Теория и практика

Общественность требует признать ксендза Лазаря политзаключенным. Костел молится. Правозащитники молчат и ждут непонятно чего.

Недавно у меня случился приблизительно такой разговор с одним известным правозащитником.

- У вас возникли вопросы по поводу того, кого мы отныне решили считать политзаключенными? - спросил он.

- Да. Но главный мой вопрос: зачем вы так поспешили с этим определением, ведь даже в ООН еще не пришли к единому мнению и не придумали универсальное определение для политзаключенных? - ответила я.

- Вы считаете, что если человек использует насильственные методы, его не надо наказывать?

- Я считаю, что накануне выборов принимать такие определения - это сигнал: ребята, если будет Площадь и опять что-то случится, то политзаключенными вас уже никто не признает.

- Да, мы это озвучили, чтобы потом никто не обижался.

- Но вы ведь хорошо знаете, что наша милиция мирных граждан никогда не забирает. Что на Площадь всегда выходят только террористы и экстремисты, причем, ведут себя крайне агрессивно, обязательно оказывают активное сопротивление...

- С каждым делом надо разбираться.

- Коваленко, который повесил на новогодней елке флаг, не был признан политзаключенным, потому что нормальные граждане на елку не полезут, это можно сделать только из хулиганских побуждений?

- Мы работали над этим определением вместе с российскими и украинскими правозащитниками. Это не только наше мнение. Потому что насильственые методы в любом случае не допустимы.

- Только при этом росийские правозащитники защищают узников Болотной и признают их политзаключенными, хотя там тоже всякое было: кто-то кидался кусками асфальта, кто-то дрался с ментами... Видимо, под «насильственными действиями» вы понимаете не одно и то же. Они - террористов, которые убивают людей, а вы - Коваленко на елке. Или мальчиков-анархистов, которые даже не сожгли эту несчастную дверь в здании КГБ, но получили за свою выходку огромные сроки.

- В любом случае, каждое дело мы будем изучать.

В общем, не договорились. Хотя я признаю, что было бы намного проще, если бы жизнь вписывалась в идеальные схемы. Вышли люди на акцию протеста, встали, гордые, и только подставляли то правую щеку, то левую, то плечи, то почки под удары ОМОНа. А потом пришли правозащитники, им дали материалы дела почитать, экспертизы, фото- и видеосвидетельства показали, и они вынесли свое мудрое решение.

Но ведь так не было и не будет. И в данном случае я даже не про удивительные перетекания «ненасильственного сопротивления» в «насильственные действия» хочу порассуждать, а про коварство идеальных схем. Вот сейчас даже без всяких побитых окон, просто на ровном месте выстроенная теоретическая схема дала сбой.

Правозащитники,как рыба об лед, молчат по поводу ареста ксендза Лазаря. Потому что никаких подробностей этого дела они не знают. Вот если бы к ним кто-то пришел, дело принес, все рассказал, тогда можно было бы делать выводы. А так...

При этом всем понятно, что дела они не видели и не увидят, поскольку оно засекречено. Если что-то где-то выплывет, если адвокат что-то расскажет, то он будет лишен лицензии. (То есть адвокат вряд ли расскажет).

Что делать?

Ждать суда? Бессмысленно, так как открытым, чтобы правозащитники могли придти и послушать, он явно не будет.

Ждать чуда? Когда тайный агент в спецслужбах выкрадет дело и положит его правозащитникам для изучения...

Ждать смены режима? Тогда откроются архивы и в крайнем случае ксендза Лазаря можно будет признать узником совести задним числом...

В общем, мы имеем ситуацию, которая сразу поломала идеальную схему. Потому что у нас правозащитники не имеют возможности изучить дело полно, беспристрастно и всесторонне. Адвокат не может что-либо говорить. Следствие и суд никому ничего сообщать не обязаны.

В итоге нарисовалась невеселая картина. Общественность требует признать ксендза Лазаря политзаключенным, узником совести. Костел молится. Правозащитники молчат и ждут непонятно чего.

А тем временем кое-что об этом деле все-таки стало известно.

Ксендз Лазарь пропал 31 мая. Родственники сходили с ума, разыскивая его по моргам и больницам и в конце концов розыскное дело начала милиция. И вот только тогда, через две недели после ареста, позвонили из КГБ и сообщили, что Владислав Лазарь у них.

Две недели о человеке не было никаких вестей. Ау, юристы, это законно? Правозащитники, вам нечего сказать?

Со стороной обвинения в Беларуси давно все понятно, но меня в данной ситуации больше интересует, как раз, адвокат. Почему он ничего не сообщил родным? Обычно адвокаты звонят и в другие города, и в другие страны, чтобы предупредить родственников арестованных, но тут защитник напрочь онемел. И правозащитники молчат, не хотят спросить: «Что же с тобой, дорогой друг, случилось?»

Первую передачу - сменную одежду, трусы, носки - родственники смогли передать ксендзу Лазарю только в конце июля, через два месяца после ареста. Адвокат оказался таким, что даже не подсказал им, что в изолятор арестованному можно и нужно передать самое необходимое. Это когда история стала известна коллегам ксендза Лазаря, общественности, они просветили отчаявшихся и растерявшихся родственников, и сестры священника побежали собирать передачу.

Сколько было бы праведного гнева, если бы кого-нибудь из правозащитников держали в изоляторе два месяца без передач, без сменных трусов, без сменных носков? Тогда почему по поводу отца Лазаря некому возмутиться? Я бы даже предложила не ждать с моря погоды, а, исходя из уже имеющейся информации, инициировать вопрос о лишении лицензии такого «защитника».

Три месяца не были известны даже статьи УК, которые инкриминируются ксендзу Лазарю.

До сих пор неизвестны подробности этого обвинения. Не подтверждено даже, что арестован «шпион», которому Владислав Лазарь, согласно обвинению, передавал деньги. Так есть ли вообще этот «шпион»?

Полгода прошло после ареста, но до сих пор не предъявлены хоть какие-нибудь доказательства вины арестованного ксендза.

Полгода публичный человек находится в СИЗО и о причинах обществу не сообщают абсолютно НИЧЕГО.

Это нормально? Вопросов нет? Нет оснований возмущаться и беспокоиться?

Сам Владислав Лазарь в письмах родным пишет, что ни в чем не виновен и ждет освобождения. То же самое говорят люди, которые его хорошо знают - друзья, коллеги, прихожане. И только правозащитники молчат и пишут идеальные схемы. В итоге по форме у них получается правильно, а вот по сути - издевательство.

Светлана Калинкина, «Народная воля»