Край вечно зеленых мандаринов

02.12.2009 политика

После признания независимости Абхазии республика попала в еще большую зависимость от России, но жить лучше не стала.

Двенадцатого декабря в Абхазии выборы президента, четвертые в ее истории и первые после признания Россией независимости республики. Предвыборные дискуссии идут вокруг нескольких последних лет, что Абхазией управляет Сергей Багапш. Между тем люди по-прежнему заняты выживанием и не ощущают в своей жизни особенных перемен. Корреспондент «Новой» проехал через всю республику до грузинской границы, чтобы понять, что такое независимость по-абхазски.

Без парашюта

С маяка море кажется необъятным, а Сухуми — совсем маленьким. В хорошую погоду на рассвете отсюда можно разглядеть турецкий берег. Вскарабкавшись по крутой лесенке и протиснувшись в узкий люк, Владимир Владимирович протирает стекла на самой верхней площадке, где ритмично вспыхивает маячная лампа. Светит она, кажется, тускло, но за счет специальной линзы Френеля видна километров на 30. Сухумский маяк привезли из Парижа давным-давно, в 1861 году. Громадные заклепки, винтовая лестница, уходящая вверх бесконечной спиралью… Кое-где даже сохранились «родные» толстенные стекла. А в них — залепленные скотчем пулевые отверстия.

После грузино-абхазской войны маяк был не в лучшем состоянии. Восемь лет назад Владимир Владимирович Абрашкевич с женой Ириной Михайловной Яковлевой решили его восстановить. Ремонт начинали за свои гроши, «из любви к искусству», как сами говорят. А потом от миссии ООН, где работал Владимир Владимирович, удалось получить деньги. Но ооновцы покрасили ржавое железо без подготовки, и теперь краска опять облупилась. Грустная картина. Единственное светлое пятно — свежевыкрашенная входная дверь. Правда, со следами ботинок: на маяк все время пытаются влезть воры. Они расстреливают стекла и сегодня, словно война не прекращалась.

Ирина Михайловна и Владимир Владимирович — коренные питерцы, которые решили перебраться сюда в 1998 году. Она — театральный режиссер, он — физик (работал в петербургском Институте источников тока). В Абхазию его пригласили как специалиста по радиосвязи.

Усевшись в старый микроавтобус, приезжаем к хранителям маяка домой. Ворота невысокие, но с колючей проволокой. Во дворе три огромные собаки играют с кошками. Недавно супруги ушли минут на 15 выгуливать собак, и за это время дом обокрали. В Сухуми мне не раз рассказывали о людях, которых почему-то называют парашютистами. Они приехали в абхазскую столицу из горных сел, заняли брошенные дома и ничего не делают. Парашютисты добродушны, и ходить ночью по городу можно без опасений. А вот машину без присмотра лучше не оставлять.

Пока суд да дело, Ирина Михайловна подает на стол пирожки и молодое домашнее вино. В углу висит позолоченная памятная доска. Их сын, Андрей, тоже работал в миссии ООН. Погиб 8 октября 2001 года, в Кодорском ущелье, когда люди из отряда чеченского полевого командира Руслана Гелаева сбили вертолет с ооновскими наблюдателями. Невестка с двумя внучками из Абхазии уехала, а Владимир Владимирович с Ириной Михайловной уезжать не хотят. Да и некуда. Тем более три года назад получили абхазское гражданство. Сегодня Владимир Владимирович — консультант Совета безопасности республики. Но получает российскую пенсию, меньше 2 тысяч рублей.

Дорога с облаков

На набережной Сухуми — предвыборные листовки, кафешки и бомжи (причем часто — с бутылкой шампанского). Живу в новом отеле, который нижегородский бизнесмен Хрущев недавно открыл с кем-то из местных. Раньше это была туристическая гостиница, которую во время войны сожгли. А сейчас за копеечную по российским меркам плату получаешь вполне цивильные условия. Правда, непривычно сидеть под кондиционером и видеть в евроокно разбитые дома.

Продукты в магазинах почти все российские. Примерно половина абхазского населения живет в сельской местности, но сельского хозяйства в республике практически нет. Знаменитые мандарины приносят в бюджет Абхазии мизер. Да и сам бюджет — меньше 4 миллиардов рублей, из которых два с лишним дает Россия. Вот такая независимость.

Министр иностранных дел республики Сергей Шамба принимает меня сразу. Ведомство, которое должно быть самым закрытым, в Абхазии самое открытое. Спрашиваю у Шамбы о признании абхазской независимости Венесуэлой и Никарагуа.

— Центральная и Южная Америка — огромный континент. Гораздо больший, чем Европа, — говорит министр. — Но их признание для нас не вопрос жизни и смерти. Независимость Косова признали более 60 стран, а Абхазию — 3. Но где эта норма? Развитие отношений с Европой для нас тоже не бесперспективно. Просто нужно дать европейцам объективную информацию.

С водителем Давидом едем в Очамчиру. Последний раз я тут был в прошлом году и сейчас сравниваю. На трассе появились новые «лежачие полицейские». Но Очамчира выглядит еще более серой и нищей. Продавщица Циала из вещевого магазина на улице Адлейба машет рукой:

— Может, в Сухуми эту независимость и ощутили. А по мне, так только тяжелее стало.

На местном рынке есть сапоги, куртки, часы, косметика, батарейки, но нет покупателей. Дареджан Кишмария за последние два дня не продала ни одной вещи. А если продаст, то побежит отдавать долги. Впрочем, Людмила, торгующая бижутерией, положительные изменения видит:

— В прошлом году по ночам стреляли, а теперь молчат.

К разговору подключается Аслан Думава из ветеринарной службы рынка:

— Напиши, чтобы президент дал деньги на новую крышу. А то во время дождя мы под зонтиками торгуем. Невозможно уже.

В прошлом году партии «Единая Абхазия» еще не было. А сейчас эта структура обрастает атрибутами «Единой России», включая преданные молодежные организации. На центральной площади Очамчиры все та же заросшая травой плитка, зато поставили плакат движения «Молодая Абхазия»: президент Сергей Багапш обменивается папкой с российским президентом Медведевым. Это смотрится непривычно, потому что о Медведеве в Абхазии не говорят. За столом, в магазине, на улице всегда вспоминают Путина, причем одинаковыми словами: «великий человек», который «спас Россию».

Движемся к грузинской границе, в город Гал. В прошлом мае, помню, он был безлюдным, а сейчас есть прохожие. На сожженных и расстрелянных домах появились новые вывески магазинов. Открылся даже компьютерный центр — проект датского Совета по беженцам. В гальском офисе организации — флаг Евросоюза и едва ли не единственное в районе пианино. Управляющий Дейан Делетич показывает мне фото проектов, реализованных в Гале: цех по производству мебели, отремонтированный класс в школе, восстановленная электролиния.

— За последний год тяжелее работать стало, потому что работы прибавилось, — устало говорит Дейан.

На президентских выборах 2004 года мингрелы, которых в Гальском районе подавляющее большинство, поддержали нынешнего главу республики Сергея Багапша. На улице завожу разговор с местной жительницей Фатимой Цулая. Спрашиваю о признании Россией независимости Абхазии и о выборах.

— Для меня ничего не изменилось. Да и на будущие выборы не надеемся, — говорит Фатима. — Верили Багапшу, а он нам даже дорогу не сделал.

Похожего мнения придерживается и местный житель Гигла Геладзе:

— Лучше не стало. Работы нет, зарплаты нет, пенсия у меня 500 рублей. Да еще и экономический кризис, продукты подорожали.

До грузино-абхазской границы совсем недалеко, но дорога «убитая». Нас обгоняет российский БТР с военными на броне. Увидев у меня фотоаппарат, делают запрещающие жесты.

Встретиться с российскими пограничниками пытаюсь через пресс-секретаря погранслужбы РФ в Абхазии Василия Малаева. Меня переадресовывают в московский Центр общественных связей ФСБ. Впрочем, то, что российские пограничники не устроены и ютятся в палатках, — ни для кого не секрет.

Сама граница по сравнению с прошлым годом выглядит более воинственно. Четыре дота построены из старинных каменных тумб, на которые уложены белые мешки с песком. Пулеметы смотрят в сторону Абхазии. Пушка БТРа целится на мост через реку Ингур. В прошлый раз меня здесь задержали, стоило достать фотоаппарат. С абхазским пограничником, который задерживал, встречаюсь как со старым знакомым.

— Сейчас тяжелую технику вывели, можно ремонтировать дорогу, — рассуждает пограничник.

Бессменный владелец магазинчика на границе Гурам Гамсахурдиа жалуется, что за последний год покупателей почти не стало. На отток клиентов сетуют и таксисты, одиноко стоящие в сторонке.

На обратном пути Давид говорит, что приходится часто менять амортизаторы. И дело не только в приграничной трассе.

— В Сухуме на проспекте Мира дорогу стали асфальтировать и бросили. Мы вышли всей улицей, приехал Багапш. Вызвал дорожников и дал два дня, чтобы доделать. Это было год назад. Делают до сих пор.

Спрессованные

Оппозиционные газеты пишут о власти вещи нелицеприятные, и таких изданий в республике немало. С Виталием Шария, главным редактором газеты «Эхо Абхазии», сидим в знаменитом месте — рядом с отелем «Рица» на набережной Сухуми, где пенсионеры стучат в домино и спорят о политике. Спрашиваю: власти на прессу давят? Виталий рассказывает, как в начале года молодые сторонники президента вывезли в тихое место главного редактора газеты «Чегемская правда» Инала Хашига и предложили задуматься о судьбе Дмитрия Холодова и Анны Политковской. Сам Виталий Шария недавно имел разговор с президентом: в «Эхе Абхазии» была карикатура, где Багапш и Путин поджали ноги в креслах перед подметающей уборщицей, — это к тому, как власти в спешке вылизывали центр Сухуми к приезду российского премьера.

— Багапш выразил недовольство. Дескать, некие люди возмутились, что на карикатуре Путин, и хотят послать карикатуру в Москву, пожаловаться на газету, — рассказывает Виталий, глядя на морские волны в паре метров от нас. — У меня сложилось впечатление, что он сам карикатуру не видел.

А еще власть любит судиться с независимой прессой. Под судебный иск угодил, например, абхазский журналист Антон Кривенюк, опубликовавший статью в российском интернет-издании. По утверждению журналиста, Россия дает Абхазии кредит на 2 миллиарда рублей, а Абхазия передает эти деньги российскому ОАО РЖД для восстановления абхазской железной дороги, после чего она на 10 лет переходит в управление РЖД. Власти республики возмутил заголовок — «Большая абхазская афера». Суд признал Антона Кривенюка виновным в клевете на президента Багапша и влепил журналисту 3 года условно.

Кого хочешь, выбирай

Будущие абхазские выборы — вторые, на которых у избирателя есть альтернатива. Главное, чего здесь боятся, — повторения 2004 года. Тогда выборы президента едва не закончились гражданской войной. Россия поддерживала Рауля Хаджимбу. В Сухуми помнят, как для агитации прислали артистов из Москвы, и Олег Газманов со сцены вместо Абхазии поприветствовал Аджарию. Вмешательство Москвы не помогло: Центризбирком и суд отдали победу Сергею Багапшу. Но Россия вместе с тогдашним абхазским руководством потребовала повторного голосования. В итоге голосовали повторно и сразу за двоих — Багапша как президента и Хаджимбу как вице-президента.

На этот раз в абхазские выборы Россия так откровенно не вмешивается. Но в конце минувшего мая Рауль Хаджимба ушел в отставку и выступил против Багапша. Его листовками «Реформам — да! Коррупции — нет!» оклеены все тумбы на сухумской набережной. В штабе Хаджимбы даже поздним вечером полно народу.

— Сегодня ни один документ простой человек не может получить без мзды, — рассказывает мне кандидат, сидя в прихожей штаба под флагом Абхазии. — Скажу больше: органы МВД и прокуратуры выявили коррупционные моменты в деятельности администрации города. Но до конца не довели, никто реального наказания не понес.

Еще один оппозиционный кандидат — Беслан Бутба, бывший московский бизнесмен, лидер Партии экономического развития Абхазии (ЭРА). Бутба владеет телекомпанией «Абаза-ТВ» и поддерживает газету «Эхо Абхазии». Он, пожалуй, первый, кто решил применить в республике современные пиар-технологии и привез из Москвы пиарщиков. В своих выступлениях, как и российский президент, Бутба часто использует слово «модернизация». Его несогласие с Багапшем вызвало и российско-абхазское Соглашение о совместной охране границ, и проект передачи абхазской железной дороги в управление РЖД.

— Пусть Россия приходит, дело не в этом. Но наш президент не считается ни с элитой, ни с мнением народа, ни с парламентом, а едет в Москву и сам напрямую договаривается. А потом ставит нас перед фактом, — возмущается Беслан Бутба.

Противником действующего президента считается и кандидат Заур Ардзинба — однофамилец первого президента Абхазии, директор госкомпании «Абхазское морское пароходство», один из самых богатых людей в республике. Его имя, как и имя Рауля Хаджимбы, связано с партией «Форум народного единства Абхазии».

Штабы Заура Ардзинбы и Рауля Хаджимбы жалуются на административный ресурс: мол, у граждан, работающих в государственных органах, принудительно изымаются ксерокопии паспортов. Но главную возможность для фальсификации оппозиция усматривает в другом. На этих выборах голосовать можно лишь по абхазскому паспорту. Сейчас таких паспортов выдано около 143 тысяч. Но это в самой республике. А вот сколько паспортов у абхазов, которые проживают в России, неизвестно. В России будут открыты два абхазских избирательных участка. Как заявила оппозиция, количество голосующих на этих участках может оказаться любым, что не исключает фальсификаций. Услышать комментарий на эту тему я рассчитывал в предвыборном штабе Сергея Багапша. Безрезультатно.

Впрочем, с абхазскими паспортами проблема гораздо серьезнее. В Гальском районе на сегодняшний день паспорта получили более 3,5 тысячи человек. Летом абхазский парламент внес изменения в «Закон о гражданстве», прописав жителей Гальского района отдельной строкой. Оппозиция заявила, что президент хочет выдавать мингрелам паспорта в массовом порядке, чтобы заручиться их поддержкой на выборах. Дело чуть не дошло до рукопашной. В итоге парламент был вынужден поправку отменить. С 1 октября по указанию Багапша выдача абхазских паспортов в Гальском районе приостановлена. То есть часть потенциальных избирателей лишена права голосовать.

…Море в Сухуми синее и ласковое даже зимой, и маяк в солнечном свете кажется не таким уж старым. По набережной бродит бомж с загадочным именем Марадона. Он в городе с незапамятных времен, он его легенда. Марадону знают все коренные сухумцы. В Грузии его до сих пор вспоминают те, кто жил здесь до войны. А он смотрит в небо и душераздирающе кричит на неизвестном, одному ему понятном языке.