Дмитрий Дашкевич: Заберусь в лес и буду воевать

Лидер «Молодого Фронта», бывший политзаключенный рассказал, что будет делать, если Россия оккупирует Беларусь.

Дмитрий Дашкевич дал бескомпромиссное интервью «Нашай Нiве».

- Ты теперь мебелью занимаешься. Прибыльное дело?

- Если работать, любое дело прибыльное. Тысячу-полторы я зарабатываю. Но это такая работа, что, бывает, по 16 часов в день занят. С 8 утра я на объекте, часов в 9 вечера бываю дома, после еще сижу пару часов - рисую макеты. Это не так, что ты пришел, отсидел 8 часов, а потом думаешь, почему у тебя 300 или 500 долларов выходит за месяц. У некоторых людей сейчас такая культура труда, что при любой власти им будет плохо. Если человек своей головой не ответственен за то, что делает (то есть пока в государстве не будет частной собственности почти на все - землю, заводы), он и будет жить по принципу «не украдешь - не проживешь».

- Тебе нравится то, что ты делаешь?

- Я занимаюсь созидательным трудом. Пришел, на ровном месте что-то сделал. Красиво, радостно. А насколько это мое призвание на века - кто знает?

- Какая работа тебе нравится больше: физическая или интеллектуальная?

- Я за деньги в интеллектуальной сфере почти не работал. Ну, тексты бывает пишу на «Хартию», на «Нашу Нiву». Это скорее поддержка дополнительная. Очень тяжелый труд. Например, что касается рассказов, что я писал в тюрьме, - надо было серьезно себя заставлять. С досками проще: взял, пилю, дело идет. А здесь ты можешь просидеть пару часов, а из тебя ничего.

- С 16 часами работы у тебя остается время с дочерью позаниматься?

- У меня и выходные бывают. Если мне не очень рано надо на работу, я всегда забираю Мару от жены, чтобы она могла поспать, потому что ей нужно гораздо больше посвящать себя Маре. И балуюсь с дочерью тогда.

- Какой ты отец?

- Куда тут строгим быть с этим комочком? Но от нее спасу нет уже в 9 месяцев. На ноги стала, так от нее сейчас не отойти. Недавно сел за компьютер, слышу - что-то она затихла секунд на 60. Оглядываюсь, а она землю из горшка ест!

- Как тебе удается совмещать работу, семью и общественную активность?

- Титанических общественных кампаний я на себе не тяну. В минимальной степени я заинтересован в работе «Молодого Фронта», где мы собираемся, что-то обсуждаем. Мы стремимся быть на связи, собираться. Ведь глобальные изменения неизбежны. Я смотрю на историю как на Божий план для каждого человека и народа. То, что происходит в Украине, - серьезное Божье действие на континенте. Это последний гвоздь в Российскую империю. И Беларусь здесь не может быть вне процесса. Несколько месяцев пройдет или несколько лет, но произойдут большие сдвиги. И важно быть начеку, чтобы не пропустить эту волну.

Долгое время мы разбросали камни, занимались шапкозакидательством: «Завтра мы победим!», «Надо идти на акцию!». Людей выгоняли из учебных заведений, вызывали родителей - люди отваливались от движения пачками! Теперь пришло время камни собирать.

Чтобы получить власть, должен быть какой-то очень серьезный политический лидер, за которым стоит серьезная сила. Еще более харизматичный и волевой, чем Лукашенко. И эта сила могла бы сохранить Беларусь и отвечать на вызовы.

- Свет в конце туннеля виден?

- Для меня свет в конце туннеля - это события в Украине. Многие, глядя на Украину, стали призывать к объединению с властью. Окей, они могли бы объединяться, если бы они действительно делали все, от них зависящее, чтобы сохранить независимость и чтобы сюда не пришла Россия. Но я их спрашиваю: «А вы на каком языке разговариваете?». Люди не могут элементарно перейти на белорусский язык. Путин пришел грабить Украину, прикрываясь интересами русскоязычных. Разговаривайте по-белорусски, если вы не хотите видеть здесь Путина! А они - давайте с властями объединимся. Неверный в малом - неверный во всем - есть такая библейская истина.

Против Лукашенко, больше чем он сам, никто не сделает в этой стране. Так дискредитировать себя, свою социально-ориентированную политику. И если бы оппозиция была моральным авторитетом - власть бы взяли хоть сегодня. Но даже люди, которые против власти, задают вопрос: «А кому ее отдать? Этим швондерам?» Конечно, не 100% швондеров. Есть много порядочных людей, таких, как Северинец, Статкевич, еще некоторые персоналии.

- И что делать?

- По-нормальному, всем этим партиям нужно было самораспуститься. Осталось бы со всей оппозиции активных 100-200 человек. А так - 10 тысяч партийных активистов плюс 50 организаций полтора года собирают 50 тысяч подписей.

У нас в «Молодом фронте» тоже как-то была кампания по сбору подписей за белорусский язык. Компания провальная, потому что я ведь тоже был «шапкозакидателем» - замахнулся на 50 тысяч подписей. Я подумал: нас 50 человек - каждый по тысяче. По итогу я собрал пять тысяч, еще несколько человек по несколько тысяч, а больше никто ничего не собрал. Я за месяц собрал три тысячи, каждый день отдавая этому три часа. А они на своих миллионных бюджетах полтора года 50 тысяч собирают и доказывают нам, что это достижение! И сейчас говорят: давайте на выборы пойдем! Может, они потому и выдвигают женщин, чтобы было труднее критиковать. Ну не время сейчас для Татьяны Короткевич или Елены Анисим баллотироваться - это просто цирк! При всем уважении к этим людям.

- Что будешь делать, если завтра суверенитет Беларуси ликвидируют?

- Зависит от того, «русский мир» придет в сговоре с Лукашенко или в конфликте. Если в союзе, то мы даже из дома выйти не успеем, как будем нейтрализованы. Если в конфликте - тогда есть какой-то шанс выйти из дома, забраться в лес и взять какую-нибудь винтовку. В любом случае, если я буду жив, я буду воевать.

- Как ты пришел к национальной идее?

- В 1995 году, когда Лукашенко проводил первый референдум, мне было 12 лет. Но уже в тот момент я своим детским умом не мог понять, как нация отрекается своего герба, флага. В школе я считал белорусский язык колхозным - нас так учили. А референдум заложил в мою душу неприятие этого режима. И это - самая большая стратегическая ошибка этой власти. Лукашенко хороший тактик, но плохой стратег.

Если бы Лукашенко оставил бело-красно-белый флаг и «Погоню», он спокойно мог бы сегодня организовать под свои знамена всех белорусских националистов. Но как можно пойти служить под этот совковый флаг? Стать под эту советскую звезду, под которой была уничтожена элита нашего народа? Да если бы не 95-й год, я, думаю, вообще никогда бы ни в какую оппозицию не пошел.

- И как произошел «вход» в оппозицию?

- В 2000 году я переехал в Минск, работал на частном заводе химической промышленности в Зеленом Луге. И мы с сыном директора периодически «поддавали» после работы. После очередной встречи я ему сказал, что, мол, нет сил, надо идти в оппозицию! Он мне говорит: «Давай, я тебя отведу!» И мы приехали трамваем из Зеленого Луга на Варвашени. «Вот тут белорусская оппозиция. Заходи!» И я зашел (смеется).

- Тюрьма тебя изменила?

- Шапкозакидательство исчезло, да. В нашем обществе это страшная проблема. Если говорится и не выполняется.

- Чего тебе в тюрьме больше всего не хватало?

- Любимых людей, друзей, информации. Еды не хватало, тепла. Спать хотелось постоянно, а не подниматься пять раз за ночь на зарядку. Мне тюрьма помогает ценить то, что я имею сейчас. Вот мы тут пьем чай, для тебя это пофиг. А в тюрьме, если ты имеешь возможность заварить чай, это праздник!

- Помнишь, когда тебя первый раз забрала милиция?

- На одной из акций МФ в году 2001. Трудно вспомнить. Раньше и система была не такая, как до 2004 года, до референдума. Были случаи, когда за протоколы о том, что я ругался матом, меня судья оправдывал.

- В какой колонии было труднее?

- Твой родной Мозырь! (Смеется.) Это трэш! Там экспериментальная колония. Ну и начальник колонии давай меня расспрашивать, кто я и за что заехал. Рассказал ему о «Молодом Фронте», что я протестант. Ну и началось - этот начальник давай реветь. «Да мы за русскую расу! Мы православные! Да я вас, сектантов, на порог не пускаю! - и это все матами. - Да я тебя посажу, тебя будут там трахать!». Там такое совещание собирается из десяти начальников колонии, и они на тебя орут все.

А ты один стоишь и слушаешь это все. За тобой стоят конвоиры с дубинками. Рыпнешься - закатывают в бетон. Говорят, что они специально так и провоцируют, чтобы тебя закатали и потом за ноги вытащили.

А это люди с высшим образованием, полковники, подполковники. Пострашнее зэков! Ведь зэк пять лет посидел и вышел, а они там всю жизнь. О чем они с детьми и внуками разговаривают?

Что еще интересно, когда приезжал папский нунций, то меня тоже же на встречу с ним пригласили в кабинет начальника - они там все в шоке были. Они же там кричали мне, что я никому не нужен, а тут такой поворот. После Анастасия еще нашла священника, который ко мне приходил. Так после этого ко мне там только на вы и шепотом обращались (смеется).

- Свадьба в тюрьме - это как?

- Свадьба у нас была на свободе, а расписались мы в тюрьме. И ей было трудно, когда я сидел, потому что не знал, сколько мне осталось. Есть люди, которые въезжают с двумя годами, а сидят по 10 после.

- Приглашал на свадьбу тех милиционеров, которые были свидетелями?

- В тюрьме приглашал, а на воле - нет. Контактов не осталось - ни адресов, ни телефонов. Иногда, правда, встречаюсь в Минске с другими «знакомыми» милиционерами. Например, прокурором, который на меня дело заводил в 2006 году - переговорили немного. Или с омоновцами, закончившими службу.

- Значит, не все милиционеры плохие?

- Есть милиционеры, которые в камеру мне приносили заварку, яблоки. Они рисковали своими погонами. К сожалению, у них такая профессия, что самые худшие душевные качества реализуются безнаказанно. Я встречал милиционеров - хорошие ребята, с юмором. А после им дают приказ - бить человека ногами на полу, и они бьют. Там человек не может быть честным более пары лет.

- Как это изменить?

- К Христу так же приходили солдаты и спрашивали, что им делать. И ведь он не сказал им уходить из армии. Он сказал им никого не бить, не лжесвидетельствовать и не принимать взятки. Он определил конкретные вещи для всех вооруженных слуг государства.