Мир на условиях Путина

Как понимать соглашение о прекращении огня.

Выиграла ли Россия войну на Украине? В конце прошлой недели в Минске переговорщики, представлявшие Украину, сепаратистские силы и Россию, договорились о прекращении огня — что также предполагает освобождение пленных и совместное патрулирование границы. Кроме того стороны туманно заявили о готовности вместе работать над политическим урегулированием. Если эти договоренности будут соблюдаться — хотя ранее ряд аналогичных соглашений был нарушен сразу же после подписания, — тогда активная фаза боев на восточной Украине завершится на благоприятных для российского президента Владимира Путина условиях. Украинские силы прекратят свои длящиеся уже пять месяцев попытки разгромить повстанцев Донбасса, что означает фактическое создание сепаратистского пророссийского государственного образования и по определению неопределенную и нестабильную ситуацию.

Независимо от того, станут ли контролируемые повстанцами регионы Донбасса второй Республикой Сербской (государством в государстве, влияющим на решения, которые принимаются в столице) или новой Абхазией (замороженным конфликтом), Кремль на долгие годы получит механизм для ослабления украинского государства и для влияния на его политику. Процесс политического урегулирования, вероятно, затянется на некоторое время — если не навсегда: ни один украинский лидер не пойдет на уступки, которых требуют московские хозяева повстанцев. Незавершенная гражданская война в состоянии вечного перемирия, которое, вероятно, будет прерываться периодическими стычками — так как многие из повстанческих формирований и украинских батальонов на передовой относятся к соглашению скептически — будет связывать руки администрации Порошенко и украинскому государству не одно десятилетие.

В частности Украине будет сложнее реформировать и укреплять государственный аппарат, искореженный многолетним небрежением и коррупцией. И, разумеется, эта страна в ближайшее время вряд ли сможет представлять реальную угрозу интересам России, как их понимает президент Путин. Более того, даже если в какой-то момент она все же начнет им угрожать, у Москвы будет удобный рычаг для давления и запугивания. Что не менее важно для России, тлеющий конфликт на востоке станет непреодолимой преградой для прихода НАТО на Украину — кошмарного сценария с точки зрения Путина и его антизападно и реваншистски настроенных советников.

Как я писал в прошлом месяце, у Путина есть множество оснований делать ставку на эскалацию конфликта — в том числе потому, что его политические задачи на Украине для него важнее, чем та экономическая и политическая цена, которую придется заплатить за подобную политику. Проще говоря, после протестов Майдана и падения украинского президента Виктора Януковича, Путин стал больше заботиться о том, чтобы Украина была ослабленной, раздробленной и связанной, чем Соединенные Штаты и Евросоюз — о том, чтобы избавить ее от такой участи. Вдобавок, подрыв позиций НАТО и демонстрация слабости созданной Западом системы безопасности для Путина выглядит дополнительным, более глубоким плюсом. Возможно, именно это стремление объясняет историю с похищенным в пятницу офицерами ФСБ агентом эстонской спецслужбы. Если посмотреть на ситуацию с этой точки зрения, то конфронтация с Западом за Украину может показаться привлекательной перспективой. Чем сильнее напряженность и ощущение кризиса, тем больше возможностей продвигаться вперед видит Путин.

Соглашение о прекращении огня, подписанное по предложению Путина и при его поддержке, предполагает, что Кремль в конечном итоге предпочитает вмешательство полномасштабному вторжению. Это должно позволить России помочь повстанческим силам занять максимальную территорию — и при этом избавить ее от головной боли, связанной с полной аннексией Донбасса. В середине августа казалось, что украинские войска вот-вот возьмут города Донецк и Луганск. Их штурм выглядел бы чудовищно и унес бы немало жизней мирного населения, однако Киев явно стремился к победе, пусть и грязной. Однако Россия увеличила свою вовлеченность в конфликт, отправив атаковать украинские позиции регулярные десантные части и тяжелую артиллерию.

Появление регулярных российских сил, судя по всему, должно было переломить ход войны, а также раз и навсегда продемонстрировать украинскому президенту Петру Порошенко, что Путин не позволит ему добиться военной победы и готов доказывать это, заставляя украинские силы нести тяжелые потери. Угроза утраты Мариуполя — стратегического порта на Азовском море — должна была стать для Порошенко последним ударом и убедить его сесть за стол переговоров. И это сработало: ужасные потери, понесенные в таких городах, как Иловайск, показали ему пределы сил украинской армии, а Запад ясно дал понять, что он не намерен сражаться за Украину. На прошлой неделе в очередной своей речи президент США Барак Обама намекнул, что Вашингтон готов защищать своих союзников по НАТО, но те, кто не входит в альянс — то есть, в данном случае, Украина, — не могут ожидать того же уровня прямой военной помощи. В результате Порошенко согласился на перемирие — хотя избегал этого почти три месяца, пока считал соотношение военных сил выгодным для Киева.

Если учесть дисбаланс между путинским пониманием российских интересов, нежеланием Запада противодействовать продвижению Путиным этих интересов и возможностями Украины в свете ее ослабленной экономики, а также потрясений, вызванных в прошлом феврале революцией, итоги вроде тех, о которых стороны договорились в пятницу в Минске, были, вероятно, неизбежны с самого начала. В конце концов, Путин был готов зайти дальше и рисковать большим, чем прочие участники украинской драмы. Однако тот факт, что этот ход событий был очевиден уже почти пять месяцев — с самого начала войны — заставляет задаться вполне определенным вопросом: почему американские и европейские политики и дипломаты не среагировали на него вовремя?

Пока Киев наращивал на востоке масштаб того, что он называл «антитеррористической операцией», западные политики одобрительно наблюдали за этим процессом, заставляя Порошенко думать, что они поддерживают избранное им военное решение. Хотя было очевидно, что Путин не будет спокойно смотреть, как повстанцы терпят поражение на поле боя — и действия России в последние две недели это наглядно доказывают, — никто на Западе, судя по всему, не посоветовал Порошенко прекратить наступление, пока Киев сохраняет преимущество, и добиться переговоров на благоприятном фоне. Более того, мало кто из западных лидеров признавал, что восстание против Киева пользуется в Донбассе серьезной поддержкой со стороны местного населения и что действия Киева против восставших зачастую были кровавыми и жестокими. Оба эти упущения приводили к ошибкам в расчетах, что в конечном итоге обеспечивало Путину дополнительные преимущества, открывая возможности для кремлевских манипуляций.

Все это предполагает, что у Вашингтона, Брюсселя и Киева есть проблемы не только со стратегией, но и с воображением. Нежелание капитулировать перед Путиным понять можно, однако ни у кого не было надежных идей, как противостоять российской мощи после активного вступления Путина в войну. Американские официальные лица утверждают, что они неоднократно предлагали российскому президенту «дипломатические выходы» — вот только речь шла не о взвешенном курсе и не о начале переговоров. Вместо этого Вашингтон просто убеждал его согласиться на план из 14 пунктов, разработанный Порошенко в июне. Добиться этого, разумеется, было нереально, и подобный подход лишь подготовил почву для того, что мы увидели в Минске — для завершения войны на условиях Путина по итогам российского военного вмешательства.

Впрочем, все это в конечном счете демонстрирует не силу Москвы, а ее слабость. Готовность Путина полагаться на ассиметричные и скрытые методы ведения войны означает признание того факта, что Россия не обладает подавляющим превосходством в обычной военной и экономической мощи. Это — тактика стран, пытающихся выступать не в своей геополитической весовой категории. Возможно, на Украине Путин сумел мобилизовать российское государство и ценой больших издержек и серьезных угроз для собственного правления переиграть Запад, но это не делает Россию возрождающейся сверхдержавой. По-видимому, повстанцы и российские части сейчас продолжают артобстрел окраин Мариуполя. Это показывает, что Кремль, судя по всему, намерен продолжать наступление или, по крайней мере, не собирается слишком усердно удерживать пророссийские силы от наступления — несмотря на договоренности о перемирии.

Предсказать, как будут развиваться события после Минского соглашения, трудно — этим оно напоминает соглашение, подписанное Януковичем 21 февраля, которое продержалось всего несколько часов. Во-первых, само по себе прекращение огня может оказаться кратковременным. Во-вторых, точные границы и состав антикиевского пророссийского сепаратистского анклава на востоке пока не определены. Путин вполне может продолжить очевидным, но неофициальным образом использовать российские силы, чтобы отодвинуть границы на запад (возможно, рассчитывая получить сухопутную связь с Крымом). При этом, в конечном счете, юридический и географический статус того протогосударства (или сепаратистской территории), которое может возникнуть по итогам Минска, менее важен, чем сам факт его существования. Для Путина это будет означать, что Украина стала слабой, раздираемой внутренними конфликтами и уязвимой для политических махинаций Москвы. Более или менее к этому Путин и стремился с тех самых пор, как протест Майдана сверг Януковича.

Джошуа Яффа, «Foreign Policy», перевод — Иносми.ру

Фото: AP