Николай Дедок: Выжить в тюрьме помогло понимание своей правоты

Бывший политзаключенный уезжает за границу на учебу и признается, что пока не готов простить людей, которые дали лживые показания против него.

За время нахождения за решеткой Николай Дедок внешне практически не изменился - такой же живой и улыбчивый парень. Бывшего зека в нем выдает только чрезвычайно короткая стрижка и следы от порезанных вен на руках - так активист пытался привлечь внимание тюремной администрации, которая несколько раз подряд отправляла его в СИЗО. После освобождения Николай Дедок даром времени не терял: восстановился в ЕГУ и с 1 октября начинает учебу по программе «Мировая политика и экономика» на дневном отделении в Вильнюсе, пишет «Новы час».

- Николай, как сейчас здоровье?

- Жив - это главное. Буду сейчас обследоваться у врачей. Надеюсь, ничего страшного не найдут.

- Не жалко уезжать из страны, только вернувшись на свободу к родственникам и друзьям?

- Конечно, жаль, но что делать - необходимо получить высшее образование. Мне уже 27 лет, вечный студент... Надо как-то свои знания систематизировать и укрепить. За пять лет надоело самообразованием заниматься. Еду же не один - с женой.

- Ты сидел в горецкой колонии, о которой сложилась чрезвычайно плохая репутация. Там же отбывал наказание Дмитрий Дашкевич, который назвал ее самой ужасной колонией в Беларуси. Действительно ли это так?

- По моим наблюдениям и рассказам старых арестантов, в Горки свозят тех, кто осужден «по бесу» - политических и тех, чьи судебные дела были сфабрикованы. Там людей морально убивают, создаются такие условия, когда полностью подавляется индивидуальная свобода. Нет, такого, чтобы бить или лишать еды - этого нет. Но вокруг каждого человека, который хоть чуточку независимый, хоть чуточку пытается отстаивать свои права, создается такая атмосфера, когда шаг влево, шаг вправо - и он сразу едет в карцер. Вокруг него кучкуются толпы стукачей, которые докладывают обо всем. Это первая зона, которую я видел, где наказывают не только за уже совершенное нарушение, но уже за то, которое только готовится. Было такое, когда человек, находящийся под надзором администрации, поднимался в зону из СИЗО, и к нему подходил переговоры обычный зек - так тот, кто подошел, сразу ехал в карцер на десять суток. Только за то, что пообщался.

Со мной практически никто из заключенных не хотел общаться, потому что все знали, что если со мной побеседуешь либо попьешь чаю - сразу сам поедешь в СИЗО. Но была и такая история - после карцера со мной буквально пару дней погулял один парень. Сначала он дважды получил по десять суток карцера, а после поехал в ПКТ (помещение крытого типа). Вот это горецкая колония.

- Как зеки выживают в таких жестких условиях?

- Тот, кто борется за свои права, в самой зоне живет недолго. Он либо едет «под крышу» - в ПКТ, или в крытую тюрьму, либо его раскручивают по 411 статье (нарушение режима отбывания наказания). Что касается меня, в любых условиях мне помогало выживать понимание своей правоты и громадная поддержка с воли. Радостными были те дни, когда приходила независимая пресса, различные журналы. Сидишь во всей этой серости и однообразия, тебе приходит журнал типа «National Geographic», открываешь его - а там цветные картинки о мире, о жизни, обо всем том, чего ты лишен!.. Мыслями переносишься туда, путешествуешь по другим странам - это помогает отвлечься от тюремной рутины.

- Твой соратник Игорь Олиневич рассказал, что в карцере ему было проще, чем в колонии. А у тебя какие впечатления?

- В этом есть большая доля истины. Я не очень много был в колонии, из всего срока я только год был на зоне, а четыре года я просидел в камерной системе. Но я согласен, колония - это суета. Все подчинено детальному режиму, нужно выполнять механизированные действия - такая жизнь робота. Ты не можешь остаться со своими мыслями, не можешь сосредоточиться, подумать о важном для тебя. В колонии вокруг тебя всегда некие провокаторы, ты вынужден смотреть на лица, которые бы ты, может, и не хотел видеть. И если это тянется месяц за месяцем, год за годом - тогда ШИЗО, несмотря на очень плохие бытовые условия, кажется спасением. Ты остаешься наедине с собой, морально очищаешься от той шелухи, что на тебя налипла в колонии.

Если говорить о ПКТ - усовершенствованном ШИЗО, - там больше свободного времени, чем в колонии. В отличие от карцера, туда можно проносить книги, вести переписку, получать газеты. Когда я там сидел, каждую свободную минуту старался проводить с пользой - занимался спортом, йогой, подтянул английский и белорусский, начал изучать арабский язык. Старался меньше валяться, меньше спать - понимал, что если я выйду, у меня не будет столько свободного времени для обучения. Так оно и получилось.

- Чему тебя научила тюрьма?

- Первое, главное, правило, которому тебя учит тюрьма, - это умение отвечать за свои поступки. Тюрьма - это сжатое пространство, где причинно-следственные связи происходят быстрее, чем на свободе. Например, если ты совершил что-то глупое или подлое - это очень быстро вернется, если сделал что-то хорошее - тоже возвращается мгновенно. В тюрьме быстро учишься нести ответственность за каждое слово и поступок. Во-вторых, я научился больше ценить друзей, близких людей, ценить хорошие отношения между людьми. Там я насмотрелся всякого, повидал много грязи, негатива, полного отсутствия у многих людей понятий «добро» и «зло». В тюрьме я еще глубже осознал, что отношения между людьми должны основываться на любви к ближним и на братстве - без этого не будет ни душевного покоя, ни каких-либо изменений в обществе.

- Возможны ли в этой грязи проявления обычных человеческих отношений - дружбы, взаимопомощи?

- Безусловно, я встречал это, и не раз. Видел чистую искреннюю дружбу, самопожертвование одних людей ради других. Это, конечно, случается редко, является скорее исключением из правил, и тем более ярко заметно на фоне всего этого негатива. Это проявляется в той же самой тюремной традиции «встречи», когда узники встречают тех, кто выходит из ШИЗО, накрытым столом (обычно это чай с шоколадом) и дают вещи первой необходимости. Я замечал, как обычные ребята-уголовники, узнав, что я был в карцере, поддерживали меня, исходя не только из тюремного этикета, но и потому, что они видели, что милиционеры прессовали меня «по бесу» - без всякого повода. Я видел искреннее сочувствие в свой адрес. Был случай, когда один парень помог мне «выгнать» информацию на свободу. Оперативники об этом узнали, и тому парню дали семь суток ШИЗО. Мне было приятно видеть, что после этого он не только на меня не сердился, но и продолжил дружить как ни в чем не бывало. Такая вот принципиальность, готовность к самопожертвованию - это впечатляет в тюрьме.

- Сколько времени тебе понадобилось, чтобы адаптироваться к статусу «зека»?

- Месяц - и я замечаю, что интуитивно скрываю запрещенные вещи от надзирателей; начинаю, так сказать, «ботать по фене» со своими сокамерниками; учусь лгать начальникам, чтобы не получить неприятностей. «Зечные» привычки вырабатываются очень быстро.

- Выделяли ли узники твою политичность?

- Многие просили написать судебные жалобы - по мере возможности помогал. Часто подходили обсудить события в Беларуси и в мире. Спрашивали, что будет на выборах, что будет с Америкой и что думаю о Путине. Но чемпионом был вопрос: «Долго наш усатый продержится?». Почему-то все думали, что я это знаю. Натравленные администрацией зеки пытались давить, а многие, и наоборот, шоколадкой могли угостить. Однако уважения к «политическим», которое было раньше, я не заметил. Скорее, есть настороженность смешанная с любопытством.

- Думал, что придется отсидеть пять лет?

- Если честно, вначале были иллюзии, что Европа нас вытащит, что не будут давать больших сроков. Разве можно давать четыре с половиной года за стекла, которые я якобы разбил и снимал на видео? Думал, что обойдется химией или какими-то меньшими сроками. Но когда я посмотрел, как на суде ведут судья и прокурор, понял, что это однозначно заказ спецслужб. Интересно, что еще на стадии следствия оперативник из КГБ предположил, что я получу четыре с половиной года, а «экстремал» Олиневич, как он его назвал, - восемь лет. Вот так еще до начала суда он нам предсказал сроки, и эти предсказания сбылись. Конечно, ни о какой независимой системе речи быть не может - судья и прокурор просто играли роли в судебном спектакле.

Я имею среднее специальное юридическое образование, поэтому все это наблюдать было особенно неприятно. Ты изучаешь все эти законы и процессы, тебе серьезно объясняют, насколько право важно для функционирования государства и развития общества, а потом ты сидишь в судебной клетке и думаешь, а зачем ты тратил на это все время, когда в нашей стране это вовсе не работает. Досадно было, что все колоссальные усилия адвоката и моих родителей не принесли в суде никакого результата.

- Во время следствия на тебя дали показания некоторые из соратников по анархическому движению. Выходили ли они на связь после освобождения?

- Нет, и общаться с ними, я уверен, никто из нас не будет. С предателями и лжецами разговора быть не может. Жизнь их накажет.