Уроки солидарности

35 лет назад рост цен и экономический кризис привели к социальному взрыву в Польше. Он стал началом исторических перемен.

«Индексация зарплаты при росте цен и падении доходов»;

«Освобождение политзаключенных…»;

«Право на стачку и безопасность бастующих…»;

«Рассказ в СМИ о Межзаводском стачкоме…»

Эти и еще 17 требований стали основой соглашений, подписанных 31 августа 1980 года между стачкомом и властями на верфи имени Ленина в Гданьске.

Так началось… А что — началось? Рабочее движение в Польше? Борьба за свободу в Восточной Европе?

Жесткий старт

Но начало сопротивлению в подконтрольных советам странах положили события в Восточном Берлине в 1953-м, восстание в Венгрии и стачки в Познани в 1956 году. А в 1968-м — Пражская Весна и марши студентов в Варшаве.

Ну, а в 1970-м — в ответ на резкий скачок цен — стартовало протестное движение польских рабочих. Его подавили войска. Итог: 45 убитых, 1165 раненых, уход главы ПОРП (польская версия компартии) Гомулки и конфликт власти с рабочим классом.

В 1976 году следует новый скачок цен на 60% и новые стачки.

Бастуют завод-гигант «Урсус», Радом и Люблин. Власть велит директорам «купить социальный мир подешевле, но любой ценой». Военный министр Войцех Ярузельский заявляет: «Польский солдат не выстрелит в польского рабочего». Да, это только слова, но цены снижают, и протесты стихают. А их лидеров увольняют. Их защищают интеллектуалы — Яцек Куронь, Адам Михник, Ян Литыньский и другие учреждают «Комитет обороны рабочих» (KOР) и бюллетень «Роботник».

Пролетарии умственного труда и труда ручного закладывают основы своего союза. Через 4 года основатели КОР построят организации рабочих. Но те сперва создадут «Комитет за свободные профсоюзы Балтийского побережья», куда войдут монтер Лех Валенса, инженер Анджей Гвязда, крановщица Анна Валентинович и их товарищи. Начнется формирование ячеек в Силезии и других регионах.

В 1978 году произойдет знаковое событие — кардинал Кароль Юзеф Войтыла — поэт и видный богослов — станет Римским папой Иоанном Павлом II.

В 1979-м он с триумфом посетит Польшу. Рядом с ним будут молиться тысячи людей. Особую мессу он отслужит в Освенциме.

Этот визит вдохновит активистов, большинство которых католики. И вскоре в «Роботнике» выйдет «Хартия прав рабочих» — прообраз требований 1980 года.

Жаркое лето восьмидесятого

Так что же произошло, когда рабочие и чиновники подписали соглашения? Начался закат власти. И пересмотр всех социальных конвенций. Время, когда идейный конфликт с тоталитаризмом был уделом одиночек, прошло. Общество вошло в фазу осознанной и организованной борьбы за демократию.

Забастовки сформировали свободные профсоюзы. Соглашения легализовали их.

Этим обернулось решение властей о повышении цен в июле 1980-го. В ответ на подорожание мяса на 100% забастовал Люблин. Улицы заполнили тысячи людей. Руководство страны быстро теряло их доверие и контроль над повесткой дня. Теперь ее формировала оппозиция, делая главным пунктом сопротивление. А главным средством — самый действенный способ, доступный народу — стачку.

16 000 докеров занимают верфи Гданьска. Им помогают семьи. Молодые матери выходят на марши с колясками. КОР идет в стачкомы. Забастовка — всегда стресс для ее участников. Они слабо разбираются в политике, переговорах, планировании. Им помогают инженеры, публицисты, ученые…

Потом, чтобы придать больший вес КОР, Куронь скажет в интервью «Шпигелю»: «Забастовка на верфях была тщательно подготовлена… Валенса стал лейтенантом в окопах борьбы, но генеральным штабом был КОР, который давал советы забасткому и готовил документы для переговоров с правительством».

Очевидно, в Гданьске так и было. Но, как правило, стачки начинались стихийно. И Валенса — не «органчик», вторивший «наставникам», а способный рабочий лидер, растущий деятель, быстро усвоивший навык политика.

Перед речами он целует образ Богоматери и флаг. И сразу располагает к себе людей: вот — верующий человек и патриот. К месту и простые костюм и говорок, висячие усы и хитреца в глазах. Он — народный вождь, равнодушный к лоску власти.

Рядом с ним часто видят историка Богдана Борусевича. Ага! Вот кто нашептывает ему речи и решения. Что ж, если и так, то умение прислушаться к будущему спикеру Сената — важный плюс начинающего лидера.

Меж тем, уже бастуют Варшава, Вроцлав, Гдыня, Краков, Лодзь, Люблин, Щецин — десятки городов и 8 000 000 человек. Среди них — тысячи членов ПОРП, а 43% вступивших в нее после 1975-го покидают партию. (Кто знал, что через 10 лет люди будут публично сжигать партбилеты КПСС?)

Движение обретает имя и символ. Дизайнер Ежи Янишевский придумывает логотип Solidarność. И она становится одним из сильнейших брендов XX века.

Niema wolnosci bez solidarnosci!

«Нет свободы без солидарности!» Эти слова скандируют миллионы.

Власть растеряна: ее «опора» — рабочий класс — встал против системы; внешний долг — млрд; страна живет в режиме «новое утро — новая стачка».

Признание свободных профсоюзов и забастовок не ведет к социальному миру. На каждое неугодное действие власти народ отвечает стачкой. Не помогает и замена Эдварда Герека главой спецслужб Станиславом Каня.

27 марта 1981 года бастуют 13 000 000 человек. Малыш в профсоюзной футболке, грозящий бякам розгой с плаката «Солидарности». Ее съезд избирает председателем Валенсу. Его советники получают официальный статус. Взят курс на строительство новой страны. Это бесит Кремль и власть. И они идут на крайние меры.

13 декабря 1981-го армия занимает заводы. Генерал Ярузельский (автор афоризма о солдате и рабочем) вводит военное положение. В рабочих не стреляют. Их избивают и давят машинами. В битве с ZOMO (польский ОМОН) на шахте «Вуек» гибнут девять горняков. Есть жертвы и в ходе 100-тысячного марша в Гданьске. Народные союзы запрещены. Валенса арестован. Изолированы Адам Михник, Анджей Гвязда, Яцек Куронь, Кароль Модезевский… Всего — 5128 человек.

Но борьба продолжается. «Солидарность» уходит в подполье и начинает кампанию неповиновения. 1 мая 1982 года проходят массовые марши. 31 августа они охватывают десятки городов. Впереди 7 лет протестов и побоищ; круглый стол 1989 года и — победа демократии. С 1990 года Польша строит свободное и здоровое общество.

Можно спорить и о том, что ее ждало, не будь Перестройки, и о значении польского опыта для Кремля. Но вспомним: гражданский энтузиазм тогдашних реформ в СССР тоже объединил труд и интеллект.

И хотя реформы не завершены, они показали: у создателей новой России и забастовщиков 80-х общие цели и ценности: свобода слова, собраний и печати; честные выборы; самоуправление; право на все, что не запрещено законом; правосудие; партнерство государства и гражданского общества.

Тихий класс

Говорить о таком партнерстве в России сложно. Атаки на НКО, людей искусства, преподавателей, на творчество и интеллект стали нормой. Памятны и заводские митинги с угрозами разгонять интеллигентов.

Так было и в Польше: в 1968-м рабочие били «мятежных очкариков». А через два года бастовали сами. А через пять они вместе требовали перемен. «Очкарики» поняли: рабочие — это не только крепкие кулаки и «опора режима», а люди, у которых немало проблем. И проблемы у них общие. А раз так, то и задачи тоже. Которые предстоит решать вместе с «людьми из железа», как звал рабочих режиссер Анджей Вайда.

Для российского креативного класса класс рабочий, похоже, остается хмурой тайной, завернутой в суровую загадку. И, очевидно, далеко не самым привлекательным партнером в социальном диалоге. Обсуждая пути демократии, о нем предпочитают молчать. Будто его нет вовсе, а эти пути ведут мимо…

Сам же он молчалив, терпелив и, несмотря на быстрое скатывание в бедность, безропотен. И хотя эксперты профцентров говорят, что масштабный трудовой конфликт есть, но «тлеет», о крупных выступлениях на производстве уже давно не слышно.

Возможно, причина в нехватке у рабочих навыков солидарного действия. А у ищущих политических альтернатив интеллектуалов — умения и желания говорить с ними об общих сложностях, ценностях, правах, интересах и возможностях.

Меж тем, опыт «Солидарности» показал: такая коммуникация способна усилить связность общественной ткани и породить мощную созидательную энергию — главное условие развития и социального творчества.

Дмитрий Петров, «Новое время»