Ответом на угрозы нового мира являются национальные ценности.
Посол Великобритании в Беларуси Брюс Бакнелл прочитает лекцию о национальной идентичности в рамках цикла «Urbi et Orbi», который проводит Летучий университет. Накануне лекции «Журнал» встретился с дипломатом и узнал, почему он считает этот вопрос главным, в чем отличие понятия «толерантности» у британцев и беларусов и чем его поразила наша страна.
– Меня по-настоящему интригует понятие «национальной идентичности» и все те аспекты, которые влияют на ее формирование. В этом отношении мне нравится теория, которую высказали британские исследователи Энтони Смит и Бенедикт Андерсон в 80-е годы прошлого века. По их мнению, нации определяет не только общность языка и территории – но и коллективное самосознание, совместное ощущение себя общностью.
В английском есть хорошее слово – belonging. Это чувство принадлежности чему-то. К чему я принадлежу? К какому месту или какой группе людей? В целом ответы на эти вопросы приводят нас к понятию национальной идентичности. И есть вопрос, насколько это понятие вообще соотносится с современным миром, который стал глобализированным.
Британия – страна мультикультурализма. Мы нация, которая толерантно воспринимает разные культуры. И эта наша особенность в последнее время на самом деле проходит проверку на прочность – проблемами с иммиграцией, радикализмом, террористическими угрозами. В некотором смысле ответом на угрозы нового мира являются национальные ценности. Примечательно, что в Британии национальные ценности по-настоящему никогда не были определены, они не были четко артикулированы как таковые. Думаю, причины этого кроются в истории. Британия развивалась эволюционным путем – у нас не было революций, как, например, у наших соседей-французов. Это наш способ реакции на изменения – мы просто медленно, постепенно приспосабливаемся к новым условиям.
Мне кажется, что в нашем глобализированном мире вопрос национальной идентичности приобретает новую важность. И особенно вопрос той самой «принадлежности» – к чему я принадлежу, от каких оснований я иду и куда в этом огромном мире? Думаю, особенно в свете последних трагических событий в Париже ответы на эти вопросы очень важны для всех нас.
– В этом как раз и дело. «Идентичность» – это то, что призвано объединять определенную группу людей, и таким образом отделять ее от других групп. Не выходит ли так, что определение идентичности служит разделению между людьми, а не делает их ближе и понятнее друг для друга?
– Это правда. В Британии мы много говорим о сочетании сообществ, об уважении к инакости, о настоящей толерантности к другим. Но при этом все эти разные люди должны совместно жить в одном месте по одинаковым для всех правилах. Разные люди, которые сосуществуют в одном месте, должны иметь примерно одинаковые понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо. И это – настоящий вызов для современного мира.
Мультикультурализм – довольно сложное понятие. И оно принимается далеко не везде. Вот Владимир Владимирович [Путин], например, совсем не любит мультикультурализм. И даже в некоторых странах Европы люди считают, что мультикультурализм не работает. Та же Франция долгое время довольно скептически относилась к мультикультурализму.
– То, что произошло в Париже, – итог этого скептического отношения?
– Нет, причины этой ужасной трагедии в другом. В целом, структура иммиграции во Франции имеет иной вид, чем, скажем, у нас в Британии. Во Францию приезжало много людей из сравнительно малого числа стран, из их бывших колоний, в основном. В Британии иммиграция куда разнообразие. У нас живет большое количество выходцев из Индии, Польши, Пакистана, Нигерии, многих других стран мира.
Кстати, если подумать о вопросе продвижения национальной культуры, мы в Британии тратим на нее сравнительно небольшое количество средств. Например, на продвижение нашего языка – в отличие от того, как это делают Франция или Германия. Ведь язык нашей нации является по-настоящему глобальным, и в каком-то смысле уже не принадлежит только нам. И это в какой-то мере тоже вызов для нашей национальной идентичности – поскольку язык является одной из национальных ценностей и нациообразующей вещью.
С другой стороны, есть пример США – они в каком-то смысле более продвинуты в плане формулирования национальных ценностей: они попросту записаны в их конституции. У нас такого никогда не было.
Я думаю, национальная идентичность во много формируется под влиянием места, в котором образуется нация. Мы живем на острове – и все, кто на него приезжает, должны приспосабливаться к местному укладу жизни, принимать общие правила совместной жизни и уважать их. Отсюда, видимо, и берет истоки наша толерантность к иным культурам, способность приветствовать «инакость» в других и вплетать ее органично в нашу культуру, таким образом обогащая ее.
– Можно ли говорить о наличии «европейской идентичности»?
– Вполне, хотя и с ней есть вопросы. Думаю, есть немало людей, которые считают себя европейцами. Но очень важно понять, что определяет человека именно как европейца. Что в Европе является общим для всех? Пожалуй, это футбол и «Евровидение». И конечно же – ценности: демократия, верховенство права, уважение к правам человека. И все же, в разных частях Европы есть свои нюансы, свои оттенки понимания всех этих вроде бы общих понятий. Возьмем актуальную сегодня проблему иммиграции и беженцев – вы увидите, что в разных частях вроде бы единой Европы отношение к ней разнится. К тому же, мы говорим на разных языках, у нас разные страны, разная история и традиции. Поэтому из-за своей наднациональной природы я бы не сказал, что европейская идентичность достаточно прочно сформирована.
– Смогли ли вы понять, что составляет национальная идентичность белорусов?
– Очевидно, что она стала результатом сложной истории и местоположения страны между Россией и Европой. Поэтому если мы говорим о толерантности, то у беларусов она несколько иная – я бы сказал, что беларусы, при всей их гостеприимности, немного настороженно воспринимают других, иных, они менее настроены высказывать свою точку зрения.
– Вы работаете в Беларуси уже более трех лет. Были ли у вас какие-то ожидания – и какие–то из них сбылись?
– Я стараюсь не создавать каких-то ожиданий, а быть открытым миру и узнавать о нем, не имея заранее сформированных стереотипов. Но есть вещи, которые меня на самом деле удивляют в Беларуси. Это чувство поиска «скрытых сокровищ», людей и мест, которые не находятся на виду, но являются поразительными. Здесь я слышал удивительных музыкантов. Или находил великолепные блюда в ресторанчике, который с виду не обещал многого. В Беларуси есть удивительные уголки природы. Наверное, главное, о чем я сожалею – у меня не было достаточно времени, чтобы провести его на беларусских озерах.
– Что вы видите своим главным достижением за время работы в Беларуси?
– Одно из наших общих достижений вместе с другими коллегами из стран Евросоюза – это начало включения Беларуси в Болонский процесс. Я рад видеть некоторое улучшение отношений между Беларуси и Евросоюзом, хотя это очень непростой и медленный процесс.
Что касается именно нашего посольства, мне кажется, мы стали куда более открытыми и проактивными, организовали немало публичных мероприятий, активно развивали наше присутствие в социальных сетях. Я просмотрел недавно свою базу контактов – оказалось, что за эти три года в Беларуси у меня были встречи примерно с пятью тысячами человек. Так что, как видите, я проводил тут свое время не только занимаясь дипломатией в том здании по соседству с посольством (Карла Маркса, 38), но и встречался со многими интересными людьми в различных уголках Беларуси.
– Какой главный совет вы дадите следующему послу Великобритании в Беларуси Фионне Гибб, которая сменит вас на посту в январе 2016 года?
– Привезти виски (смеется). Если серьезно – получше узнать страну, почаще выезжать за пределы Минска, побольше встречаться с разными людьми. В целом, мне кажется, что ее работа будет отличаться от моей – все же она приезжает в страну, с которой у нас уже другие отношения, нежели три года назад, когда я приехал в Минск. Да и весь регион уже иной – ситуация в Украине на многое повлияла. Поэтому ее ждет интересная и непростая работа.