Игорь Олиневич: Тюрьма - не повод, чтобы сдаваться и отрекаться от себя

Бывший политзаключенный Игорь Олиневич рассказал о том, как стал анархистом, о своем уголовном деле, жизни за решеткой и после освобождения.

Об этом Игорь Олиневич рассказал сайту palitviazni.info.

В поисках индивидуальной свободы

- Мои школьные годы пришлись на середину 90-х, - начинает Игорь. - Это было время, когда люди все еще помнили советскую действительность, но оптимизм перестройки уже прошел. В настроениях, мировоззрении людей наблюдался некий тупик. Идеология потребительства выжимала старую мораль. Не было каких-то безусловных авторитетов. С детства мать у меня формировала достаточно широкое мировоззрение. Приносила из библиотеки книги по истории, Джека Лондона, фантастику... Следила, чтобы я прочитывал школьную программу. А в старших классах я почувствовал, что учебники по истории и обществоведению очень слабые. Я прочитывал их за несколько дней и вновь возвращался к своим энциклопедиям. Ведь отец учил меня требовать от себя даже больше, чем можешь, не жалеть себя...

- В чем вы себя, скажем так, находили?

- В то время, как и многие мои сверстники, - в неформальных субкультурах. Металл, панк-рок, "Нирвана"... Среди советской морали, которая уже отживала свой век, среди потребительства и конформизма мы искали братство и свободное самовыражение личности. Уже тогда индивидуальная свобода, справедливость в отношении других людей, мирное сосуществование стали для моего круга друзей аксиомой. Правда, эти принципы не находили взаимопонимания у "гопников" из другого района. И тогда я понял раз и навсегда - за право быть собой надо драться. Кстати, глотком свободного воздуха были для меня и протесты оппозиции. Помню, что тогда они на самом деле были многочисленные, на акции приходили десятки тысяч людей. К сожалению, я застал то время, когда они с каждым годом становились все меньшими и меньшими по численности. Милиция усиливала репрессии, людей избивал ОМОН.

- В свое время вы вступили в "Молодой фронт"

- Я вступил в 16 лет, но был там непродолжительное время. Рисовал граффити, вывешивал флаги. Чем ближе я знакомился с пониманием свободы в оппозиции, тем более чувствовал, что оно неполное. Меня отталкивал национализм, который иногда приобретал шовинистические формы. Одним словом, все шло к формированию моих анархистских взглядов. Кстати, интерес к анархизму проявился сам, без чьей-либо помощи. Возможно, немного под влиянием романа Тургенева "Отцы и дети". В 11-м классе на экзамене по истории вместо вопросов с билетами я защищал реферат "Нестор Махно: бандит или народный герой?" Даже тогда, в 2001-м, это была "бомба"! Советский дух из школы выходил медленно. Я с детства любил компьютеры и математику, хотел стать инженером, поступил в радиотехнический институт. Но, честно скажу, учеба никогда меня не привлекала. Было понятно, что никому особенно после окончания учебных заведений мы не будем нужны. Поэтому я действительно увлекся деятельностью на ниве анархизма. Нашел соратников, мы издавали журнал, распространяли периодику и делали ксерокопии статей из Интернета. Больше всего времени отводилось на антифашизм. Тогда в Минске и по всей стране шла настоящая война с неонацистами. Они нападали на клубы, где проходили субкультурные концерты, мы же старались этого не допустить. Вскоре противостояние вышло на улицы, каждую неделю происходили стычки.

Вторым моим увлечением стало ролевое моделирование. Это нечто среднее между исторической реконструкцией и интерактивным театром. Сценарий - импровизированный. Есть только какие-то вводные данные и механика взаимодействия. Позже пропагандисты БТ кадры из одной такой игры выдали за тайную встречу анархистов.

"Всю историю анархистов отправляют за решетку ..."

- После института вам пришлось поработать на круизном лайнере. Какие были впечатления?

- Да, я устроился на работу на круизный лайнер компании Carnival в Карибском море, и, к своему удивлению, увидел, что там система эксплуатации людей ничем не лучше, чем у нас. Через семь месяцев я попытался поднять рабочих в погрузочно день на забастовку, но безуспешно. Меня уволили и под конвоем (!) отправили в аэропорт. Одним словом, закулисье западной жизни довелось увидеть тоже. Когда же вернулся домой, устроился по специальности. Три года работал в небольшой фирме по проектированию микроэлектроники. После - в ОАО "Пеленг", проектировал печатные платы для космических спутника. Мне очень нравилось работа, но в то же время я видел, что с каждым годом страна погружается в диктатуру все больше и больше. Никакие деньги и комфорт не заставили бы меня закрыть на это глаза. И я с головой окунулся в анархическую деятельность. Мы пытались раскачать рабочих МАЗа, других предприятий. Тогда все и начиналось.

- Вам нравится Бакунин или тот же Кропоткин?

- Понимаете, философия личной свободы сама по себе недостаточна. Моя первая книга Кропоткина - "Этика". В ней проанализированы все этические учения со времен античности и доказывается, что нравственность дается человеку от природы, а не сверху. С тех пор я считаю, что движущей силой личности являются морально-духовные принципы. Жажда познания и творчества. Впрочем, принципы анархизма - тема для отдельного разговора. Но хочу сказать, что всю историю анархистов сажали. Не столько за бомбы, сколько за пропаганду.

- Помните день, когда вас арестовали?

- Прежде всего хочу сказать, что к аресту я был подготовлен. Читал пособия, как себя вести при этом, интересовался, какими методами пользуются следователи при допросах. Хотя, честно признаюсь, до последнего не верилось, что это может случиться со мной. Даже в Москву мы с Дмитрием Дубовским уезжали всего на месяц-полтора. Жили там, ни от кого не прятались. Было шоком узнать, что нам предъявлено обвинение. После был наш захват на одной из московских квартир. Теперь, когда я хорошо разобрался со всем этим механизмом, удивляюсь, что еще так долго на свободе пробыл. Впрочем, я уже тогда знал, что тюрьма - не повод, чтобы сдаваться и отрекаться от себя.

- Вас осудили на 8 лет заключения. Как восприняли такой жесткий приговор?

- Помню, что очень волновался, пока ждал суда. Но не был таким наивным мальчишкой, чтобы верить, что мне могут дать условный срок. Во-первых, я отказался сотрудничать с КГБ по созданию "липовой" организации. Во-вторых, перед окончанием следствия мне предъявили дополнительно обвинение по ч.3 ст.218 "Повреждение имущества в особо крупном размере". Там сроки заключения стартовали с 7 лет. Я понимал, что статью добавили не просто так, а чтобы дать побольше. В-третьих, за неделю до моего суда осудили других оппозиционеров и бобруйских анархистов. Суровые приговоры сняли все вопросы. Сокамерник, кстати, предполагал, что мне дадут 8 лет - так и получилось. Впрочем, когда судья читала решение, я думал только об одном - чтобы все скорее закончилось, и меня увезли в лагерь. Сейчас это кажется несколько сентиментальным, но зона заставляет сдержанно принимать удары и подарки судьбы.

"Порядочным надо быть и на свободе, и на зоне"

- Вы сказали, что были подготовлены к тому приговору, что вам вынесли. А к тюремной жизни?

- Там я понял, что права в тюрьме практически отсутствуют. Тюремщики по закону могут тебя лишить всего. Естественно, это дикость, что в 21 веке человека могут ограничить в еде, как собаку Павлова. Либо люди мерзли, потому что не разрешали шерстяной свитер. Спортивную одежду приходилось прятать под робой. Свиданий с близкими лишали в "воспитательных" целях. По логике тюремщиков, человек должен стать более гуманным, если он не увидит мать. Медицинское обслуживание - никакое. По закону у зэка не может быть даже своих маленьких ножниц. Мол, надо пользоваться коллективными. В лагере постоянно подчеркивается, что осужденный - никто. И этот никто должен на автомате выполнять все команды и не протестовать. Поэтому ничего удивительного нет, что после выхода на свободу многие вновь попадают за решетку. Белорусская пенитенциарная система делает все, чтобы навсегда сломать человека, чтобы он никогда уже не почувствовал себя нормальным. "Стукачи" и другие помощники тюремщиков - вот это в их представлении и есть идеальные осужденые.

- Многие политзаключенные рассказывали, что к "политическим" за решеткой со стороны администрации особое отношение.

- Во-первых, в тюрьме не имеет значения, кто ты - осужденный по уголовному делу, бытовому, экономическому, политическому. В том плане, что там невозможно притвориться "крутом", любую фальшивку быстро выяснять. Но для многих заключенных политзаключенные - это что-то новое, неизведанное. Не более того. И, если "политический" сможет показать себя с нормальной стороны, то будет ему и сочувствие, и помощь. На нет, как говорится, и суда нет. А вообще, у каждого человека за решеткой - своя собственная трагедия, и горе политзаключенного ничем не большее, чем горе обычного зека. Например, в ИК-3 одного молодого "блатного" держали в карцере 3 месяца. Требовали, чтобы он подписал необходимые бумаги.

- Карцер для вас, наверное, отдельная тема?

- Сразу скажу, что в кодексе не прописано, за какие именно нарушения осужденного могут направить в карцер (ШИЗО). Все в руках администрации. Обычно решение о помещении в карцер принимается заранее, а затем уже ищут нарушения. А административная комиссия - просто фарс. Поэтому на комиссию ("крестины") я обычно шел со всем, что потребуется в карцере.

- За что могли отправить в ШИЗО?

- Обычная тактика для фабрикации нарушения - требование навести порядок на объекте, которые закреплены за "обиженными". Обычный осужденный не имеет права этого делать, так как автоматически попадет в эту же касту. В рапорте же указывается, что человек отказался убирать обычный "мужицкий" участок. Так администрация использует неформальные понятия в своих репрессивных целях. Также могли подбросить запрещенные предметы в сумку или на "шконку". Случалось, что просто составляли "липовый" акт о якобы имевшем место нарушении локального участка отряда. А как докажешь, что такого не было?

Сначала переносил ШИЗО, стиснув зубы от холода, а после привык и научился различным мудростям сохранения тепла. Каждый день делал гимнастику, занимался спортом. Старался ходить с утра до вечера, часами разбирая в голове какой-то вопрос. Хороший метод, чтобы интеллектуально углубиться в проблему. Потом я записывал тезисы своих раздумий спрятанным карандашом. Еще пел в карцере песни и читал стихи узников тюрьмы. Кстати, когда в лагерь привозят "блатных", то их в "зону" не выпускают, а держат в карцерах и ПКТ. Так они и страдают за свою идею. И живут так годами. Теряют здоровье, но на колени не становятся. Также пример мужества!

- А прислужников у тюремщиков хватало?

- Хватало тех, кто готов был выполнить любой приказ начальства. Только ведь это тоже не так просто. Сексот не желает, чтобы его раскрыли, так как "мужики" могли и расправу учинить. Впрочем, как уже говорил, если соблюдать приличия, то в тюрьме провокации можно было исключить. Люди не такие уж и скоты, как их иногда стараются показать.

"Я верил в силу слова"

- Вы записывали то, что видели?

- Весь срок меня постоянно мучало то обстоятельство, что я, обладая большой поддержкой со свободы, не освещаю положение людей за решеткой. Но я решил действовать. Писать в бараке было непросто. После публикации книги и писем мои записи периодически забирали на проверку, обыскивали вещи. Я писал большую официальную жалобу на условия содержания. Делал это максимально открыто, раскладывал кодексы вокруг себя, интересовался у заключенных, что их волнует. На самом деле использовал эту жалобу для написания статьи. Когда письмо было написано, его согласился вынести на свободу малоизвестный мне арестант, которого принято считать "уголовником". Кстати, лагерный опыт показал, что именно такие люди оказываются наиболее искренними. И тот парень слово сдержал, вынес письмо и передал адресату.

- Как создавалась книга "Еду на Майдан"?

- Первую страницу (сцена похищения меня в Москве белорусскими спецслужбами и допрос) я записал в СИЗО КГБ. Моим сокамерником оказался Александр Федута. Он писал собственные воспоминания и объяснил мне некоторые нюансы писательского дела. Продолжал это дело я уже после суда, когда этапировали в новополоцкий лагерь.

Безусловно, я почти никому не говорил о том, что пишу книгу, поскольку "стукачей", как уже говорил, хватало. К счастью, несколько месяцев администрация не знала, что со мной делать, так как на тот момент правозащитные организации не считали меня и других анархистов политзаключенными. Соответственно и со стороны тюремщиков внимание ко мне было небольшое. И весной 2012 года книга была написана. Один хороший человек после своего освобождения вынес ее вместе со своими многочисленными, но безрезультатными обжалованиями приговора. Моя мать опубликовала текст, правда, вычеркнула некоторые спорные моменты. А дальше уже друзья-анархисты выложили книгу на веб-ресурсах и напечатали небольшой тираж.

- Почему вы решили ее написать?

- Если нас "прессовали" в "американке", то выдавали это за "режимные мероприятия". Нежные формулировки прятали за своей истинной целью - сломать тебя, как личность, сломать твою свободу. Но я верил в силу слова. Ложь - тьма, правда - свет. Кстати, когда освободился, то был неприятно поражен, что только единицы политзаключенных рассказали хоть что-то подробное о том, что происходит за решеткой.

"Через пять лет я не узнал общество"

- Что-то положительное вынесли из тюрем?

- Там у меня произошло много знакомств с достаточно интересными людьми, которые показали мне некоторое закулисье общественной жизни. Где еще можно встретить столько бывших "ментов", судей, чиновников, бизнесменов, работников науки и бандитов? Я увидел, какое гнилье в нашей власти, увидел, что там творится. Все повязаны, кто не повязан - в тюрьме. Криминал скромно стоит в стороне по сравнению с тем, что творит власть. Когда я узнал про тысячи историй, то моя стала лишь одной из множества. Так что материала для книги хватало.

- Игорь, как происходило ваше освобождение?

- Накануне освобождения меня собирались закрыть в ПКТ. А оттуда через несколько месяцев этапировать на "крытую". Но вместо этого озвучили акт о помиловании и отвезли на витебский автовокзал. Надо сказать, что особых ощущений при этом не возникало. Совсем иначе, когда попадаешь в тюрьму. Вот где фонтан эмоций! Зона делает человека скептиком. Пока я не обнял родителей и сестру, не верилось, что это на самом деле происходит со мной.

- Изменилось страна и общество за то время, что вы были в тюрьме?

- Честно скажу - через пять лет я не узнал общество. Совсем другой мир. Какой-то чужой, к нему нет тепла. Единственную связь чувствуешь с теми людьми, которые были морально рядом все время с тобой. Без этой солидарности не было бы никакого освобождения. Освобождение политзаключенных - моральная победа и тех людей, которые за нас боролись.