Наши символы - герб «Погоня» и бело-красно-белый флаг

20 лет назад Лукашенко провел референдум о запрете национальной символики.

Политик и журналист Сергей Наумчик в интервью charter97.org вспомнил знаковые для Беларуси события, произошедшие 14 мая 1995 года. Тогда прошел антиконституционный референдум, по итогам которого белорусский язык потерял статус единственного государственного в Беларуси, историческая символика была заменена на бывшую советскую и полным ходом началась интеграция Беларуси с Российской Федерацией.

— Этот референдум Лукашенко формально инициировал с начала 1995 года, однако еще во время президентских выборов 1994 года он заявлял, что будет добиваться изменения государственной символики и введения двуязычия. Двуязычие фактически означало ликвидацию статуса белорусского языка как единственного государственного. Мы в Народном фронте сразу прогнозировали уничтожение языка, ведь такое «двуязычие» поставит язык в ситуацию гетто, выведет на маргинез, что в итоге и стало происходить с самого первого дня так называемого референдума и привело к тому, что мы имеем сегодня.

Когда Лукашенко выступил с инициативой референдума, то мы, депутаты оппозиции БНФ в Верховном Совете сразу заявили о некоторых принципиальных моментах. Во-первых, референдум этот был антиконституционный. 78 статья Конституции того времени предусматривала, что референдум должен проводиться в соответствии с законом. А в законе о всенародном голосовании было четко сказано: на референдум не могут выноситься вопросы, которые касаются национально-исторических особенностей белорусов. И именно такими вопросами являлись два вопроса из четырех: про статус белорусского языка и про государственные символы, — считает Сергей Наумчик.

— Почему такой пункт присутствовал в Конституции? Для таких ситуаций, как эта?

— Язык не является собственностью какого-то одного поколения, например, нашего с вами. Мы не можем решать судьбу того, что было создано не нами, а за много поколений до нас и будет принадлежать следующим поколениям. Закон о референдуме это предусматривал. Он запрещал выносить эти два вопроса на референдум. Уже здесь было нарушение закона и Конституции.

К тому же, 17 статья Конституции определяла белорусский язык как государственный, а русский — как язык межнациональных отношений. И сам референдум означал бы тогда изменения этой статьи в Конституции. А согласно статье 148 Конституции, изменение не могло произойти в последние шесть месяцев полномочий действующего Верховного Совета. А ситуация была такая, что выборы в новый парламент были назначены на тот же самый день, когда состоялся референдум. Разговора о шести месяцах даже не шло.

— Это с юридической точки зрения. А к чему привел референдум с политической точки зрения?

— Политические аспекты заключались в том, что референдум внесет раскол в общество. Когда я выступал, я именно на этот фактор и обращал тогда внимание. В самом деле, это поставило Беларусь в ту позицию, в которой она уже очень давно не была.

Приведу простой пример. Лукашенко и тогда, и сейчас говорил, мол, русские «сидят на чемоданах», потому что националисты требуют от них уехать из страны, давят на родителей, чтобы те отдавали детей в белорусскоязычные классы и так далее. А теперь представьте: в 1993 году 1 сентября 80% первоклассников пошли в белорусские школы. И в Комиссию по образованию Верховного Совета со всей Беларуси пришло только 9 жалоб. А родительский пикет «Общество за свободный выбор языка обучения», который требовал введения двуязычия, собрал на площади Независимости в конце 1994 года аж 20 человек. Да, безусловно, это был процесс возвращения к белорусскому языку, но люди приняли то, что у них было отобрано коммунистами.

— Какая на самом деле была мотивация у Лукашенко?

— Когда Лукашенко был избран, на банкете после инаугурации он заявил, что Беларусь для него — «пройденный этап». Следующая цель — Кремль. Это подтверждают и Александр Федута, и другие присутствовавшие. И в 1994-1995 годах все старания Лукашенко были направлены на реальное объединение Беларуси с Россией, точнее, на инкорпорации Беларуси в состав России. Для него это была тогда достаточно выгодная ситуация: Ельцин был абсолютно обессилен, его рейтинг был близкий к нулевому и в Москве много кто действительно ставил на Лукашенко. Он и надеялся на то, что если принесет на блюдце с голубой каемкой всю нашу страну, то это сразу выведет его на эти рубежи. Кстати, многие подтверждали тот факт — например, Борис Березовский в интервью «Радио Свобода» говорил о том, что, в 1999 году ими, «серыми кардиналами», рассматривались два основных кандидата — это Лукашенко и Путин. В итоге выбор пал на Путина, но если бы он был пал на Лукашенко, то, естественно, это было бы сделано ценой аншлюса Беларуси.

— Получается, референдум был крайне нужен лично Лукашенко?

— Этот референдум был очень нужен не только Лукашенко, но и Москве, чтобы уничтожить национальную идентичность. Это единственное, что держит нацию вместе. Сейчас мы видим это по событиям в Украине. Вы можете придти на оккупированную территорию и читать там украинскую конституцию или даже доклад Порошенко. На вас местные «ватники» посмотрят, как на дикаря и, возможно, поспорят. Но если вы развернете желто-голубой флаг, вас могут побить и даже убить. Вот такое значение у символов. И те, кто инициировал референдум 1995 года — это сам Лукашенко и его тогдашний руководитель администрации Леонид Синицин — это чудесно понимали. Это фактически было государственное преступление, тем более, учитывая то, что происходило в овальном зале в ночь с 12 на 13 апреля, когда 19 депутатов парламента были избиты.

— К чему привели результаты референдума на сегодняшний день?

— Были нарушены три статьи Конституции, четыре закона и Уголовный кодекс. Я полностью согласен со (словами бывшего члена Конституционного суда /ru/news/2014/5/14/98495/), профессора юридических наук Михаила Пастухова, что одно только (избиение депутатов Верховного Совета /ru/news/2015/4/12/147297/) в Овальном зале во время назначения процедуры референдума, делает результаты этого референдума юридически ничтожными. К тому же, де-юре и герб «Погоня», и бело-красно-белый флаг до сих пор остаются государственными символами Беларуси. У меня нет сомнений, что новая власть — или новый парламент, или новый демократический президент — восстановят конституционность мгновенно, не нужно будет даже никаких дополнительных процедур.

Что касается реальной ситуации, то тут, конечно, гораздо более сложно. Референдум привел к тому, что в областных городах нет ни одной белорусской школы. Это ситуация, которую было очень тяжело представить в начале 90-ых годов. Хотя мы говорили, что примерно к этому референдум 1995 года и приведет. Количество издаваемых белорусскоязычных книг в десятки раз меньшее, чем количество русскоязычных. У нас есть молодые люди, которым сейчас 18-20 лет, которые родились после этого референдума: они не знают значения многих белорусских слов. Скажем, я воспитывался в русскоязычной семье в 70-е годы, но были и белорусскоязычные телеканалы, и радио. Все время это шло фоном. Хоть у нас и был один урок белорусского языка и литературы в неделю, мы достаточно хорошо понимали белорусский язык. Сейчас, в ситуации тотальной руссификации телевидения и радио, новое поколение просто не знает значения этих слов. Им просто негде их услышать.

— То есть, референдум как бы легализовал «русский мир» на территории Беларуси?

— Да, самое страшное, что большая часть населения воспринимает Беларусь (как часть «русского мира» /ru/news/2015/4/29/149501/) и говорит про себя словами Лукашенко: «Мы — русские люди». Что говорит Лукашенко — то они и повторяют. Поэтому в случае, если Путин отправит танковые колонны в Беларусь или даст команду белорусской армии изменить флаги на российский триколор, это будет сделано мгновенно. Ведь белорусской армии на самом деле нет. Эта армия — пророссийская, во всяком случае в офицерском и генеральском составе. Референдум 1995 года выпил кровь у нации. Лукашенко выступил в роли упыря и вурдалака, если уже выражаться терминами из фильмов ужасов.

— Если бы на данный момент в стране было возможно проведение демократических процедур, какими бы были итоги аналогичного референдума? Любит ли нация свои исторические символы и язык?

— В статистику при диктатуре я не верю — многие просто боятся говорить то, что на самом деле думают. Что касается возвращения символов и языка, то никакого референдума больше проводить не нужно, потому что референдум 1995 года был нелегитимный. Нужно просто восстановить конституционную ситуацию. Это делается очень просто с юридической точки зрения. Если государство хочет существовать как государство, если правительство несет перед людьми какую-то ответственность, то оно должен выращивать патриотов с самого детства. Так делается в Америке, во Франции, в Чехии, в Польше, в Украине. Так, хоть и с имперско-шовинистическим душком, делается даже в России. Беларусь в этом смысле страна, конечно, уникальная. Государство во главе с Лукашенко наоборот работает на уничтожение страны.

Я уверен, что после смены власти за очень короткое время, когда люди получат правдивую информацию о национальных ценностях, все возродится. Будет так, как в 1991-1994 годах, когда народ принял и белорусизацию, и национальные символы. Если бы не эти 20 лет провала, уже даже 21 год, то сегодня мы бы уже жили в европейской цивилизованной стране. Для этого были хорошие услови, когда страна стала независимой. Экономические, транзитные, военные, аграрные показатели, не говоря уже о степени наукоемкости промышленности, были значительно лучше, чем у всех наших соседей. У нас только один фактор был очень слабым — уровень национального самосознания. И как раз этот фактор и сыграл ключевую роль. Поэтому главная задача, которая будет стоять перед новым правительством — поднять экономику, решить социальные проблемы — будет достигнута очень просто по определенным моделям. Развитие национального самосознания — это дело десятилетий. Но начинать нужно будет сразу и достаточно интенсивно. Без этого никуда мы не придем.