Российский журналист сравнил уровень свободы прессы в Украине и России

Главный редактор «Нового региона» Александр Щетинин, переехавший в Киев и отказавшийся от российского гражданства считает, что в России не осталось независимых СМИ.

Об этом он рассказал в интервью сайту telekritika.ua.

– Чуть больше года назад вы заявили о том, что отказываетесь от российского гражданства. Как у вас сейчас обстоят дела с документами?

– Я получил вид на жительство. В Украине у меня есть все права, кроме права голосовать и быть избранным. Безусловно, я хочу получить украинское гражданство, но для этого должны быть основания, а единственное основание, которое распространяется на меня, – указ президента. К президенту я не обращался, хотя мне и советовали.

– Почему не обращались?

– Считаю, что у страны много других дел, кроме личного дела Александра Щетинина. Если они сами обратят внимание – мне будет очень приятно. Хотя я понимаю, что там не до этого. Я знаю систему, саму процедуру, кто-то должен ходатайствовать, представить президенту меня как человека, достойного такого указа.

– То есть вы теперь – не гражданин России?

– Отказаться от российского гражданства невозможно. Даже тех, кто получают украинское гражданство, заранее предупреждают о том, что Россия их по-прежнему считает своими гражданами. Нельзя прийти в посольство и сдать паспорт – его просто не примут.

– А вы хотели бы?

– Я не хочу туда идти, потому что говорят, что оттуда могут и не выпустить. Если паспорт и заявление об отказе отправляешь письмом, оно возвращается обратно. То есть они по-прежнему считают тебя своим гражданином – наверное, для того чтобы иметь возможность осудить или еще каким-то образом влиять.

У меня заканчиваются страницы в российском паспорте – и новый я, безусловно, получать не буду. Поэтому если пока ничего не получится с украинским гражданством, свою деятельность и пребывание я ограничу территорией Украины.

– Как давно переехали в Украину? Вы работали в нашей стране до Майдана?

– Первый раз я приехал в Киев поздно, весной 2004 года – как раз шла подготовка к Оранжевой революции. Я сразу же влюбился в этот город, открыл здесь редакцию, но до лета 2013 года жил на две страны. Так жили многие, и это не составляло проблемы – и перемещение, и отношения. Когда при въезде в Украину меня спрашивали о роде деятельности, я с гордостью отвечал, что журналист. А когда стало сложно гордиться тем, что ты российский журналист и началась война, я принял решение – и из двух стран выбрал Украину, потому что разорваться на две никак не получалось.

– Но у вас там остались родственники? Вы вообще ездите в Россию?

– Остались. Но я не езжу туда с нового года. Во-первых, изменился порядок пересечения границы, для всех – и для украинцев, и для граждан других государств. Постоянные, очень долгие проверки документов, на каждого уходит по 15 минут. А последний раз я летел транзитом, и решил, что больше мне не стоит там появляться.

– У вас не было ощущения, что за вами следят – здесь или там?

– Я же журналист, у любого журналиста, думаю, есть такая фобия – ему кажется, что за ним следят. Вот у нас Вадим Довнар работает, бывший журналист «Коммерсанта» в Минске, и у него есть ощущение, что его здесь контролируют. И на прошлой неделе приходили к его маме в Минске поговорить, а потом вызвали брата – спросили, где находится Вадим и рассказали, что на него заведено уголовное дело. У нас такая же ситуация была с системным администратором. Сам он из Крыма, на прошлой неделе его родственников в Крыму посетили. Поэтому у всех есть ощущение, что за нами следят – оно такое обычное, вроде профессиональной паранойи.

– «Новому региону» 18 лет. Расскажите, как за это время менялась его структура.

– Сначала мы открывались как уральское региональное издание 6 октября 1996 года. Я набрал журналистов, на их вопросы, как долго это все просуществует, я отвечал, что это навсегда. Они, конечно, были уверены, что до ближайших выборов, но мы просуществовали 19 лет – к 2013 году у нас уже было 17 редакций. После всего произошедшего их осталось только две – киевская и балтийская.

– Вы зарегистрированы как СМИ в России, в Украине, в Литве и в Шотландии?

– В Литве и в Украине, а также предприятия в Украине и в Литве.

– А в Шотландии?

– В Шотландии только предприятие, там нет СМИ.

– А для чего необходимо это предприятие?

– Когда мы еще работали в России, сделали это для того, чтобы отвести от себя судебные претензии. Хотите судиться – поезжайте в город Росайт в Шотландию. Там юрлицо, которому прислали кучу претензий от Дерипаски, от Абрамовича, но почему-то они ни разу не подали в суд.

– С вами вообще ни разу не судились?

– Лишь в Шотландии.

– А в России?

– В России у нас, наверное, на несколько десятков миллионов судебных исков удовлетворенных, и еще какие-то санкции в отношении нас.

– Вы платили?

– Нет. Почему мы должны платить? Обращается, допустим, какой-то политический деятель в суд и говорит, что его оклеветали в «Новом регионе». Потом происходит суд, на котором мы не присутствуем, и судья выносит решение, в бумаге стоит какая-то закорючка, что мы получили уведомление и прочее. Но они подавали иски к российскому предприятию, которое не имело никакого отношения к СМИ «Новый регион», то есть им нужно было отправлять документы в Шотландию. А желающие судиться по беспределу подавали документы в Москве, выигрывали иски, к нам приходили какие-то бумаги о том, что судебные приставы должны с нас взыскать какие-то миллионы. Не знаю, может быть, пришли.

– Год назад, отказываясь от российского гражданства и комментируя это, вы заявили, что сейчас журналисты в Украине свободны как нигде в мире. Прошел год. Считаете ли вы, что ситуация изменилась?

– Я частично знаю структуру собственности, смотрю ленту новостей и, безусловно, вижу и заказные материалы, и провластные, и в интересах других политических структур. Но по сравнению с Россией украинская журналистика – это совсем другое явление. Если там вообще нет никакой свободы от государства, то здесь она в этом отношении полная. Люди могут зависеть только от собственника, от денег. Однако заказухи стало намного меньше, чем до Майдана.

– Почему вы так считаете?

Я это вижу по лентам. Если она и есть, как у многих ведущих украинских СМИ, то тщательно прячется. Не так, как раньше: взяли, опубликовали, и это считается нормальным. Не очень хорошо сотрудничать с тем же самым оппо-блоком, поэтому я вижу материалы о них и в полностью проукраинских СМИ, но они подаются достаточно осторожно.

И я знаю от людей, которые работают на рынке размещения так называемых банеров, что рынок упал во время Майдана и только-только начинает восстанавливаться.

– По поводу позиции «Нового региона». Не кажется ли вам, что у вас есть некий пропагандистский перехлест?

– В силу отсутствия генерального инвестора и моего толерантного отношения к коллективу перехлест происходит из-за позиции журналистов. Если им дать свободу, то получается пропагандистский перехлест, потому что они этим всем горят, болеют, и я даже иногда предлагаю им смотреть более трезво на вещи. Но пока они определяют ленту, так что в силу их позиции она выглядит как абсолютно проукраинская и пропагандистская.

– Я посмотрела ваши блоги и посты в «Фейсбуке» и могу с уверенностью сказать, что ваша позиция не отличается, мягко говоря, взвешенностью.

– Если бы у нас была более взвешенная позиция, мы не потеряли бы 90 процентов российских читателей. Но на самом деле не 90, а те самые пресловутые 86 процентов, соответствующие цифрам в поддержку Путина в России. То есть даже до блокировок в последнее время у нас было 14-16 процентов российских читателей. И я сравнивал нашу статистику с показателями «Цензора» – у них тоже где-то 14-16 процентов читателей из России. Когда заблокировали наш ресурс в РФ, процент еще снизился, но на самом деле, я так понимаю, эти 14 процентов и есть то количество людей, которые готовы воспринимать нашу информацию.

Кстати, у нас есть редакционная шутка о том, что самые читающие люди в мире – это молдаване, потому что они у нас прочитывают по 11 страниц посетителей из Молдовы. А те немногочисленные оставшиеся российские читатели прочитывают по восемь страниц.

– Ваши коллеги вроде Дмитрия Шипилова продолжают переезжать в Украину?

– Да. Я знаю своих друзей, которые остались, которые не могут выехать, потому что у них там родители или что-то еще. Да и вообще смена места жительства – это очень сложно, у меня растянулось на десять лет. А кто приезжает сейчас, у них обычные проблемы эмигрантов – человек одномоментно теряет все. И это очень сложно. Но я общаюсь с теми, кто переехал, и многие очень довольны потерять все.

Несмотря на то что с 1 марта для въезда требуется зарубежный паспорт, люди продолжают переезжать. Ощущения, конечно, несравнимые с переездом в Европу, но здесь для них общая культура, свобода. Поэтому переезжают каждый день. Только они не обращаются в ДМС, не заявляют об этом на границе, хотя и выполняют все требования законодательства, получают приглашения. Сейчас же, чтобы приехать, должно быть приглашение от гражданина Украины. Помимо этого в законе не прописано, что гражданин Украины должен встречать приезжающего на границе. Тем не менее эмигрантов очень много. Пограничная служба заявляет о ста обратившихся, а я не могу назвать точные цифры, так как их не фиксировал, но считаю, что эти цифры на несколько порядков больше озвученных.

– Это получается тысяча или две-три?

– Это не сто человек, а тысяча людей, которые переезжают сюда и не афишируют, что они переехали насовсем. Все зависит, условно говоря, от законопослушности человека. Некоторые, например, приезжают сюда и даже не пытаются легализоваться: это сложно – невозможно получить статус беженца. Мне известны только два-три случая получения этого статуса. Некоторые приезжают сюда и после истечения срока живут здесь как нелегалы, законопослушные же выезжают в Молдову, а через три месяца снова возвращаются, чтобы попытаться каким-то образом здесь закрепиться.

– Как бы вы охарактеризовали свои политические взгляды?

– Очень многие годы пытался определить себя, потому что не подпадаю под какую-то четкую категорию. Скажем так, я определял себя как национал-демократа, то есть настоящего националиста, сторонника демократических принципов. Национал-либерал, возможно, даже… Но после того как в России было полностью разрушено Русское национальное движение (вот сейчас часть русских националистов воют в АТО с российской стороны, а часть – с украинской), я не могу называть себя националистом. Я по-прежнему позиционирую себя как православного человека, хотя были нанесены удары и по православию. Но чтобы позиционировать себя как русского националиста, нужно определится с понятиями и категориями. Сейчас понятно, что русскими националистами считали себя очень многие имперцы, просто не было водораздела, а когда он произошел, они по-прежнему продолжают называть себя националистами. Западная пресса не вникает в детали, они даже Путина называют националистом, а я не хочу, чтобы меня ассоциировали с такими людьми.

– Таким образом, ваш статус не определен.

– Безусловно, я либерал и правый по убеждениям. Легко нахожу общий язык с любыми националистами: с украинскими – запросто, с польскими и даже с тайскими – без вопросов, потому у нас нация – превыше всего. Но для меня превыше всего политическая нация, а не кровь. В том-то и дело, что Майдан – это было формирование украинской политической нации…

– Вы следите за состоянием российских СМИ, оставшихся относительно независимыми?

– В России не осталось (и уже очень давно) никаких независимых СМИ. Для того чтобы там существовать, не быть закрытым и заблокированным Роскомнадзором, нужно в какой-то мере сотрудничать с властью. И «Эхо Москвы», и «Новая газета» (не могу сейчас вспомнить другие названия) – все они делают это. Но я с удивлением узнал, что до 1943 года в фашистской Германии существовала какая-то там цайтунг, которая выполняла аналогичную роль – то есть вокруг нее в гитлеровской Германии группировались противники Гитлера и антифашисты. А Гитлер это все допускал. Можно посмотреть, как называлось это издание, оно было и выполняло такую роль для Запада – вот посмотрите, у нас тут все есть, даже свободная пресса.

В молодости я работал в первых ночных клубах и на первых дискотеках, возникших на постсоветском пространстве. Там были ограничения по репертуару: можно ставить две советские песни и одну западную. Вот так же и в «Новой газете» – им разрешается публиковать одну критическую статью и две, условно говоря, позитивные. Нет в России никаких независимых изданий, все они выполняют необходимую роль. Если бы они эту роль не выполняли, то были бы закрыты. Хотя там работают, безусловно, талантливые журналисты.

Про «Эхо Москвы» я вообще не хочу ничего слышать – ее уже покинули многие люди. А в «Новой газете» люди остаются. Представляю, как им морально тяжело там работать, ведь они же имеют отношение и к публикации докладов по поводу сбитого «Боинга». Это мерзко.

– А вы считаете, что эта публикация – кремлевский вброс?

– Технология была следующая: доклад опубликовали в «Новой газете», а на следующий же день «Эхо Москвы» заливалось о том, что малайзийский «Боинг» был сбит украинской ракетой. Вот и все.

Я не знаю процедуры, я не интересовался специально этим вопросом, но один из владельцев «Новой газеты» Александр Лебедев – выходец из спецслужб. А я считаю, что если человек с этим рвет, то он не может жить в России.

– Бывших чекистов не бывает?

– Вроде как бывают, но их же потом ловят по всему миру и преследуют, потому что у них такие правила: если он ушел из структуры, человека воспринимают как предателя, его пытаются уничтожить, как было с тем же Литвиненко…

– А чем плох Мамонтов или Киселев? Зачем использовать редакции с оппозиционной репутацией, если у них есть государственный телевизор?

– «Новую газету», в принципе, еще читают здесь и даже еще частично ей доверяют. Для российской аудитории существует зомбоящик, но есть еще 14 процентов, которые не смотрят зомбоящик и поддерживают Украину. Поэтому данный вброс рассчитан на эту 14-процентную аудиторию, а также на людей, которые не живут в России, но доверяют «Новой газете» – для того, чтобы заронить в них сомнение. И, опять же, для Запада – это ведь не Мамонтов, а «Новая газета».

– Кстати, о Западе. Какое отношение в Литве к происходящему в Украине? У вас же там редакция, вы там часто бываете.

– Литовцы абсолютно искренне поддерживают Украину. Мало того, они ее любят. В Литве по-прежнему существует культ Украины и мода на Украину. Кроме того, там же понимают, что они – следующие, поэтому они вынуждены поддерживать Украину, даже если убрать эмоциональный момент. Так же, как и поляки.

– Есть ли в Литве русскоязычные прокремлевские СМИ??

– После того как Колерова объявили персоной нон-грата, в Литве никаких проектов не осталось. Колеров – кремлевский политтехнолог, бывший владелец агентства Regnum, сейчас у него что-то другое. Политтехнолог, который стоял за избранием Шевчука в Приднестровье, за многими процессами в Балтии. И достаточно было одного человека не пустить в Литву, как все исчезло.

Кроме того, в Литве еще нормальная ситуация. Там нет очень многих проблем, которые существуют в Латвии. Потому что русских там, по-моему, 14 процентов, живут они достаточно компактно. Есть еще польская диаспора. И вообще общая проблема для Балтии – это не какие-то собственные СМИ, финансируемые Кремлем, а вещание этих же российских зомбоящиков. А ситуация сложная потому, что это Евросоюз, и вещание нельзя запретить волевым решением – требуется решение суда, а суд запрещает вещание месяца на три до исправления каких-то нарушений. Вот так и происходит: запретят там один российский канал на три месяца, срок проходит – и они снова ломают голову, что с этим делать дальше.

Проблема еще и в том, что там полноценно развито цифровое телевидение (о чем мы только мечтаем). И там, в цифровых сетях, нет многих литовских каналов, но зато есть все зомбоящики, то есть в каждом доме, в каждой квартире.

– А вы поддерживали запрет российских каналов в Украине?

– Да. И по-прежнему поддерживаю. Если бы не вещание российских каналов, не было бы сейчас ни оккупации Крыма, ни войны на Донбассе…

Я очень долго работал в Крыму и говорил тогда, что Украина должна создавать мощные проукраинские русскоязычные СМИ, и что те же самые крымчане должны сначала полюбить Украину, а потом уже – украинский язык. А там все происходило наоборот. И когда после 2004 года было очень сужено русскоязычное вещание, они просто переключились на российские телеканалы. Ведь на самомо деле эти 20 лет Крымом никто не занимался, и сейчас уже поздно о чем-то говорить.

– Вы думаете, Украине его не вернут?

– Все это не так просто. Безусловно, Крым для меня – это Украина. Я знаю очень многих проукраинских крымчан, и крымским татарам тоже сейчас очень тяжело. Но это будет очень длительный процесс.