Кшиштоф Занусси: Русские сами своей страны не понимают

Всемирно известный польский режиссер Кшиштоф Занусси представил на кинофестивале «Темные ночи» свой новый фильм «Инородное тело».

В своем интервью порталу Delfi Кшиштоф Занусси поделился своими взглядами на религию и конфликт ценностей Запада и Востока, а также рассказал, почему не считает проблемой нишевость авторского кино.

- Одна из центральных тем вашего фильма «Инородное тело» — конфликт между верой и современным обществом. Эстония — одна из наименее религиозных стран мира. Представляя свой фильм вчера в Таллине, встречаясь здесь с журналистами и другими людьми, почувствовали ли вы это?

- Нет, так почувствовать невозможно. Конечно, есть страны как Чехия, как Эстония, где, думаю, по историческим причинам, религиозное мышление отошло на второй план. Для меня это не признак развития, а наоборот, есть определенная отсталость, потому что если не религия, как иначе выразить духовное пространство человека? Можно, конечно, спорить, насчет того, как мы религию понимаем, но если метафизики в мышлении нет, значит, это страна-муравей, хотя не знаю, до какой степени это правда и насколько это допустимая метафора.

Но думать только о материальной жизни и не думать о чем-то большем — это недостаток, это то, чего не хватает в жизни, я думаю. Это мышление низкого уровня. Поскольку я бывший физик и много общался и общаюсь с научной средой, я вижу, что вне зависимости от того, сколько людей считают себя религиозными или нерелигиозными, чувство метафизики у людей науки всегда сильно проявляется. А без этого мы мыслим в таких очень низких, повседневных категориях. Поэтому для культуры, для развития человека, мне кажется, какой-то контакт с религией необходим.

— В своих интервью вы говорите о том, что Европа делится на Запад и Восток не по географическим признакам, а по культурным признакам — по истокам православия и католицизма, и таким образом Россия, Украина, Греция, Болгария оказываются восточной частью, а страны Центральной и Восточной Европы, в том числе Эстония — Западной Европой.

— Даже Центральная и Восточная Европа — это неправильный термин, иначе Швеция бы тоже причислялась к Востоку. Норвегия — она восточнее, чем вы все, и несмотря на это мы ее всегда считаем западной, потому что там мышление формировалось на основании римского мышления, потом Реформации, потом Ренессанса, всего того, что Восток, Россия и православие не прошло, оно прошло свой другой путь, поэтому она сильно отличается в подходе к жизни.

— В том, что сейчас происходит на континенте, в конфликте, который часто называют ценностным, это действительно играет большую роль?

— Огромную роль. Конечно то, что сидит глубоко в головах, и подход к миру, и подход к правде, и подход к добру, сильно отличается. Я чувствую огромную разницу, видно, что Запад Востока не понимает, и Восток Запада совсем не понимает. Я всегда призываю русскоязычных читателей обращать внимание на то, что так часто я вижу, как люди говорят простую правду, которая не совсем правдива. Что то, что у нас есть, есть и на Западе тоже, и здесь врут, и там врут, и здесь воруют, и там воруют, и у нас коррупция, и у них коррупция. Но люди не умеют думать точно. И обратите внимание на то, что мы в логике, математической логике называем квантором. Это значит — назвать число: там один на сто ворует, а здесь — 50 на сто воруют. В этом разница. А воруют всегда, во всех странах, и в Ватикане. Но только если мы точно определяем число, мы начинаем разумно относиться, иначе идет поиск алиби — что в Америке тоже плохо. Но посмотрите, насколько там плохо, а насколько плохо в других странах, и где беда. Так что я бы всегда пробовал обратить внимание на точные числа, на статистику, и посмотреть, сколько зла где.

— Можно ли определить зло числами?

— Конечно, можно. Конечно, это ненаучно, неточно, но разницу мы чувствуем. Если поедете даже на юг Италии и сравните с Норвегией, и скажете, в Норвегии тоже коррупция, но ведь на юге Италии гораздо хуже.

— Если рассуждать о ценностном конфликте, то часто говорится об упадке именно моральных ценностей.

— Конечно. Неспособность пожертвовать чем-то. А говорится, что жить в обществе, в стране во времена, когда ни за что не стоит умирать — это несчастная жизнь. Надо жить так, чтобы верить в ценность, за которую даже стоит отдать жизнь. Если таких ценностей нет, общество в распаде.

— А есть такие ценности в России? Есть они в Европе?

— Только если бы пришлось умирать, мы бы узнали, насколько. Но во время войны люди умирали за независимость, за свободу, за то, чтобы освободить других. Это было, так что мы должны быть к этому готовы.

— Вы деятель искусства, который тесно связан и с Евросоюзом, и с Россией, и даже ваш последний фильм их связывает. Это намеренный выбор?

— Просто так сложилась жизнь, так сложились мои интересы, это не решение, которое я принял сознательно. Как поляк я уже как будто на границе Востока и Запада, к тому же я по происхождению итальянец, это тем более отражается на моем сложном поиске своего идентитета. Россия мне очень чужда, но очень интересна. Я, конечно, не имею никакой иллюзии, что я Россию понимаю, но русские сами говорят, что Россию никто не поймет, и русские своей страны не понимают. Это тоже интересно, что есть одна страна, которая признает, что себя не понимает иногда. Но, конечно, мне легче понять определенные чувства, определенные поступки России, чем большинству людей на Западе.

— И вы пытаетесь это до Запада донести?

— Пробую, не только в моих картинах, но и в выступлениях, в моих докладах, в моих книгах.

— Как вы относитесь к современному искусству в общем и к киноискусству в частности, если говорить с точки зрения того, что часто авторское кино считается нишевым.

— То, что нишевое, это меня не тревожит, потому что ниша влияет на элиту, элита влияет на все общество. Так что добиться одного зрителя может быть важнее, чем добиться миллиона, который завтра утром забудет, что видел. А, может быть, маленькая ниша очень сильно повлияет на мир. Не забывайте, что христианство началось с 12 людей, которые проповедовали Евангелие. И они победили Римскую Империю. Так что, метафорически говоря, ниша — это не страшно, важно, какая это ниша. Если это маньяки, фрики, это несчастье, а если это самые глубоко вдумчивые люди, тогда нишевость не беспокоит.