Ирина Халип: Власти понимают, что скоро им самим понадобятся хорошие адвокаты

Известная журналистка и бывшая политзаключенная рассказала, как работается адвокатам в Беларуси.

В рамках общественной дискуссии по обсуждению Закона Республики Беларусь «О внесении изменений и дополнений в Закон Республики Беларусь «Об адвокатуре и адвокатской деятельности в Республике Беларусь»» о своем опыте взаимодействия с адвокатами рассказала бывшая политзаключенная, известная журналистка Ирина Халип. Рассказ журналистки публикуется на сайте «Белорусского документационного центра»:

«Анна Бахтина появилась в моей жизни, когда травля адвокатов, защищающих «декабристов», уже началась. Моим первым адвокатом был Владимир Толстик - именно он присутствовал на двух «дежурных» допросах. А потом меня отконвоировали к какому-то большому гэбэшному начальнику, который сказал:

- В общем, так, Ирина Владимировна. От адвоката Толстика вам придется отказаться.

- Что вдруг? - сорвалось любимое бабушкино выражение.

- У нас есть информация, что адвокат Толстик получил американскую green card и собирается уезжать.

- Ну и что?

- А то, что в Штатах подписка о неразглашении материалов следствия, которую он дал, уже ничего не значит. И мы не можем допустить, чтобы он уехал с информацией о вашем деле. Ничего личного, как говорится. Ваши родители могут нанять любого другого адвоката, никто ни на кого давить не собирается. Но Толстик с вами работать не будет.

- А если я не откажусь от Толстика?

- Тогда все будет еще проще: один звонок в министерство юстиции - и у него нет лицензии. И это будет уже на вашей совести. Зачем оставлять человека без работы, без дохода? А если вы сами от него откажетесь - он сохранит лицензию и сможет спокойно зарабатывать, пока не уедет. Нас Толстик, поверьте, не интересует, мы только хотим, чтобы информация не уходила за границу.

О, как они опасались утечки информации - плавали, знаем. Павла Сапелко, адвоката моего мужа Андрея Санникова, лишили лицензии прямо во время следствия за то, что съездил в Берлин. Не иначе как секретную информацию вывозил. Потом лишили лицензии адвоката Олега Агеева, который защищал Алеся Михалевича. КГБ не понравились поездки адвоката в Вильнюс. А дальше - думаю, по поводу схемы тот большой гэбэшный чин не врал: достаточно одного звонка.

Я написала заявление об отказе от услуг адвоката Толстика. Мое заявление было подшито к делу, но Владимира все равно лишили лицензии. 16 февраля, ровно через три недели после того, как я написала заявление. Лишили с формулировкой «за отказ в юридической помощи Халип И.В.».

Масштабов кагэбэшной подлости я не учла. Как, впрочем, и кагэбэшной глупости, - лишением лицензии ему сделали отличный старт в США. Толстик уехал уже не просто как счастливый обладатель green card, а въехал в Америку репрессированным. Еще в Беларуси он пытался через суд восстановить собственную лицензию. Мой папа, который, собственно, и заключал договор с ним, выступал в суде в качестве свидетеля и объяснял, что я лично отказалась от услуг Толстика, о чём сделала письменное заявление. Бесполезно.

Родители сбились с ног в поисках другого адвоката. Услышав фамилию и дело, все хватались за голову, начинали усиленно шуршать бумагами и говорить, что рады бы, но такая занятость, столько дел, вообще ни секунды свободной. Ещё одного адвоката - Тамару Гораеву - удалось уговорить. Но ровно через день после подписания соглашения она позвонила моим родителям и заявила, что отказывается меня защищать. Тем не менее через неделю её тоже лишили лицензии. С той же формулировкой, что и у Толстика. Но это был тот случай, когда я не испытала и тени сочувствия.

Анне Бахтиной моя мама позвонила уже без всякой надежды. Но Анна с легкостью согласилась. В то время меня уже перевели под домашний арест, и я сидела в собственной квартире под круглосуточной охраной двух кагэбэшников. Только адвокат имеет доступ к находящимся под домашним арестом, кроме прописанных в той же квартире либо близкого родственника, на которого возлагается обязанность обеспечивать арестанта провизией. Анна влетела в квартиру, сходу отчитала гэбистов, как школьников, требуя, чтобы они забились куда-нибудь в угол и носа не казали, потому что адвокат имеет право общаться с подзащитным наедине, без всяких соглядатаев. В тот день в моей квартире дежурила смена полных мудаков, которая тем не менее безропотно подчинилась, а потом, когда Анна ушла, один из них сказал: «А адвокатесса у вас крутая. Она и наших, комитетских, защищала…»

Конечно, защищала. И политических, и гэбистов, и бандитов, и таможенников, и хулиганов. И в каждом деле выкладывалась до конца. Кагэбэшники же вспоминали некоего их полковника, которого отправил за решётку тогдашний госсекретарь совбеза Виктор Шейман в порядке личной мести. Тому полковнику дали 12 лет. Бахтина не сдавалась и в конце концов добилась его оправдания уже в Верховном суде. Так что Анна была готова к настоящему бою.

Тот бой выиграть было невозможно, потому что он был нечестным. Приговоры нам всем были написаны в КГБ, а вовсе не выносились в судах. Анна была блистательна, и один из присутствовавших в зале суда европейских дипломатов в перерыве сказал ей: «Такого бы адвоката - да в нормальный суд…» После суда, впрочем, ее по инерции попытались изгнать из профессии: устроили внеочередную аттестацию, которую она не прошла. Но позже министерство юстиции отменило это решение управления юстиции Мингорисполкома, и лицензию Бахтина сохранила. Очевидно, даже кагэбэшники поняли, что подписка о неразглашении тайны следствия действует ровно до окончания самого следствия, а уж после суда, когда многие оказались пусть лишь одной ногой на свободе, но по крайней мере могли рассказать обо всем, что происходило с ними в КГБ, убирать адвокатов стало бессмысленно. Не они становились главными носителями информации. А может, власти просто решили приберечь ценного специалиста, понимая, что рано или поздно им самим понадобятся хорошие адвокаты».