Николай Дедок: Человек с сильной волей в тюрьме только укрепится в своих убеждениях

Бывший политзаключенный считает свое освобождение частью геополитической игры между США, ЕС и Россией.

Николай Дядок отвечает на вопросы сайта palitviazni.info.

Дело «слепили»

- Уголовное дело, арест, изолятор... Николай, как это все воспринималось пять лет назад, как переносилось?

- Что касается ареста, то это, естественно, был шок. Как бы ты не готовился к такому событию, оно все равно будет неожиданным. Поражала абсурдность обвинений и то, что, несмотря на отсутствие всяких вещественных доказательств или свидетелей, меня продолжали держать за решеткой.

Я не имел иллюзий относительно нашей судебной системы, но не ожидал такого цинизма. Уголовное дело «слепили» из ничего, не ожидал такого пренебрежения к нормам закона.

- Что было самым сложным в первое время пребывания за решеткой?

- Я не даю ответ на этот вопрос, потому что не хочу, чтобы каратели знали, на что нужно давить политзаключенным, чтобы им было «сложнее всего».

- Как местный контингент в неволе относился к «политическим»?

- Примеров отрицательного отношения, кроме зеков, которые чуть ли не в открытую работают на администрацию, не вспомню. Часто встречалось сочувствие, так как у людей в головах заложено, что пойти против власти - это даже более тяжкое преступление, чем убийство. Поэтому посматривали на нас с уважением вперемешку с удивлением. Но в целом отношение было в пределах от очень положительного до нейтрального.

- Как сегодня вам вспоминается суд? И насколько неожиданным был приговор?

- Суд воспринимается, как спектакль, разыгранный для того, чтобы сделать видимость «законности». Думаю, все сроки заключения нам были предрешены КГБ еще на первом этапе следствия. Еще в изоляторе временного содержания, когда со мной работали оперативники КГБ, один из них сказал: «Ну, получишь 4-4,5 года, а эти «экстремалы» (он имел в виду Дубовского и Олиневича) - по 7-8 лет». Как видите, предсказания сбылись почти стопроцентно. За исключением того, что Дубовского они так и не нашли. Обращаю внимание - это было сказано даже не до признания нас виновными, а в то время, когда против нас не было официального обвинения.

Мрачное место

- Горецкая колония, наверное, тоже останется в вашей памяти. Что это за место?

- Место довольно мрачное. Колхозно-совковый менталитет администрации накладывается на то, что абсолютное большинство зеков убиты рабским положением. Все это создает своеобразную атмосферу, в которой человеку, привыкшему быть активным и независимым, очень трудно. Администрация не идет на диалог, разговаривает с заключенными исключительно языком принуждения, берет, как говорится, «нахрапом». На моей памяти парню дали 6 месяцев помещения камерного типа (ПКТ) только за то, что тот на повышенных тонах пообщался с замполитом. Начальник колонии может зека обругать матом – и это у них в порядке вещей.

Чтобы облегчить себе жизнь, администрация большую часть контроля над зеками перекладывает на так называемых «блатных», которым даны полномочия на применение физической силы против «непокорных». Например, по отношению к тем, кто пишет жалобы. Выписывать независимую прессу многие тоже боятся, так как это сразу привлекает внимание со стороны оперативников. Боятся писать жалобы даже по своему делу, не говоря уже об условиях содержания.

- Кстати, что касается условий содержания...

- Я видел, что режим становился жестче с каждым месяцем. То запретят «неуставное» полотенце, то вещи в тумбочке «строго по описи», то начинается борьба с «головными уборами неустановленного образца»... Одним словом, делалось все, чтобы усложнить заключенному жизнь.

- Можно было пожаловаться на условия содержания?

- Жалобы оттуда не выходят вообще. Не попадают ни в Департамент исполнения наказания МВД, ни в прокуратуру. Администрация при этом делает вид, что ничего не произошло, и «талдычит»: «У нас все по закону»...

Что касается отношения к «политическим», то к этой категории людей оно более тщательное и жесткое. До меня там были Дашкевич и Парфенков, со всеми была та же история, что и со мной. С первых минут в колонии попадаешь в водоворот «оперативной разработки». Тебя окружают «стукачами», информаторами, которые докладывают о каждом твоем шаге оперативникам. Люди, с которыми ты общаешься и пьешь чай, отправляются в ШИЗО, чтобы ни у кого не было желания с тобой общаться и дружить. Переписка проходит более пристальную цензуру - не менее трех стадий контроля (цензор, оперативник, начальник отряда). Периодически начальник отряда и оперативник вызывали на беседу. И традиционно (раз в 1-2 месяца) на тумбочке внезапно находятся пыль или внезапно обнаруживалось, что ты не побрился. А это - 10 суток в ШИЗО. Это делалось, чтобы доложить куратором из спецслужб, что с осужденным «проводится профилактическая работа». Правда, со мной было еще проще. Я потребовал достойную зарплату на работе и отказывался работать бесплатно, поэтому им не пришлось ждать 2 месяца, чтобы меня закрыть «под крышу».

«Выход был один - порезать вены...»

- Многие политзаключенные рассказывали, что штрафной изолятор - это самое настоящее пекло. Правда ли это?

- Штрафной изолятор - это очень маленькая камера (примерно 1,8 на 2 метра), в которой осужденный отбывает наказание за «нарушения» в колонии. Бывает, что в ШИЗО и по 6-8 человек сидит, тогда камеры больше. Там есть туалет, краник с водой, табуретка, привинченная к полу. На стене - деревянная нора, которая на ночь отстегивается «вертухаями» из коридора. Формально посадить в ШИЗО можно за любое нарушение – за незастегнутую пуговицу или за то, что в тапках вышел за пределы отряда.

В ШИЗО нельзя брать с собой ничего - ни книг, ни бумагу с ручкой, ни журналы или газеты. Только туалетные принадлежности. Если 10 суток еще можно выдержать на своих мыслях, то с большим сроком обычно начинаются сложности, особенно у экстравертов, которые привыкли к разговорам, да и для тех, кто не умеет сам себя занять.

- Что самое трудное в ШИЗО?

- Холод и невозможность нормально спать. Спят там обычно на деревянном полу (ведь он рядом с батареей), и каждые 20-30 минут (а то и чаще) просыпаешься от холода. Приходится вставать, отжиматься или приседать, пока не согреешься. А потом снова засыпаешь. На те же 20 минут. И так всю ночь. А днем спать запрещено - можно получить еще 10 суток, не выходя даже из ШИЗО. Вот такой замкнутый круг.

- Как решили пойти на такой шаг, что порезали себе вены?

- Меня посадили в настолько холодную камеру, что я понял - если останусь там на 10 суток, то оставлю все свое здоровье. Пришлось пойти на решительный шаг, ведь мои просьбы перевести меня в другую камеру администрация игнорировала.

Ты - не один

- Письма, поддержка с воли. Как это помогало?

- Помогала невероятно! Теперь, на свободе, я понимаю, что до меня не дошли десятки, а может и сотни писем. Но когда находишься в неволе, очень важно знать, что ты сидишь за правду, за то высокое и светлое. А не за то, что какую -нибудь «мобилу» украл. Если знаешь, что за твоей спиной на свободе множество людей одних с тобой убеждений, что ты, как бы банально не звучало, не один - это очень помогает.

А еще помогало само понимание того, что я принадлежу к огромному мировому сообществу, которое уходит своими корнями в глубину веков. Анархизм - это идея, за которую отдали свои жизни сотни тысяч человек. И мне не было стыдно быть одним из тех, кто за эту идею страдает. Акции в мою поддержку проводили соратники из разных стран мира, и это вдохновляло неимоверно, когда видел, что кому - то за тысячи километров отсюда есть дело до тебя и твоих проблем.

- В свободное время, чем пробовали себя занять?

- Большинство времени занимало чтение. Прочитал очень много книг, также выписывал прессу. Много времени занимали ответы на письма. Также старался каждый день заниматься спортом или йогой. Короче, делал все, чтобы не сидеть без дела и проводить время с пользой, а не тратить его на пустое.

Тюрьма воспитывает

- Освобождение, наверное, было для вас неожиданностью?

- В самый обычный тюремный день в камеру ПКТ зашли 2 офицера и сказали, чтобы собирался с вещами. Куда? Зачем? Ничего не отвечали... Отвели меня на КП, там уже стояли мои вещи из отряда. Там и объявили, что освобождают. Добавили, что даже не знают, на основании чего. Потом проверили мою личность и вывели за ворота. Там меня уже ждали трое в штатском. Они посадили меня в машину (тоже отказывались разговаривать), отвезли на вокзал в Оршу, довели до поезда, дали билет, посадили в вагон. И - домой!

- Сегодня можете сказать, что вам дала тюрьма, если вообще хоть что-нибудь дала?

- Тюрьма дала мне очень много. Первое - это вера в солидарность. Я на своем примере увидел, как солидарность и взаимопомощь могут разбить тюремные стены. Во-вторых, я стал более строго относиться к себе, к своим недостаткам и поведению. Тюрьма учит отвечать за свои слова и поступки, ведь это то место, где одно неосторожное слово может сломать всю жизнь. В этом плане, пожалуй, тюрьма воспитывает.

- Может ли тюрьма перевоспитать человека?

- Не думаю, что это - то место, где из преступников делают законопослушных людей. Цель в колонии одна - сломить волю. Но, если воля человека сильнее тюремного режима, то человек только укрепится в своих убеждениях. А если слабее, то что может дать обществу человек со сломанной волей? Это человек без моральных принципов, который управляется одними низкими инстинктами. Таких людей в колонии очень много. В некоторых местах - даже большинство. Механизм уничтожения из общества наиболее активных с помощью тюремной системы исчерпывающе описал Игорь Олиневич в своей книге «Еду в Магадан».

Особенность тюрем и колоний в том, что они человека со стержнем делают еще более сильным, а человека так сказать «подгнившего», в котором есть зерно подлости, предательства, лжи, делают окончательно гнилым.

Настоящей воспитательной работы с зэками не ведется. Все построено на запугивания и унижениях. Все «воспитание» - формальное и исключительно для галочки. Какие-то там периодические лекции или беседы не воспринимает всерьез никто - ни зеки, ни те же офицеры, что их проводят. Работа ведется только в оперативном (выслеживание раздражением и слишком активных) и режимным (строгое соответствие бесчеловечным правилам) направлениях.

Что дальше?

- Как встретила вас свобода? Что за это время уже успели сделать?

- Очень тепло встретили родные и соратники. Правозащитники также не оставили без внимания. Главное, что успел сделать - возобновился в ЕГУ. Также прохожу сейчас медицинское обследовании, поправляю здоровье.

- Изменилось что-то в стране за то время, пока были за решеткой?

- Очень изменился Минск. Стало больше многоэтажных домов, каких-то бизнес-центров... Вижу, что старый город искалечили окончательно. На улицах стало больше видеокамер. Смотришь в глаза людей - все какие-то запуганные, прибитые. Общая атмосфера угнетения - такое субъективное ощущение.

- Освобождение политзаключенных стало предпосылкой того, что Европа приостановила действие санкций в отношении белорусских чиновников. Как оцениваете этот шаг?

- Как часть геополитической игры между США, ЕС и Россией. Белорусская власть заняла очень удобную позицию, когда в условиях конфликта между Западом и Востоком может, как говорят, «доить» все стороны конфликта. А лояльность обещать и тем, и тем. Но, полагаю, этот период потепления или какой-то псевдолиберализации не будет продолжительным. Он продлится ровно до того момента, когда не появится массовое движение или политическая группа, которая начнет представлять угрозу режиму. Тогда снова начнется по отработанной схеме: аресты, репрессии, суды... Всем белорусам, которые борются за перемены в стране, нужно быть готовыми к этому и не рассчитывать на легкую победу.

Личное дело

Николай Дедок родился 23 августа 1988 года в Брагине. Окончил юридический колледж БГУ. Поступил в Европейский гуманитарный университет на отделение политологии, учился заочно. Работал в коллекторской фирме. Член движения белорусских анархистов.

Был задержан 3 сентября 2010 года в качестве подозреваемого по делу «О нападении на посольство Российской Федерации», но дело рассыпалось, и Николая обвинили в участии в несанкционированной акции у здания Генерального штаба. Ему было предъявлено обвинение по статье 339, части 2 Уголовного кодекса - хулиганство. 27 мая 2011 года Заводской суд Минска приговорил Дедка на 4 с половиной года лишения свободы в колонии усиленного режима.

Николай начал отбывать наказание в Могилевской колонии № 15. За решеткой женился. В октябре 2011 года Правозащитный центр «Вясна» и Белорусский Хельсинкский комитет признали Игоря Олиневича, Николая Дедка и Александра Францкевича политическими заключенными.

26 февраля 2015 года по Могилевской тюрьме (за несколько дней до окончания основного срока 3 марта) состоялся суд за якобы «нарушения режима отбывания наказания по статье 411 Уголовного кодекса», который наказал Николая Дедка к еще одному году заключения в колонии строгого режима. 30 апреля суд кассационной инстанции оставил этот приговор в силе.