Следствие об исчезновении оппозиционеров в Минске закрывается в связи с истечением сроков давности. Виновные известны, хоть и не названы
16 сентября 1999 года один из главных оппонентов Александра Лукашенко, бывший председатель Центризбиркома Виктор Гончар и его друг, бизнесмен Анатолий Красовский, не вернулись домой. Еще один противник Лукашенко — бывший министр внутренних дел Юрий Захаренко — пропал без вести чуть раньше, 7 мая того же года.
Уголовные дела возбудили одновременно — 17 сентября 1999 года, когда стало ясно, что исчезновения связаны между собой. Прошло 15 лет, и истек срок давности для привлечения к уголовной ответственности тех самых «неустановленных лиц», чьи имена знает вся Беларусь. После 17 сентября оба дела будут закрыты, а матери, вдовы и дети пропавших перестанут официально считаться потерпевшими.
«Новая газета» уже писала подробно об обстоятельствах исчезновений. Юрий Захаренко, бывший министр внутренних дел, 6 мая 1999 года позвонил жене с автостоянки: сообщил, что поставил машину и через пять минут будет дома. Больше его никто никогда не видел. Виктор Гончар и Анатолий Красовский вечером 16 сентября пошли, как всегда по четвергам, в баню. Вышли оттуда в 22.35 — и больше их никто никогда не видел. Родственники, друзья, единомышленники, просто люди, которые думают, а не смотрят белорусское телевидение, прекрасно понимали, по чьему приказу все это случилось. Но в 2001 году в распоряжении журналистов оказался рапорт начальника криминальной милиции МВД Беларуси Николая Лапатика министру внутренних дел Владимиру Наумову:
«6 мая 1999 года Шейман В.В. (в то время госсекретарь Совета безопасности, главное доверенное лицо Лукашенко. — И. Х.) дал указание Сивакову Ю.Л. (тогдашнему министру внутренних дел. — И. Х.) выдать пистолет, которым приводится в исполнение приговор о смертной казни, Павличенко Д.В. (в то время командир спецназа внутренних войск. — И. Х.). В данное время Шейман В.В. дал указание Павличенко физически уничтожить бывшего министра внутренних дел Захаренко Ю.Н. Информационное обеспечение местонахождения Захаренко для действий Павлюченко было обеспечено спецподразделением Васильченко Н.В., задание на которое ему также дал Шейман В.В. через своих сотрудников. Акция захвата и последующего уничтожения Захаренко была произведена Павличенко, командиром роты СОБРа, и командиром 1-й роты спецназа и четырьмя его бойцами. 8 мая 1999 года пистолет Павличенко сдал Алкаеву (в то время начальнику СИЗО № 1, где приводились в исполнение смертные приговоры. — И.Х.). По аналогичной комбинации 16 сентября 1999 года Павличенко провел акцию захвата и уничтожения Гончара В.И. и Красовского А.С. Место захоронения трупов Захаренко Ю.Н., Гончара В.И., Красовского А.С. — предположительно спецучасток последних могил на Северном кладбище».
На следующий же день после обнародования рапорта начальник СИЗО № 1 Олег Алкаев подтвердил выдачу расстрельного пистолета 6 мая и 16 сентября 1999 года. Казалось, все предельно ясно. Но Александр Лукашенко на разглашение рапорта отреагировал по-своему: он отправил в отставку генерального прокурора, подписавшего постановление об аресте Павличенко, а генеральным прокурором назначил того самого Виктора Шеймана, который, как следует из рапорта генерала Лапатика, отдавал приказы на уничтожение. И следствие затихло. А в 2003 году и вовсе было приостановлено — по официальной версии, в связи с тем, что не удалось установить личности преступников.
Но приостановление расследования оказалось палкой о двух концах: следствие было обязано ознакомить потерпевших с материалами дела. Если четыре года жены пропавших не могли получить от следователей никакой информации, потому что те многозначительно ссылались на тайну следствия, то после приостановления они получили доступ к материалам. И выяснили, что кровь, обнаруженная возле той злополучной бани, откуда исчезли Гончар и Красовский, по результатам геномной экспертизы была идентифицирована как кровь Виктора Гончара. Что были свидетели, которые слышали крики о помощи. Что заместитель министра внутренних дел Чванкин во время допроса подтвердил: тогдашний министр Сиваков приказывал получить в каком-либо подразделении МВД пистолет для бесшумной стрельбы. Что и бывшего министра все-таки допрашивали о расстрельном пистолете, и тот дал странные показания: «В целях реализации замысла по совершенствованию пенитенциарной системы была необходима достоверная информация по организации и обеспечению процедуры исполнения высшей меры наказания». Но вот как и когда он приказывал изымать расстрельный пистолет — сказал, что не помнит.
Если следствие приостановлено, то и тайна следствия не действует. И жены пропавших рассказывали публично о том, что прочитали в материалах дел.
Правозащитник Олег Волчек, бывший следователь прокуратуры, все эти годы был официальным представителем матери пропавшего Юрия Захаренко. Он считает, что дела не будут закрыты. «Понимаете, в случае закрытия им придется ознакомить потерпевших с материалами, — рассказал он «Новой газете». — И все станет достоянием общественности: или их полное бездействие, или же то, что власти все эти годы скрывают. Так что, с одной стороны, закрывать дела им невыгодно. Проще делать вид, будто следствие ведется, и не давать родственникам пропавших никакой информации. С другой стороны, закрытые дела сразу лишат нас — потерпевших и их представителей — возможности писать ходатайства и жалобы и вообще требовать от них чего бы то ни было. И еще: по закону суд признает пропавшего без вести умершим по заявлению родственников через 3 года после исчезновения. Но когда мы с матерью Юрия Захаренко обратились в суд, нам отказали, ссылаясь на то, что, пока идет следствие, нельзя признать человека умершим. Закрыть дела означает все-таки признать официально, что их убили. А пока — будто бы и не было никаких убийств. Мне интересно, как власти сейчас будут выкручиваться».
А вот так и будут, как все 15 лет. Ирина Красовская, жена похищенного Анатолия Красовского, так и не знает, чем пополнялись материалы дела с того 2003 года, когда следствие было опрометчиво приостановлено. С тех пор она каждые три месяца получает уведомление о продлении сроков следствия и не имеет права задавать вопросы. Вернее, не имеет права на ответы: тайна следствия, все в рамках закона. С момента возобновления следствия все родственники успели получить по 45 таких бумажек.
Из семьи Захаренко в Беларуси осталась только мама Юрия Николаевича Ульяна. Его жена, дочки, внук уехали в Германию, в Мюнстер. Невыносимо было оставаться.
Ирина Красовская тоже уехала из Беларуси, живет в Вашингтоне и сотрудничает с рабочей группой ООН по предотвращению насильственных исчезновений. За 15 лет она нашла много новых подруг — жен таких же пропавших из Латинской Америки, Азии, Африки. Но ту боль, которая разрывала ее 15 лет назад, преодолеть так и не удалось.
— Боль не уходит, она все время внутри, — говорит Красовская. — Я стараюсь, иногда даже заставляю себя не думать о тех событиях, о прошлом, — иначе не выжить. Самыми трудными были первые годы, когда вся жизнь изменилась в одно мгновение, и рухнуло всё и сразу. Самым ужасным стало мгновение, когда я поняла, что уже никогда больше не увижу любимого человека: оно приближалось постепенно, но накрыло сразу и очень больно. Но я старалась, чтобы никто не знал и не видел: не умею горевать на людях. И с дочками мы никогда не обсуждаем это. Каждая плачет сама себе. Моя задача все 15 лет — не дать забыть о людях, которые похищены, о факте похищения, о том, что происходит в Беларуси сейчас.
Все было слишком давно. Кто-то уже забыл. Кто-то вырос, вообще не зная, что это произошло. И главное — не забыть, дожить, дождаться, узнать правду, наказать виновных, пролить новые слезы, выдохнуть — и вдохнуть наконец легко и печально. И еще долго-долго жить.
Ирина Халип, «Новая газета»