Анджей Новак: Конвой - отвлекающий маневр Путина

Ставка российского президента — вся Украина.

Польское издание wPolityce публикует интервью с профессором Ягеллонского университета Анджеем Новаком (Andrzej Nowak) — советологом и историком, пишет Иносми.ру.

- Вся Европа с беспокойством следит за маршрутом «гуманитарного конвоя», который движется из России в сторону Украины. Что мог задумать Владимир Путин?

- Мне представляется, что это просто очередной маневр в операции, которая продолжается уже довольно давно, и в которой я не вижу никакого перелома. Возможно, это операция, прикрывающая истинное направление удара, который будет нанесен с совершенно другой стороны, и который уже на самом деле повлияет на ход событий. Ведь в обстановке, когда весь мир, как и мы, наблюдает, что происходит с конвоем, можно свободно подготовить другой важный шаг: как на месте при помощи мощной агентуры влияния, так и в международном масштабе.

— Путин, наверное, отлично себя чувствует, наблюдая, как половина мира размышляет о его стратегии?

— Это наверняка доставляет Владимиру Путину большое удовольствие, ведь что может быть приятнее, чем будоражить всю мировую общественность и держать мир в неизвестности — будет война или нет. Это соответствует данному психологическому типу. Однако я не думаю, что все следует сводить к личному удовлетворению Владимира Владимировича Путина. Дело, скорее, в политической цели, а она одна: подчинить себе всю Украину, подчеркиваю, целую, а не часть.

— То, что вы рассказываете, заставляет уже вообразить себе ситуацию, в которой российские войска стоят на польской границе. Это вообще возможно?

— Мне не кажется, чтобы Владимир Путин дошел сейчас до Львова, это не такая легкая операция. Мои слова нацелены на то, чтобы на минуту оторвать взгляд от этого конвоя, от происходящего в Луганске и Донецке, потому что Путину, без всякого сомнения, важен не конвой и не Донецк. Ставкой остается будущее всей Украины. Путин не может об этом не думать, и думать со всей серьезностью, так как старая правда, которую повторяют многие мудрые люди, такова, что без Украины у России нет будущего в роли доминирующей над всей Европой державы.

— Этот конвой — просто отвлекающие движения?

— То, что мы сейчас наблюдаем: этот конвой, то, что Россия, как кобра, привлекает наше внимание, пытается нас парализовать змеиными движениями конвоя, все это служит своего рода психологической войне, которая призвана ослабить украинцев, чтобы они обессилели от постоянной угрозы войны. То же самое касается и Западной Европы. Следует обратить внимание, какие действия предпринимает российская дипломатия, чтобы склонить Запад не делать каких-либо однозначных проукраинских заявлений. Коротко говоря, Россия стремится с одной стороны страхом, символом которого выступает конвой, а с другой — закулисным давлением (которого мы, конечно, не видим, но симптомы которого мы считываем) изолировать Украину и запугать Европу, чтобы та оставила Киев. Речь не о только том, чтобы Запад принял аннексию Крыма, важно, чтобы Украина осталась одна, чтобы ее оставили России, ведь мы не станем рисковать войной за украинцев. Так это выглядит. Кремль хочет продемонстрировать весь ужас слова «война». Это легко сделать в контексте годовщин: сотой со дня начала Первой мировой и семьдесят пятой — Второй мировой. Это заставит Запад задать самому себе вопрос, который нам так хорошо известен по атмосфере в Польше после 10 апреля 2010 года: «Мы же не станем объявлять России войну» (в этот день под Смоленском потерпел крушение самолет президента Польши Леха Качиньского Ту‑154 – прим. редакции). За что? За какой-то Луганск? Кто бы хотел умирать за Луганск? Кто бы хотел потерять один евроцент за Луганск, что уж говорить о жизни…

— Против России вводятся более или менее эффективные санкции, на Путина со всех сторон сыплются громы и молнии. А как воспринимают то, что он делает в самой России? Народу, наверное, нравится последовательность в восстановлении советской империи?

— Он пользуется сейчас, несомненно, большой поддержкой. Но есть и другая сторона. Та часть общества, которая проявила себя два года назад и протестовала против фальсифицированных думских, а позже президентских выборов, остается активной. Эта группа отчетливо ориентирована на пользование прелестями жизни на Западе, она привязана к идее открытости России к Европе и Европы к России. Если эта открытость оказалась под угрозой из-за санкций против России и настолько негативных отношений Западной Европы с Москвой, то эта группа выражает свое недовольство. Они видят некоторую проблему в том, что, например, в Англии на них начинают очень косо смотреть, что Россию в Европе считают, скорее, врагом. Проистекающие из этого неприятности затрагивают несколько, максимум полтора десятка процентов российских граждан, но это важное меньшинство, ведь оно сконцентрировано в крупных городских центрах. И поэтому я бы не стал недооценивать ни санкции, ни эту атмосферу клеймения Путина и путинской России в Европе. Это имеет свое значение, и, скажу прямо, это хорошо. Путин впервые столкнулся с такого рода остракизмом. Впервые часть общества получила такой сигнал. Оказалось, что вождь побеждает не на каждом участке, что мы не завоевали Европу и не можем ездить в Лондон, как в губернский российский город. Важно, что Путин не может полностью игнорировать эту общественную группу. Если эти санкции и этот остракизм продержатся еще, скажем, год, это будет иметь совершенно разрушительное воздействие на путинский режим.

— Будет ли Запад настолько последователен?

— Этого я не знаю и опасаюсь, что Запад может не удержать этих санкций. Ведь, как я говорил, Путин при помощи инструментов влияния и дипломатии работает над тем, чтобы западные государства отказались от политики санкций, стремится к новой «политике умиротворения». Сравнение Путина с Гитлером справедливо с этой единственной точки зрения. Ситуация на самом деле идентична 1936-37-38 годам, когда за очередными актами агрессии следовало очередное словесное осуждение, а потом отход назад ради «сохранения мира». Это идеальный сценарий, который стремится воплотить в жизнь Путин. Но я все же продолжаю считать, что его цель — не развязывание мировой войны, что, несомненно, отличает его от Гитлера.