Алесь Марочкин отмечает 75-летие

Алесь Марочкин — один из самых ярких художников современной Беларуси — отмечает 75-летие.

Он автор выдающихся полотен «Матерь Божая жертв Чернобыля», «Полесская мадонна», портретов Рогнеды, Кирилла Туровского, Миколы Гусовского, Льва Сапеги, пишет «Наша Нiва».

- Вас, видимо, уже успели поздравить с юбилеем: у вас же две даты дня рождения.

- Успели. Я всегда объясняю эту путаницу. Настоящий мой день рождения — 30 марта, «на Божага чалавека Ляксея нарадзіўся», как мать сказала. А когда я пошел в первый класс, знал только, что в марте, но не знал даты. Почему-то десятка понравилась. Так и появилось 10 марта. И пошло «гулять» в официальных документах. А в справочниках по искусству уже фигурирует 30 марта.

Это же было перед войной. Отец поехал на заработки. А если по правде говорить, он бежал от НКВД. В 1938 или 1939 г. его хотели поставить председателем сельсовета. А кто-то ему шепнул, что предыдущего председателя арестовали. И сказали: «Антон Николаевич, бери сумку, сухари и езжай куда подальше».

- И как сложилась его дальнейшая судьба?

- Он поехал добровольно на Дальний Восток. А вернулся в 1941-м. Тогда был призыв — и его забрали на войну. Был на передовой: раненых и убитых выносил. Один раз был легко ранен осколком в руку. Получил орден боевого Красного Знамени.

- Кем были родители?

- Мать — Хадора Хроловна, деревенская девчонка, писать, читать не умела, но расписываться научилась. И деньги считала. А отец — я горжусь! — деревенский интеллигент. После войны он заочно окончил Могилевское культпросветучилище и был сельским библиотекарем. И через мои руки всегда проходили книжки. Особенно нравился журнал «Огонек», ведь в нем были цветные вкладыши с репродукциями картин российских художников.

Читать я научился еще до школы. Школьником уже рисовал. В пятом классе я догнал Ивана, которого звали Емеля: он три года просидел в одном классе. Тот сказал: «Ляксейка, зачем тебе эта школа, ты и так все знаешь». И я всю зиму прогуливал школу… На лыжах катались! Но сигналы отцу стали поступать: он меня гонял. И в 5 классе я остался на второй год. А потом батьков ремень сделал свое дело — и я окончил 10 классов.

- Отец — сельский интеллигент. Он одобрил Ваш выбор стать художником?

- Говорил: «Ты, Ляксейка, лентяй. Ничего не умеешь — только и рисовал бы». А я на замерзших окнах узоры гвоздем выскребал. Не помню, привез ли он с войны швейную машинку или что-то такое, но привез кучу открыток. Как впоследствии выяснилось, это были репродукции картин из Дрезденской галереи, Лувра. Ему не было безразлично то, что я рисую. Но я все сам постигал.

У нас на Могилевщине мужики не говорили: «Нарисуй меня». Говорили: «Скрытыкуй». Дело в том, что после войны очень популярным был журнал «Вожык», а в нем — одни карикатуры. И меня приглашали в школьных или колхозных стенгазетах «скрытыкаваць» кого-то. Но один раз меня поразил одноклассник. «За што ты майго бацьку скрытыкаваў?» А тот был пьяница: нарисовал его с бутылкой. Это был первый «гонорар».

Один старший парень из моей школы, Вася Столяров, поступил в Минское художественное училище. Мне были интересны его рисунки, я ему свои показывал. И это тоже повлияло: мне захотелось в училище. Но по конкурсу не прошел. Помню, тогда директор Красневский вызвал таких, как я, и сказал: «Ребята, тут перебор. Берите документы и поезжайте в Витебск: там без конкурса вас примут». Приняли. И наш выпуск был первым на художественно-графическом факультете Витебского пединститута. Со мной учились те, кто вошел в историю белорусского искусства. Прежде Николай Киреев и Феликс Гумен.

Потом меня забрали в армию. Но меня терзало, что я не получил того, чего хотел. А хотелось учиться в Московской или Ленинградской академии искусств, хоть и предупреждали, что безнадежно — без знакомства не поступишь.

«Как я сжег танк»

— Я служил танкистом в Печах. Но солдат я был никудышный — танк сжег.

- Как это?

- Зимой сказали: на макетах ты научился управлять, садись в настоящий танк. Я залез и все кнопки включил. Система не выдержала напряжения — и начала гореть проводка, появилось пламя. Я едва убежал. И танк выгорел вдребезги: черный стоял на белом снегу. И старшына Голопупенко постоянно говорил: «Смотрите, какой урон рядовой Марочкин нанес нашей доблестной Советской армии». «Ты знаешь, сколько ты коров сжег?» — говорил он (оценка была не в водке или валюте, а в коровах). На гауптвахту меня не посадили. А потом научили и танком управлять. Мне нравилось, что не нужно учить правила дорожного движения.

- В армии была возможность рисовать?

- Была. На втором году службы мы с одним парнем в Доме офицеров организовали студию. Учили детей рисовать. Из Борисова даже в Печи приезжали. Один ныне известный художник — Николай Исаенок — занимался тогда у меня. Он до сих пор говорит: «Ты же мой наставник».

После армии некоторое время я работал в школе №4 в Жодино. Жена туда с маленьким сыном переехала. И я пошел учиться. Конкурс в Театрально-художественном институте тогда был огромный: 9 человек на место. Я поступил к профессору Ивану Ахремчику. В моей судьбе он сыграл большую роль. Говорил: «Я тебя гоняю, но из тебя толк выйдет».

«Латушко попросил у меня портрет Богдановича»

- В 1989 году вы отказались от звания заслуженного художника БССР. Творцам звания не нужны?

- Звание давали группе художников, и человека три отказались. Тогда только формировалось наше объединение художников «Погоня». И мы хотели сломать стереотипы, звания. Для режима эти звания нужны, чтобы приручать, чтобы от них зависели. А хотелось быть свободным. И потом, на одном из съездов союза художников, звучала инициатива упразднить звания «народного», «заслуженного» — не лишить тех, кто их уже получил, а упразднить их на будущее. Только один человек воздержался, остальные проголосовали «за». Но все покатилось по стежке бывшего Советского Союза.

- Вы входили в оргкомитет по созданию БНФ. Почему не пошли в депутаты Верховного Совета, чтобы вот такие вопросы и решать?

- Что ты, молодые годы были! Я шел в народные депутаты. У меня соперником был Чергинец. Интересно, что тогда завалили и меня, и его. А потом был новый тур — но я не участвовал.

- Отношения с властями у Вас не складываются. Картины часто снимают с художественных выставок в виду их политизированности. А несколько лет назад Вы ходили на встречу с тогдашним министром культуры Павлом Латушко. С чем обращались к чиновнику?

- Павла Латушко я знал еще до министерства, и когда он не был еще даже послом в Польше. Он приходил ко мне в мастерскую. Я ему картину писал — он тогда попросил у меня Богдановича. Я видел, что это очень скромный и культурный человек. Казалось, что у него большое будущее. И когда он стал министром культуры, захотелось встретиться. Он еще сказал: «У меня на шкафу вот стоит репродукция Вашего триптиха, посвященного 1000-летию летописной Литвы». Я предложил ему создать общественный орган при министерстве из экспертов, которые бы высказывали мнения относительно культурных событий. Он пошел на это. Но затем все рухнуло — не работает.

- В Беларуси есть богатый бизнесмен Олег Хусаенов, который коллекционирует картины. Ваши произведения у него есть?

- Не знаю его. Я редко когда отдаю картины на продажу. Делаю выставки, произведения с которых продаются. Иногда специально приходят ко мне люди. В Литве есть бизнесмен, который покупает у меня нонконформистские произведения. Я не видел, но говорят, что он их в офисе выставил. А здесь многие боялись такие картины на выставке показать. Есть художники «подкопытные», как я их называю, выполняющие государственные заказы. Меня же не приглашают. Но я не бедствую.

Чиновники не хотят меня замечать. И зачем я пишу такие картины? Мои коллеги говорят: пиши цветочки, какие умеешь, а не на политические темы. Но я пишу то, о чем думается. А перед полотном я — как на исповеди. Этот негатив я выплескиваю на холст.

Вот о чем хотел бы сказать. Сегодня художники стонут от непомерной платы за мастерские. Я получаю пенсию 3,8 миллиона рублей, а платить нужно почти 4 миллиона за мастерскую. Хорошо, что с сыном Игорем пополам здесь работаем и платим. Многие так и отказались от мастерских.

Почему церковные структуры, в первую очередь православные, освобождены от налогов, а мы, художники, разве не работаем на фронте духовных ценностей, нет? Что мы, картины на тот свет заберем? Здесь останутся…

***

Алексей Марочкин — художник, педагог. Творческий псевдоним — Алесь Мара. Родился 30 марта 1940 года в деревне Поповщина (ныне Новая Слобода) Чериковского района. Окончил Витебский педагогический институт, Белорусский государственный театрально-художественный институт. Преподавал в Белорусском академии искусств. Член Союза художников. Основатель художественного объединения «Погоня». Награжден медалью Франциска Скорины.

Его кисти принадлежат полотна «Матерь Божья жертв Чернобыля», «Полесская мадонна», портреты Рогнеды, Кирилла Туровского, Миколы Гусовского, Льва Сапеги. Отзывается публицистикой и на политические события («Навала», «Хрыстос і Антыхрыст», «Какей»). Автор поэтической книги «Калодзеж у жыце».