17 февраля в редакции газеты «Народная воля» около часа продолжался обыск и допрос заместителя главного редактора издания Марины Коктыш.
Сотрудники милиции сказали, что делают это в рамках уголовного дела за клевету на высших служебных лиц управления КГБ по Гомельской области. Почему именно Марину Коктыш допрашивали по этому делу, журналистка рассказала в интервью «Радыё Свабода».
– Вам объяснили, почему пришли к вам?
– Пришли к нам. Меня допрашивали по уголовному делу, которое заведено гомельским УВД, по этому делу я прохожу в качестве свидетеля. Почему меня вызывали? Потому что я имела отношения с родственниками тех милиционеров, которым 17 февраля, как стало известно, объявили приговор. Я не отрицала, что встречалась с этими людьми. В редакцию «Народной Воли» вообще приходит очень много посетителей, каждый со своей болью, проблемами. Они приходят со своими документами, присылают свои бумаги, письма, в том числе и на электронные ящики. Это нормальная практика. Приходили и эти люди, я с ними и разговаривала. И видно, следователи посчитали, что поскольку я с ними разговаривала, то, возможно, я могла делать и какие-то материалы, хотя ни интервью с родственниками, ни с тем же Дудкиным я не делала.
– Не считаете ли вы, что следует продолжить журналистское расследование о высокопоставленных гомельских охотниках?
– «Народная воля» об этом деле не писала, мы только некоторое время назад давали небольшую заметку, что приговор по этому делу еще не объявлен. Я не занималась журналистским расследованием о высокопоставленных гомельских «охотниках» или чиновниках МВД или КГБ. Возможно, следовало было бы заняться журналистским расследованием, но стоит отметить, что судебные слушания проходили за закрытыми дверями. И я думаю, что журналистам будет очень непросто провести независимое расследование, потому что и КГБ дает понять, что они против, чтобы был некий резонанс.
Насколько я поняла, кто-то из тех милиционеров 17 февраля вышел на свободу, и не думаю, что он потребует журналистского расследования, хотя, быть может, я и ошибаюсь. Но, честно говоря, после того, что произошло (обыск «Народной Воли» -- прим. charter97.org), у меня нет вообще не то что человеческого желания обращаться к милицейским и кэгэбэшным темам… Может, успокоятся эмоции и вновь появится такой спортивный журналистский интерес к поиску сенсации, чтобы было интересно читателям. Но на сегодня я настолько устала, честно говоря, что даже не хочу слышать ни о МВД, ни о КГБ, ни о тех милиционерах, которые попадают в сложную ситуацию и идут к нам. Я помню, что писала о деле с коттеджами, которые отбирали у милиционеров в поселке Криничный. Все они тянулись к нам со своими документами, со своей болью ... Честно говоря, у меня просто нет желания смотреть в сторону милиционеров и кэгэбэшников.
– Марина, в «охотничьем» деле именно Малаева, человека, который обратился к Александру Лукашенко с видеообращением, выпустили. Как считаете, человек, который обращается к Лукашенко, имеет шанс на амнистию? В белорусской системе такого рода обращения действенные?
– Трудно сказать, я не владею подробностями этого «охотничьего дела». Даже материалы, которые были в интернете, читала по диагонали. Что касается обращений ... обращения бывают очень разные – это и слезные письма из СИЗО, со своей болью обращались жены пропавших политиков. Некоторые наоборот отказываются писать обращения ... Я не знаю, как реагирует Лукашенко на эти обращения. Помогают ли такие письма? Или помогло это обращение Малаеву выйти на свободу? Возможно, он сейчас на свободе, благодаря, в том числе, и Александру Григорьевичу. Не знаю ...
– Вы не знаете, Лукашенко читает «Народную Волю»?
– Думаю, что читает. Он сам неоднократно на пресс-конференциях признавался в том, что отслеживает какие-то публикации. Не знаю, листает ли газету, или ему приносят нарезки. Но думаю, что публикации читает, даже журналистов знает по имени и фамилии.
– Есть ли в «Народной Воле» самоцензура? На какие темы газета не будет писать?
– Мы будем писать на все темы, которые волнуют наших читателей, будем отзываться на все события, которые происходят в стране. У нас нет запретов на какие-то темы.