заместителем министра госбезопасности и доверили пост начальника 2-го главка (контрразведка) МГБ. Это был момент, когда Берия еще в полной силе и зените своей славы. И иметь своего человека на высоком посту в МГБ для него было чрезвычайно важно. Но буквально через полторы недели грянул гром — «Мингрельское дело», и политические перспективы Берии заметно потускнели. Да и Сталин стал требовать от МГБ почти невозможного — вести все следственные дела с космической скоростью и давать результат в виде признаний «заговорщиков» и «врачей-вредителей» во все более и более сжатые сроки.

Бесславный конец

Цанава, как ни старался, не мог существенно повлиять на ситуацию. Расследование дел в МГБ шло медленно. А Сталин ждал результатов и в конце концов окончательно разочаровался в Цанаве. В начале 1952 года Сталин принял решение передать следствие по делу Абакумова из прокуратуры в МГБ и строго обязать МГБ существенно ускорить расследование дел, установив жесткие сроки. Что и было отражено в решении Политбюро 12 февраля 1952-го. Оно обязывало министра госбезопасности Игнатьева «представить соображения о коренном улучшении следствия» в МГБ и устанавливало с 1 апреля 1952-го срок ведения следствия по «наиболее важным» делам — 3 месяца, а для остальных дел — 1 месяц. Этим же решением Цанава был освобожден от должностей начальника 2-го главка и заместителя министра госбезопасности. Его хоть и решительно, но довольно тихо отправили «в распоряжение ЦК ВКП(б)». Игнатьев, улавливая настроения наверху, приказом 11 марта 1952-го уволил Цанаву в запас с нейтральной формулировкой — «по болезни», но «с правом ношения военной формы». Хоть это в утешение.

Все! Цанаву из органов выставили. Случилось то, о чем когда-то Цанава говорил как о почти несбыточном, — согласие и Политбюро, и Берии. Политбюро приняло решение, а Берия не смог защитить. Наступил самый безрадостный период его жизни. Тянулись дни, а никаких предложений о его трудоустройстве не поступало. И из партийной номенклатуры Цанава выбыл. Еще в 1939-м он был избран членом Центральной ревизионной комиссии ВКП(б), а на состоявшемся в 1952-м ХIХ съезде КПСС он уже не вошел в состав руководящих органов партии.

Смерть Сталина позволила Цанаве на короткое время выйти из тени. На похоронах вождя его назначили одним из распорядителей. Траурную процессию возглавляли сплошь генералы, несшие на подушечках награды усопшего. Вот и пригодилось Цанаве право ношения генеральской формы. Но дальнейшие события застали его врасплох.

Берия решительно взялся разоблачать недавние преступления Сталина и МГБ. В ходе подготовки реабилитации арестованных по «делу врачей» возник вопрос и о тайне гибели Михоэлса. Берия затребовал объяснения у бывшего 1-го заместителя министра госбезопасности Огольцова и у Цанавы. Такого коварства ни тот, ни другой от нового министра не ожидали. Огольцов с возмущением говорил о «кощунстве» Берии и что от него «требуют объяснения по делу, которому в свое время т. Сталин дал очень высокую оценку».

Берия выяснил все обстоятельства убийства Михоэлса и 2 апреля 1953-го направил в Президиум ЦК КПСС записку, в которой писал, что это убийство «является вопиющим нарушением прав советского гражданина, охраняемых Конституцией СССР», и внес предложение: Цанаву и Огольцова арестовать, а указ о награждении убийц Михоэлса отменить. Что и было сделано. Цанава был арестован 4 апреля 1953-го. В тот же день арестовали и Огольцова. У других убийц, кого Берия обозначил в записке в ЦК «техническими исполнителями», — просто отобрали полученные ими ордена. Указ Президиума Верховного Совета об этом датирован 9 апреля 1953-го.

Отчаяние Цанавы было велико. Находясь в тюрьме, он еще надеется на милость Берии и не оставляет попыток разжалобить всесильного министра. Не сразу до Цанавы дошла весть, что Берия пал и идут аресты его людей. Арестованные бериевцы на следствии охотно топили друг друга. Тут же появились показания и о том, что Цанава входил в группу «особо доверенных людей» Берии. Еще 28 июля 1953-го Цанава шлет Берии очередное письмо-мольбу: «За выполнение Ваших указаний не пощажу себя». Только ответа Берии не было и уже не могло быть.

Узнав об аресте Берии, Цанава заговорил по-другому. Теперь он стал разоблачителем, давая смелые характеристики тому, у кого еще недавно вымаливал заступничество: «Берия был жестоким, деспотичным, властным человеком…» Изменилась и запевка в его жалостливых письмах кремлевским руководителям. Теперь они начинались так: «Матерый враг советского народа, наймит капитализма Берия на почве личной мести, без всякого основания бросил меня в тюрьму, и вот уже пятый месяц нет конца моим мучениям».

Цанава прекрасно понимает, в какой капкан и по какой причине невольно угодил. И прямо об этом пишет Ворошилову: «К убийству этих людей я отношения не имею. Всю операцию проводили Абакумов и Огольцов. Абакумов руководил из Москвы, а Огольцов на месте в Минске с большой группой полковников и подполковников, приехавших из Москвы, МГБ СССР, провели всю операцию. Я же не виноват, что ввиду стечения обстоятельств операция была проведена в Минске, где я был, к несчастью, министром госбезопасности». Когда-то почитал счастьем быть на высоком посту министра, а вон оно как вышло!

Но Цанава зря старался. Концепция следствия по его делу кардинально изменилась. Теперь его вина в том, что он — «бериевец». С августа 1953-го следователей, ведущих его дело, Михоэлс вообще больше не интересует. Об этом убийстве приказано забыть. Его не инкриминируют ни Абакумову, ни Цанаве. А остальные убийцы на свободе. Логика бывших сталинских соратников проста. Заказчик и организатор преступления покоится в Мавзолее, и выдавать на-гора факты о том, что Сталин — попросту уголовник и организатор политического убийства, совершенно не с руки.

Действительно, после ареста Берии ситуация изменилась. По прямому указанию Маленкова в августе 1953-го Огольцова освободили из заключения. Более мелких исполнителей убийства и не думали вообще серьезно наказывать: лишили орденов — и будет с них. И они продолжили службу: Федор Шубняков, например, — заместителем начальника 2-го главка КГБ.

Теперь обвинения, выдвинутые против Цанавы, в основном касались его участия в фальсификации дел и «незаконных методах следствия». Благо подобных конкретных эпизодов в его деле собрано с избытком. Только заступив на должность в Беларуси, Цанава 11 января 1939-го отдал приказ арестовать комсомольского работника С.С. Федорова. Никаких материалов на Федорова не было, кроме факта совместной работы с арестованным в Москве секретарем ЦК ВЛКСМ Косаревым. А что, дело за малым — любой ценой добиться признания во «вражеской деятельности». Как рассказал позднее Федоров, поначалу Цанава «сам меня лично не бил». Зато следователи, выполняя указания Цанавы, усердствовали вовсю. Федорова пороли ремнем с пряжкой, били прессом и кулаками по голове, сшибали ногой с табуретки. А однажды не выдержал и Цанава. Когда к нему в очередной раз привели Федорова, он спросил: «Ну что, дает показания?» — и, услышав от следователя, что «дает чепуху», — разъярился. По словам Федорова, «Цанава развернулся, ударил меня кулаком по лицу и сказал: «Расскажешь, в какую организацию завербовали». После этого Цанава обратился к следователю: «Бейте до тех пор, пока все не расскажет». Уж больно хотелось Цанаве поразить Москву своими успехами. Прознав, что Федоров ранее соприкасался по работе с большим деятелем Коминтерна Георгием Димитровым, он сменил тактику и стал вкрадчиво уговаривать его дать показания на Димитрова.

И еще много чего подобного есть в следственном деле Цанавы. Тут и факты сбора им провокационных материалов на писателей Якуба Коласа и Янка Купалу, которых Цанава аттестовал в своих донесениях Берии как главных людей в «националистической фашистской организации в Беларуси»; и массовые аресты невиновных по заранее установленным «лимитам», проведенные им в Беларуси в декабре 1944-го — январе 1945-го под руководством прибывших из Москвы Богдана Кобулова и Льва Влодзимирского; и провокационные методы в оперативной работе, и систематическое прослушивание телефонов ответственных работников без оформления соответствующих санкций; и компрометация и аресты руководящих работников республики; и, конечно, факты личного участия в избиениях арестованных. В 1944-м один из следователей, докладывая дела Цанаве, услышал его вопрос: «Ты бьешь арестованных?» — растерявшись, он в ответ произнес что-то о «социалистической законности». Развалившийся в кресле Цанава рассмеялся и сказал, обращаясь скорее ко всем присутствовавшим: «Слышите, он не бьет. Какой же ты следователь, а еще гвардеец».

Судить Цанаву собирались на Военной коллегии по статьям 58-1 «б» (измена Родине) и 58-11 (действия в составе группы) УК РСФСР, но не успели. С мая 1955-го он находился в тюремной больнице и не был в состоянии знакомиться с материалами дела. 8 октября дело приостановили, а 12 октября 1955-го Цанава умер в больнице Бутырской тюрьмы «в результате недостаточности сердечной деятельности на почве резкого склероза венечных артерий и хронической аневризмы сердца».

Дело против него закрыли по нереабилитирующим основаниям.

Никита Петров, «Новая газета»