Координатора «Европейской Беларуси» милиционеры вывезли из тюрьмы и 7 часов незаконно удерживали силой.
Об этом Максим Винярский, который отбыл 15 суток ареста по сфальсифицированному обвинению, сообщил сайту charter97.org в ночь на 14 сентября, когда ему наконец удалось выйти на свободу.
- Примерно в 16.40 меня подняли из камеры на второй этаж в дежурную часть тюрьмы. Дежурный отдал мне справку о моем освобождении, я расписался. Потом мне сказали: «Подождите в коридоре». Через минут 10-15 минут вошли два сотрудника милиции в форме, но без удостоверений и бэджей. Они подошли к дежурному, о чем-то поговорили и где-то у него расписались. Потом они вышли ко мне в коридор и велели идти за ними. Я просил их представиться, спрашивал, что происходит, но меня молча схватили и поволокли к выходу из тюрьмы.
Во дворе тюрьмы уже стояла серая легковая машина. Я успел крикнуть, что меня вывозят, но меня затолкали в салон и вывезли за ворота. Дворами меня вывезли на второе кольцо и привезли к универсаму «Рига», затем — в опорный пункт Советского РУВД, в тот самый, где мне оформляли арест.
Там мне предложили сесть на стульчик и сидеть. Я спросил, что происходит, мне ответили: «У вас еще не закончился административный арест». До конца ареста оставалось 13 минут. По истечении этого времени я потребовал меня освободить и хотел уйти, но меня не выпустили. Заблокировали проход и начали отталкивать от двери.
Потом со мной никаких разговоров не вели. Звонить не давали. Один раз, в часов 8-9, один из капитанов подошел и предложил «побеседовать». Я отказался. Написал заявление с требованием вызвать адвоката и отказался участвовать в каких-либо процессуальных действиях (в том числе беседах, разговорах и т.д.). Какой-то майор прочитал и сказал: «Серьезный документ. Вас тут никто не держит».
Я вышел на улицу, спросил, сколько времени. Оказалось, уже 23.45. Стал дозваниваться из телефона-автомата до родных и близких.
- Чего они добивались?
- Могло быть что-то более серьезное. Возможно, меня спасло, что успел громко крикнуть перед тем, как меня затолкали в машину и помахать из окна людям, которые меня ждали у ворот тюрьмы.
Одновременно мои родственники уже искали меня по всем РУВД, писали заявления о моем исчезновении.
Шум был уже слишком большой, чтобы меня задерживать дольше, поэтому пришлось освободить.
- Накануне суда со стороны сотрудников милиции звучали угрозы убийства в ваш адрес.
- Да, один из милиционеров, который выступал у меня на суде свидетелем, действительно, высказывал угрозы физической расправы. Причем делал это в присутствии своего начальника, который ласково этому усмехался. Я не знаю причин, по которым он это делал, но такое было.
Я, в принципе, ожидал всего. Не исключал, что могут расправиться в тюрьме. Но он не появлялся, и замначальника Советского РУВД, который руководил моим арестом, я также не видел.
Возможно, у них что-то не срослось. Периодически кто-то звонил милиционерам в опорном пункте на мобильники, и они сразу выходили из здания, чтобы я не слышал, о чем они переговариваются.
Может, День города им помешал. Милиция работает в усиленном режиме, кто-то не смог приехать...
- А как прошли очередные 15 суток на Окрестина?
- В принципе, все тоже самое. Грязь, скудная еда, ужасные условия. Единственное, когда меня везли туда, замначальника Советского РУВД лично мне сказал: «Вам стоит или сменить вид деятельности, либо сменить страну проживания. В противном случае, будете гнить по тюрьмам».
- Сколько в общей сумме суток вы провели в тюрьмах?
- Кажется, 265 дней. Я уже перестал подсчитывать...
- Чем это, в конце концов, закончится?
- Либо они меня, либо я их. Сдаваться не собираюсь. Аресты становятся все более дикими и беспринципными. Одно дело арест за акцию солидарности с украинским народом у посольства Украины, а другое дело — когда тебя хватают перед Чемпионатом мира по хоккею, перед Чернобыльским шляхом, перед каждым мало-мальски важным мероприятием... Совершенно немотивированные аресты демонстрируют, что у них нет иных способов справиться с нами, как просто изолировать.
Но тут я им ничем помочь не могу. Останавливаться и молчать я не собираюсь.