Как, когда и почему начался кризис
Котировки на фондовых рынках резко снизились до конца 2008 года и в начале 2009 года. Для компаний существенно сократились возможности получения капиталов при размещении ценных бумаг. Однако еще в 2008 году кризис приобрел общемировой характер и быстро начал проявляться в повсеместном снижении объемов производства, снижении спроса и цен на сырье, росте безработицы.
Непосредственным предшественником общего финансового и банковского кризиса в США был кризис высокорисковых ипотечных кредитов (subprime) в 2007 году, то есть ипотечного кредитования лиц с низкими доходами и плохой кредитной историей. С 2001 по 2005 годы совокупная стоимость недвижимости, которой напрямую владели американские семьи, выросла на $10 трлн. Обычно это и называется «пузырь»; в данном случае жадность американских банков привела к тому, что они начали активно выдавать ипотечные займы заведомо неплатежеспособным клиентам, рассчитывая, что от кризиса их уберегут производные ценные бумаги, привязанные к ипотечным кредитам, – т. н. деривативы.
Однако пузырь все равно лопнул: в первый год кризиса американцы потеряли порядка $6 трлн от стоимости принадлежащей им недвижимости. Более того, ипотечный «мыльный пузырь» стал лишь спусковым механизмом, который привел к тому, что лопнул более крупный пузырь. Изначально проблема крылась в том, что до кризиса в США рост экономики в основном наблюдался за пределами реального сектора. Накануне кризиса до 40% корпоративных прибылей приходилось на финансовый сектор, где все было «надуто» деньгами. 40% инвестиций финансовых структур приходилось на недвижимость – то есть все эти деньги были вложены в пузырь.
Далее пошло по нарастающей: финансовый кризис в США стал детонатором глобального кризиса. Американские инвестиционные фонды и банки, столкнувшись с проблемами на внутреннем рынке, начали сбрасывать свои зарубежные средства. А это уже вызвало отток денежных средств с рынков новых развивающихся стран. В результате от кризиса, зародившегося в США, начал страдать весь мир.
Есть мнение, что одной из причин произошедшего обвала стала простая зашоренность тех, кто по роду своих обязанностей должен был мониторить финансовые рынки. Иначе говоря, большинство экономистов, банкиров центральных банков и чиновников регулирующих органов не только не предвидели кризис, но также считали, что финансовая стабильность гарантирована при условии, что инфляция является низкой и стабильной. Такой подход в 2008-2009 годах позволил сдержать непосредственный кризис, но не позволил участникам финансовых рынков предвидеть, насколько болезненными будут его последствия.
Официальные прогнозы весны 2009-го не обещали ни того, что темпы восстановления будут медленными, ни того, что первоначальный кризис, который тогда ограничивался территорией США и Великобритании, вскоре спровоцирует цепную реакцию в зоне евро. Европейские экономисты не понимали того, что высокое долговое бремя, неуклонно увеличивавшееся в течение нескольких десятилетий (причем в частном секторе даже быстрее, чем в государственном), являлось серьезной угрозой для экономической стабильности в Европе.
Впрочем, парадокса здесь нет. В хорошие времена рост кредитования создает иллюзию благополучия. Так, субстандартное ипотечное кредитование внушило американцам иллюзию роста благосостояния, хотя в это самое время в США рост зарплат уже остановился. Однако стоит разразиться кризису, накопленные долги становятся «отравой» для экономики. Что легко объяснимо: предприятия и рядовые потребители, имеющие долги перед банками, сокращают инвестиции и потребление, стараясь погасить свои долги. А отсутствие инвестиций – это худшее, что может быть в послекризисной экономике.
В условиях, когда частные инвестиции и потребление угнетены, ситуацию в экономике может выправить инспирированный правительством рост налогово-бюджетного дефицита. Действительно, рост дефицита может сыграть полезную роль, однако по большому счету это только перемещает долги в государственный сектор. В результате всякое уменьшение соотношения частных долгов к ВВП более чем соответствует увеличению соотношения государственного долга к ВВП. Европейский пример тому – высокое и продолжающее расти долговое бремя ирландского и испанского правительств.
С этим нам теперь жить
Итак, экономический кризис длится уже пять лет. С одной стороны, он выдохся – давно вышел из острой фазы. С другой стороны – кризис «переформатировал» мировую экономику: «списал со счетов» многие страны, прежде всего Южной Европы, снизил экономическую роль Евросоюза, повысил значение Китая, но остановил его развитие, вернул рост экономики Японии и т.д.
Сегодня большинство экономистов сходится во мнении, говоря о четырех наиболее значимых последствиях кризиса, которые будут влиять на жизнь еще не одного поколения.
1. Экономики стран Запада так и не пришли в себя
Первый и самый ярко выраженный результат экономического обвала 2008-2009 годов – продолжающиеся трудности западных экономик. После резкого падения ВВП в последнем квартале 2008 года развитые страны так и не смогли наверстать упущенное: экономический рост (там где он есть) пока неустойчив, доходы населения не вернулись на докризисный уровень, миллионы людей все еще не нашли работу. Фактически в конце «нулевых» в Европе рост ВВП демонстрировала только Польша.
С тех пор только немногие государства смогли преодолеть три болезни, ставшие проявлением кризиса: неадекватный и несбалансированный спрос, неустойчивость финансовых систем и огромную закредитованность экономики. До сих пор слишком многие страны находятся в плену устаревших моделей экономического роста. В результате серьезное и устойчивое развитие экономики остается пока недостижимой мечтой.
2. Значительная доля политической власти перешла к центральным банкам
Вполне объяснимо, что во время острой фазы финансового кризиса основная ответственность легла на плечи монетарных властей. Когда производство резко упало, Центральные банки, имеющие доступ к печатному станку, действовали решительно, обеспечивая реальному сектору экономики столь необходимые «дешевые деньги». Более того, в Европе центральные банки разных стран координировались и работали в одном направлении.
Активность центробанков наложилась на пассивность и бездействие политиков. Мы видели, как Конгресс США еще несколько дней назад поставил экономику страны на грань финансового обрыва. И так за прошедшие пять лет происходило несколько раз. А в Европе из-за апатии еврочиновников и депутатов финансовым регуляторам до сих пор приходиться затыкать дыры своими несовершенными инструментами.
3. Развивающиеся страны получили преимущество
Еще один яркий результат кризиса – прогресс рынков развивающихся стран. На первом этапе, сразу после банкротства Lehman Brothers и прочих столпов американской инвестиционно-ипотечной системы, они страдали даже больше, чем западные страны. Однако затем, начиная с 2010-го, они очень быстро совершили неожиданный рывок. Насколько я помню, никто из значимых экономистов не предсказывал того, что именно развивающиеся страны (такие, как Мексика или Индия) после 2009 года станут локомотивом роста мировой экономики. Правда, в какой-то момент и они оступились: окрыленные успехами местные правительства стали проводить слишком несбалансированную политику.
4. Нормой поведения банкиров стали риски и безответственность
На самом деле никуда не делись те проблемы, которые привели к кризису. Правительства стран Запада поддержали большинство своих крупных банков, действия которых, собственно, и инспирировали кризис. В результате все довольно быстро вернулось на круги своя – банки снова получают прибыль, а политики по-прежнему их не могут контролировать. Конечно, и в Европе, и в США регулирующие органы пытаются ввести меры, которые бы удерживали банкиров от чрезмерного риска. Речь идет о внедрении свода правил под условным названием «Базель-3». Но пока этот процесс далек от завершения.