Алексею Королю - 70 лет

Соратник Геннадия Карпенко, политик, журналист и историк родился 29 мая 1945 года.

Алексей Король рассказал «Радыё Свабода» о «самом интересном периоде своей жизни» - 90-ых годах, когда Беларусь добилась независимости, а после потеряла почти все достижения национального Возрождения.

«Я сын политработника, которого хотели выслать на Колыму»

- Алексей, вы родились в поселке Копысь Оршанского района, там же, где и Александр Лукашенко. Есть ли какие-то детские воспоминания, которые связывают вас и его?

- В Копыси я находился только первый год своей жизни. Родился я там по той причине, что когда началась война, моя мать убежала из Белостока в Копысь, где жил ее отец. А отец мой участвовал в операции «Багратион», освобождал Беларусь, получил отпуск и приехал в Копысь из-под Кенигсберга. Вот так и получился я. В 1946 году мой отец вернулся с фронта, и жизнь пошла по-другому - мы жили в Костюковичах, до седьмого класса я ходил в школу в Сморгони, где отец возглавлял райисполком, затем - в Молодечно, а самостоятельная жизнь уже проходила в Минске.

- Ваш отец был партийным секретарем. Как он относился к вашим независимым взглядам?

- У меня с ним складывались прекрасные отношения. Дело в том, что в 1937 году он едва не был репрессирован на последней стадии. Я даже нашел документы в архиве, свидетельствующие о том, какие ему давали выговоры во времена репрессий, за что исключали из партии. Последней стадией была бы Колыма, но в 1938 году, когда система переступала с ноги на ногу, когда вместо Ежова пришел Берия, была частичная реабилитация, что и спасло отца от высылки. Он ушел на фронт добровольцем, прошел всю войну на передовой. Поэтому мое воспитание не было в догматах. Когда шла перестройка, я спрашивал у отца, чувствовал ли он и его соратники в 30-е годы, что-то не так. Он отвечал, что да, чувствовали, особенно, когда по Припяти шли баржи с зэками, которые вывозили в ссылку невинных людей.

«В первом классе мне ставили кол за слово «Сталин» с маленькой буквы»

- Так ваше свободомыслие могло проявиться уже в очень молодом возрасте?

- Да. Первый такой случай был в первом классе. Я написал слово «Сталин» с маленькой буквы и получил за это «кол». Родителей даже вызывали в школу. Провели беседу. Был шум вокруг меня, но никаких серьезных последствий ни для меня, ни для отца не было - шел 1954 год.

- Вы кандидат исторических наук и автор трех книг и монографий: о Первой российской революции 1905-1907 годов, о Втором съезде РСДРП и о Всеволоде Игнатовском. Одну из них вы писали под докторскую диссертацию. Почему не защитились?

- Потому что началась перестройка, и я пошел в политику, руководствуясь тем, что ее интереснее делать, чем описывать. А там уже все обрушилось - и ученые советы, и все прочее, поэтому меня это уже не интересовало. Ученые степени важны в науке тогда, когда ты ей непосредственно занимаешься или когда живешь в этом учреждении. А если уж ринулись мы все в политику, вдохновленные перспективой демократизации, это был, по сути, разрыв, охвативший в то время процентов на 70 все научные круги. Другое дело, что после того, как начался откат, большинство вернулось на прежние места, но часть осталась активными противниками авторитарного режима.

«Если бы Геннадий Карпенко был зарегистрирован в 1994 году кандидатом, результаты выборов были бы совсем другие»

- Вы в демократическом движении с первых лет восстановления независимости. Но это время был недолгим. На ваш взгляд - какое событие стало той самой «точкой невозврата», после которой демократические силы уже не могли кардинально повлиять на ситуацию? Запрет референдума в 1992-м? Президентские выборы 1994-го? Что-то еще?

- Нет, этот момент был позже. И точно, на мой взгляд, его определил Геннадий Карпенко, когда в 1999 году мы были с ним в Праге. Тогда он решал для себя больной вопрос - идти на виртуальные президентские выборы 1999 года или оставить себя для участия в настоящих выборах 2001 года. Он очень напряженно об этом думал, мы разговаривали всю ночь, едя в одном купе. И сказал он такую фразу: «Выборы 2001 года еще реально выиграть, потом система укрепится настолько, что будет бессмысленно что-то делать». Я соглашаюсь с Карпенко - на выборах 2001 года еще был шанс для демократических сил, это и была «точка невозврата». Моя оценка - на тех выборах он мог бы стать единым кандидатом от оппозиции, так как все полюса демократов его бы восприняли и приняли. Ну, и конечно, что Геннадий Карпенко до тех выборов не дожил...

- А считаете ли вы, что Геннадий Карпенко мог бы выиграть выборы 1994-го, если бы был зарегистрирован в качестве кандидата в президенты?

- Если бы он участвовал, то результат выборов были бы другими. Недаром его выдвижения не желали ни Кебич, ни оппозиция БНФ. Какие были допущены Геннадием Карпенко ошибки? Он шел достаточно медленно к решению участвовать в выборах. Он сам говорил мне об этом в 1999 году, что ему не хватало решительности, мол, он то к Зенону сходит, то с Кебичем переговоры в бане вел. Нерешительно, короче, шел. Это его собственная оценка. Что касается 1994 года, когда Карпенко не зарегистрировали кандидатом, у нас была такая оценка: в той ситуации при настроениях людей, когда они еще не откатились полностью от демократии, от стремлений к переменам, он был лучшей фигурой. И хозяйственник, и депутат, и новая партия. Когда мы собирали подписи за его выдвижение, то чувствовали - он нормально воспринимается самыми разными слоями белорусов, и они бы отдавали за него голоса.

«Осознание ошибок последних 20 лет - еще впереди»

- Вы сказали, что пункт невозврата - 2001 год. Вместе с тем именно референдум 1995 года часто называют смертным ударом по последней волне национального Возрождения. Как вы думаете - реально ли тогда было его избежать, предотвратить? Что должны были сделать демократические силы, чтобы получить другой результат? И вообще такой другой результат был возможен?

- Я согласен с тем, что это был смертельный удар по национальному Возрождению. Была ли демократическая альтернатива - об этом идет спор до сих пор. Мой ответ - была, если бы не было ряда ошибок, которые были сделаны еще до этого референдума. Надо было принять более существенный закон о партиях, не допустить в 1994 году к участию в выборах популиста (а то, что этот человек - популист, было очень хорошо видно уже тогда). Когда в 1995 году власть была в руках Лукашенко, было трудно противостоять. Также в 1995-м даже среди демократических сил не было общего плана действий. Ряд этих ошибок объединились в цепочку и определили результат референдума. Я думаю, что еще раньше ошибкой было то, что оппозиция согласилась на введение должности президента (при принятии Конституции 1994 года депутаты оппозиции БНФ голосовали против. - Ред.). Если нужно сказать двумя словами, то я скажу следующее - откат произошел из-за слабости национальной элиты, именно ее незрелость не позволила нам выйти на своего Гавела, а привела к совсем другой фигуре.

- Как политолог допускаете ли вы исследования типа «что было бы, если бы...» - или это бессмысленно и история действительно не имеет сослагательного наклонения?

- К сожалению, история действительно не имеет сослагательного наклонения. Но как один из способов изучения прошлого с сформулированием линии своего поведения сейчас - это прекрасный метод. Другое дело, что иногда не хочется отвечать на такие вопросы, так как в них заложено указание на определенные ошибки. Но как анализ, как способ оценить ту ситуацию это вполне имеет право на существование. Тем более, если взять нашу ситуацию с 20-летним откатом от демократии, то понятно, что далеко не все ошибки осмысленные аналитиками и политиками. Есть мемуары - и это прекрасная помощь. Но аналитическая работа, монографии, докторские диссертации про этот период - они еще впереди.

«Лукашенко - после Позняка и Карпенко»

- Если бы вы делали такой анализ, то как бы определили место Лукашенко в истории Беларуси?

- В историю он вошел. Но после Зенона Станиславовича Позняка и Геннадия Дмитриевича Карпенко. Оценки Лукашенко будут скорее отрицательные. Позитивные оценки могли бы быть, если бы он установил авторитарный режим развития, он же сразу установил авторитарный режим стагнации.

- Теперь вы журналист и редактор. Ранее возглавляли газету «Згода», сейчас - «Новы час». Поделитесь рецептом выживания независимого издания в зависимой и недемократической среде.

- Идеал авторитарного и тоталитарного режимов - отсутствие любой альтернативной оппозиционной прессы. Он был реализован в СССР и в гитлеровской Германии, где были только подпольные листовки и известна расплата за них. На современном этапе такой идеал оказался не под силу авторитарному режиму в Беларуси. И кажется, что не под силу он и режиму в России. Поэтому проводится другая политика - держать независимые СМИ в суженном до нельзя варианте, в гетто. Это дает возможность оппозиционным независимым силам издавать СМИ, которые придерживаются принципов объективности. Такие СМИ могут рассчитывать на солидарную внешнюю поддержку. А вторая часть рецепта очень проста - работать, не сдаваться, стремиться делать свое дело.

* * *

Алексей Король родился в 1945 году в поселке Копысь Оршанского района Витебской области. Отец после фронта работал партийным секретарем и председателем исполкомов в разных районах Беларуси. Мать была учительницей. Школу закончил в Молодечно, потом - Минский пединститут в 1971 году.

Историк, кандидат исторических наук. Кандидатскую диссертацию защитил по теме послевоенной оккупации Германии в 1945-47 годах. Работал в Институте истории АН БССР, Институте истории партии при ЦК КПБ.

Автор трех книг и монографий: о Первой российской революции 1905-1907 годов, о Втором съезде РСДРП и о Всеволоде Игнатовском.

В конце 80-х писал справочную информацию про реабилитацию Дмитрия Жилуновича и Всеволода Игнатовского, а также других «нацдемов», репрессированных в 20-30-е годы 20 в.

Один из основателей Партии народного согласия. Несколько раз был инициатором объединения социал-демократов. В 2004 году баллотировался в парламент в Молодечно. Во время выборов 2006 года был доверенным лицом Александра Козулина.

С 1992 года издавал независимую газету «Згода», которую закрыли за два дня до выборов 17 марта 2006 года - за карикатуры на пророка Мухаммеда. По факту перепечатки этих карикатур было возбуждено уголовное дело, в котором Алексей Король был свидетелем.