Белорусская власть даже не знает, что такое, любить свой народ.
Стокгольмское интервью Светланы Алексиевич телеканалу «Белсат» накануне вручения Нобелевской премии по литературе 2015 года.
- Я благодарна «Белсату», что они проявили, не в пример нашему официальному телевидению, солидарность с вниманием мира к нам: ко мне как к автору, к людям, о которых я писала – так и надо жить. Это пример, как мы должны друг к другу относиться. Я не воспринимаю эту награду, как только мне. Я говорю, что это многим поколениям людей, которые бесследно исчезли в этой темноте, в этой идее. Не поклониться им – невозможно. Наша власть даже не знает, что такое, любить свой народ.
- Она даже не думает такими категориями.
Я думаю, что нет. У нее нет такого стратегического, исторического мышления. Она мыслит целями. Цель сегодня – выжить, завтра – победить, на выборах – еще что-то. Вот что и отмечает великих деятелей от просто временщиков.
–Тем не менее, наша власть держится уже столько лет.
- Да, потому что есть такая спайка на постсоветском пространстве – это всё формы самодержавия: белорусская, казахская, теперь вот русская. Мы были наивны в 90-ые годы, думали, что вот – мы уже свободны. Оказывается, нет, свобода – это долгий путь.
- Но как вы думаете, приблизились ли мы на этом пути к настоящей свободе?
- В любом случае, мы поняли, что нельзя быть в момент свободными, что это долгий путь, долгая работа, и тут нечего отчаиваться. Ни нашей оппозиции, которая иногда разочарована в своем народе, ни народу, который разочарован в нашей оппозиции, в элите. Надо знать, что нельзя быть свободными сразу. Правильно сказал Варлам Шаламов – русский писатель, который сам просидел 17 лет в лагерях, что «лагерь развращает и палача, и жертву». Из этого времени мы все вышли больные, травмированные. И мы не сразу освободимся.
- А какой диагноз вы могли бы поставить нашему современному белорусскому обществу? Где у нас самые болезненные моменты?
- Я бы сказала, что это время секонд-хэнд – мой диагноз этому времени. Наше неумение выскочить из прошлого. Мы настолько к нему привязаны, и я бы даже не сказала, что это тотальный страх власти, что все боятся Лукашенко и его людей. Хотя, это присутствует. Люди теряют работу. Если они воспитали независимых детей, которые выходят на площадь, то их выгоняют из университетов. Я думаю, что этот страх у главной части людей. А главная часть людей – это не та, что на площади, а которая просто живет. У них существует страх перед новой жизнью – она слишком не похожа на то, как жили их родители, как они жили. И для них невозможно что-то менять для себя и для детей. Единственное, на что они могут решиться – вытолкнуть детей за границу.
- Не боитесь ли вы, что власти начнут вас прессовать, и вы будете вынуждены покинуть Беларусь. Или у вас есть настолько сильный иммунитет?
- Я только вернулась из-за границы, где прожила 12 лет. Там я могла даже остаться, но я не хотела, я хочу жить дома. Пока я намерена жить дома, это моя страна. Почему я должна уехать? Пусть они уезжают туда, где их богатства. Пусть едут туда, где их банк.