Красиво уйти

Ни военных сил, ни средств, чтобы сидеть в Сирии долго, у России нет.

Я хорошо запомнила выражение exit strategy, спасибо сериалу «Западное крыло». Вообще, как говорил один умный человек, красиво прийти - не проблема, проблема красиво уйти. Он, правда, говорил это применительно к исчерпавшим себя личным отношениям. Применительно к войне это правило вполне годится и называется стратегией. Если ты ввязываешься в военное противостояние, лучше бы точно понимать, как и в какой момент из него выходить. Если ты вынужден воевать на своей территории, то тут более или менее ясно, что является финалом. Если это чужая война, особенно на Ближнем Востоке, в которую ты решил почему-либо вмешаться, то лучше все же иметь exit strategy - стратегию выхода. И вот тут у меня вопрос: какова эта самая «стратегия выхода» России из внутрисирийского конфликта, в который так неожиданно и ко всеобщему удивлению президент Путин втянул свою страну.

По тактике у меня нет вопросов: вся авиа-ракетная российская «битва за Дамаск» имеет единственную цель - удовлетворить эго и интересы одного человека. На фоне угасающего антиукраинского патриотического угара в стране и буксующих Минских переговоров, на фоне санкций, кризиса и падения цен на нефть, на фоне неуклонно продолжающегося расследования по сбитому малайзийскому «Боингу», на фоне отключения Путина от участия во влиятельных геополитических мировых клубах, российский лидер вернулся к тому, что «до нефти» было главным пугалом СССР - собственно к оружию.

Пцтин выбрал силовой вариант собственного возращения в мировую политику, не очень даже понимая, судя по его недавнему интервью Соловьеву, кто такие сунниты и шииты и что они не могут поделить на территории, на которой он сейчас испытывает российские ракеты. Все рассказы о борьбе с «Исламским государством» на сирийской земле - блеф. Задачи две: стать снова международным игроком, с которым нельзя не считаться, и защитить собственное будущее, защищая Асада, которого (за редким исключением) никто более защищать не собирается. Выражение «законно избранный президент» стало мемом в устах российского президента. Как человек, возглавляющий страну, где выборы происходят так, как они происходят, Путин давно уже оказался в дурной компании одиозных лидеров, некоторые из которых у него на глазах расстались с жизнью. Они ведь тоже были «законно избранными» ста и даже более процентами голосов в рамках той системы, которую сами себе организовали для полной, окончательной и вечной победы. Путина это пугает, поскольку круг таких лидеров сужается, их время осталось в прошлом. И поэтому, как в том анекдоте, береги Асада, а то завтра придут за тобой.

Россия совершает авиа и ракетные удары по территории Сирии. Вопрос: сколько времени российский верховный главнокомандующий предполагал это продолжать? Если судить по размеру территории, контролируемой режимом Асада, и той, значительно большей, что ему не подконтрольна, а контролируется частично оппозицией и частично «ИГ», эта история - не на пару недель. За пару недель Асад не восстановит контроль над страной. Я полагаю, что после первых массированных ударов Путин рассчитывал на начало политического диалога с другой коалицией, которая не поддерживает нынешнего сирийского лидера. Но такого диалога нет. Есть контакты между военными, потому что последнее, что нужно миру - столкновение американского или любого другого союзнического самолета с российским в небе над Сирией. Или еще одна катастрофа по типу малайзийского «Боинга». Поэтому военные идут на контакт, время от времени фиксируя опасные сближения российских самолетов с американскими. Но премьера Дмитрия Медведева с делегацией Вашингтон недвусмысленно завернул. Во-первых, сегодня Дмитрий Медведев - не тот человек, с которым серьезные политики готовы разговаривать (не знаю, был ли у Путина расчет на то, что у Обамы и Медведева сложились в свое время теплые отношения, или Путин просто опасался получить отказ и выставил вперед Медведева - если унизят отказом, то не его, Путина). Во-вторых, Запад вполне цинично может быть политически заинтересован, чтобы Россия как можно глубже увязла в Сирии, памятуя, чем закончился советский поход в Афганистан.

Путин явно рассчитывал на то, что, показав в ультимативной форме собственную решимость действовать так, как считает нужным - в любом регионе мира и продемонстрировав новые ракеты - он вынудит антиасадовскую коалицию вернуть Россию в политический пул, как минимум тот, что разруливает ситуацию вокруг Сирии. Сложно сказать, думал ли он в тот момент, когда санкционировал бомбежки Сирии, о возможно обратном эффекте и усилении рисков терактов со стороны «Исламского государства» на территории России. Уверен ли Путин он в готовности российских правоохранительных органов и спецслужб справиться с такой опасностью? Имея тот трагический опыт, который мы имеем, я лично в этом никак не уверена.

Внятного ответа на вопрос, какова же была стратегия выхода из этой чужой войны, нет. Он не прозвучал ни в одном интервью Владимира. Непонятно, где есть та конечная точка, тот предел и те сроки, на которые рассчитана российская операция по спасению неспасаемого Асада. Скорее всего, возможная точка выхода уже пройдена - с отказом Вашингтона вести политические переговоры с Медведевым. У Путина есть шанс наступить на горло собственной гордости и предложить Обаме новую встречу. Напомню, впрочем, что именно после их последний, совсем недавней встречи, российский президент демонстративно начал военную операцию, которая вызвала и вызывает негативную реакцию и наиболее сильных стран в регионе и стран западной коалиции. Впрочем, также возможен вариант, что российский президент понимал: с Медведевым встречаться не будут, и теперь просто накапливает аргументы в защиту собственной позиции. До вчерашнего дня аргумента было два: первый - мы им предлагаем коалицию, а они предпочитают свою коалицию без нас, второй - вы говорите, мы бомбим не «ИГ», а оппозицию, тогда дайте ваши данные, где бомбить, но они не дают. И вот теперь: мы предлагаем Америке политические переговоры по Сирии, а они не хотят. Накапливание такого рода аргументов (эффективных до некоторой степени только внутри России, особенно если не объяснять, почему не хотят и почему не дают) скорее говорит о стратегии продолжения и, возможно, расширения операции, нежели о стратегии выхода из нее.

Можно ли просто взять и с понедельника прекратить участие российских военных в сирийской операции? Выбрать вот такую простенькую exit strategy? Конечно, но тогда совсем не понятно, что это было. И пропагандистский эффект от нашей так называемой войны с терроризмом для внутреннего потребления лопается как мыльный пузырь.

Если президент Путин рассчитывал шантажировать Запад, разменять на что-то ему нужное российское военное присутствие в Сирии, он выбрал неверную тактику. Если Запад не пойдет на политическое сотрудничество и готов не мешать Путину выдыхаться в Сирии, увеличивая военные расходы за счет сокращения бюджета на врачей, учителей и медиков, то он ошибся и в стратегии. Ни военных сил, ни средств, чтобы сидеть в Сирии долго, у России нет. Если страны антиасадовской коалиции начнут поставлять оппозиции зенитные комплексы (о чем оппозиция их просит), то риск не выйти из этой авантюры без потерь у России серьезно возрастет. И даже если очень не хочется сравнивать с Афганистаном, удержаться от такого сравнения будет еще сложнее.

Еще раз повторю: в участии в этой войне в России заинтересован только Владимир Путин (ну, или коллективный Путин, если угодно). Ни ребята, которые там воюют за какого-то им неведомого Асада, ни страна, которая переживает не самые простые времена. Ну, может быть, еще ведущие телевизионных новостных выпусков и аналитических программ, для которых президент России каждый день пишет сценарии.

Наталия Геворкян, «Радио Свобода»