Паровозик в детской

Единственное, что имеет значение в настоящий момент - это наша способность выйти из детской и настоять на том, что мы взрослые свободные люди.

Нервная полемика, вспыхнувшая в нашей разнообразно-либеральной среде после недавних заявлений Навального и Ходорковского по крымскому вопросу, в очередной раз выявила нашу уникальную способность устраивать большие разборки в углу детской комнаты из-за игрушечного паровозика.

Ситуация, что и говорить, серьезная. Про Лешу Навального мы уже подозревали нехорошее и знали, что он националистическая бяка. А вот Миша Ходорковский, за которого мы много лет заступались как за хорошего демократического мальчика, не оправдал нашего либерального доверия и оказался в плохой империалистической компании.

Стыдно, Миша, стыдно, Леша! — говорим мы им и заявляем о своей принципиальной позиции: не садиться какать с этими плохими ребятами на одной полянке.

Тем временем за пределами нашей детской идет давно налаженная взрослая жизнь. Там рулит директор интерната, старый чекист, давно приватизировавший всё это аж до линии горизонта, там гуляют по буфету его бывалые кореша-завхозы с шубохранилищами и обслугой...

В обслугу входят мордовороты, следящие за тем, чтобы мы не выходили из детской.

Мы их всех, конечно, не любим, но настоящий темперамент прорезается в нас только в углу на коврике, в борьбе за наш игрушечный паровозик. Тут мы совершенно беспощадны.

Дорогие мои товарищи по несчастью! Последователи Гриши, сторонники Кости, любители Бори и друзья Гарика, разочаровавшиеся в Мише и недовольные Лешей… Нас тут, на круг — десятки миллионов людей. Взрослых, если верить паспортным данным. По преимуществу, довольно начитанных и с высшим образованием… Мы давно и наглухо отрезаны от какого бы то ни было участия в принятии решений в нашей стране, захваченной старым чекистом и его мордоворотами, и знаете: этот общий знаменатель кажется мне гораздо более существенным, чем все остальное.

Наши расхождения по крымскому и многим другим вопросам очень серьезны — и были бы крайне важны, если бы участники дискуссии находились в парламенте и правительстве (или могли реально претендовать на это), а сама дискуссия происходила бы в прайм-тайм на телевидении, как это бывает в свободных странах.

Но наши идеологические бои, если вы заметили, происходят на краешке местной паутины — бои между людьми, выгнанными вон из своей страны, и людьми, сидящими под домашним арестом, — при участии группы тихих либералов, которым хамоватые дяди, решающие судьбы Родины, Христа ради разрешили переползти пятипроцентный барьер на муниципальных выборах и посидеть в уголку среди взрослых. (А могли бы и бритвой по глазам — о чем тихие либералы очень хорошо помнят.)

При этом общем ничтожном статусе все наши расхождения не стоят, на мой взгляд, выеденного яйца. И единственное, что имеет значение в настоящий момент — это наша способность выйти из детской и настоять на том, что мы взрослые свободные люди. Только это.

Сделать это можно — только всем вместе, не отвлекаясь на столь важные отличия между Мишей, Гришей и Лешей.

Для начала, как мне кажется, стоит попробовать вести себя не на уровне детского сада.

А отдаст ли мальчик Миша Крым или не отдаст — это, конечно, жутко интересно (как и судьба паровозика), но я бы не концентрировался на этом вопросе так сильно.

Виктор Шендерович, «Ежедневный журнал»