Кшиштоф Занусси: Переживаю о том, что будет с Россией, если произойдет распад

Петр Великий плохо построил Россию, а Екатерина Великая нанесла ей огромный вред.

Известный польский режиссер и сценарист Кшиштоф Занусси рассказал изданию Gordonua.com, как собирал деньги на адвоката для Олега Сенцова и просил помощи у Никиты Михалкова, а еще – о реформах в Украине, об имперской политике России и о том, как построил в польской деревне костел на сэкономленные деньги.

– Господин Кшиштоф, вы открыто выразили поддержку украинскому режиссеру Олегу Сенцову, который был заключен в российскую в тюрьму на 20 лет. Знаю, что обращались к Никите Михалкову, просили, чтобы он посодействовал в освобождении Сенцова. Помогло ли участие Михалкова?

– Да, Никита повел себя порядочно, высказывался в российской прессе, что он против заключения Сенцова. Думаю, он чувствует себя униженным, ведь Путин не обратил на его призывы внимания. Но вся Европейская киноакадемия поддерживает Сенцова, мы собрали большие деньги на юриста, который мог бы ему помочь, через неделю будем в Берлине, напишем новое письмо в его поддержку. Его процесс выглядит так невероятно, что трудно в это поверить. В цивилизованных странах такого не бывает, надо доказать его вину, а я не вижу человека, который мог бы это сделать, прокурор на себя этого не возьмет.

– Вы умудряетесь работать в России и Украине, но при этом, приезжая в Россию, не боитесь открыто критиковать их политику. Не страдали за свой острый язык?

– Да. Я получал там удары за интервью, которые давал в Украине.

– А в чем они заключались? Вам объявляли открытую войну, не пускали на центральные каналы?

– Нет, если не пускают, я их сам не замечаю, меня там нет. Я, наоборот, удивляюсь, когда меня приглашают. Не так давно выступал на пропагандистском канале Russia Today, который смотрят за границей, и прекрасно знал, на что иду. Когда в разговоре с журналисткой, которая брала у меня интервью, мы зашли в тупик (а она великолепно владела английским, даже лучше меня), на мои комментарии, что каналу невозможно верить, он врет, она говорила: "Ну, боже мой, все врут. BBC тоже врет". "Конечно, но как часто врет BBC и как часто врете вы? Разница в степени". В восточном мышлении почему-то часто так бывает, что если человек не идеал, значит, он уже сволочь. Кто-то соврал один раз, а кто-то врет ежедневно – это огромная разница. Ангелов среди нас нет, но среди грешников есть убийцы и есть те, кто украл сигареты. Это огромная разница.

Но вообще, приезжая в Россию, я стараюсь никого не обижать, но при этом говорить правду, какой я ее вижу. Осторожно, чтобы не вкладывать эмоции, они раздражают и приносят боль. Мы должны думать о нашей взаимоответственности, даже соседской. Я серьезно переживаю о том, что будет с Россией, если там произойдет какой-то распад, это может быть опасно для всего мира. Я бы хотел, чтобы они развивались лучше, а они делают шаг назад. Когда смотрю на статистику, меня пугает то, что там с экономикой происходит. Все большие страны Европы лишились империи, но России повезло как никому – она лишилась этого почти без крови. Де Голль рисковал жизнью, чтобы освободить Францию от колонии, англичане тоже с огромными трудностями освободились от своих колоний. Империя – это XIX век, она тянет назад, и России это ненужно, а многие русские, наоборот, говорят, что нам нужны сферы влияния. С аналитической точки зрения, важно то, какой товар Россия продает всему миру, чтобы это не была нефть, водка и икра. А чтобы, как у Nokia, было что-то придуманное, и успех маленькой страны стал огромным успехом.

Кстати, если почитать историю, Петр Великий плохо построил Россию, а Екатерина Великая нанесла ей огромный вред. Они были людьми, которые не чувствовали современность. Не зря такого слова как "модерн" в русском языке нет. А почему? Не было мысли о том, что будет. И что то, что будет, должно быть лучше того, что есть.

– Каким вы видите выход из темного коридора, в котором оказалась сейчас Украина?

– Я надеюсь, что дефолта у вас не будет, это зависит от международной обстановки, но то, что у вас, к сожалению, внутренние реформы не идут вперед, – это видно. Одни обещания и страх падения политических классов. Мне абсолютно безразлично, кто будет делать реформы в Украине, но я считаю, что нужно перестроить школу, администрацию, систему судов и вырастить новое поколение людей, которые будут думать по-другому. Наше поколение может начать процесс, но продолжаться он должен молодыми. Без этого все будет стоять на одном месте.

Да, Украина и Россия похожи ментально. Но все от вас зависит, не должно быть фатализма, что это навсегда. Я участвовал во многих семинарах, где люди из разных стран рассказывали, какие перемены менталитета произошли у них. Например, Швеция еще 200 лет назад не любила работать, а сейчас считается самым трудолюбивым народом на Севере. В Ирландии тоже менталитет поменялся. И Россия может в течение двух поколений стать совсем другой страной. Надо только, чтобы она этого захотела.

– Вы были знакомы со многими политическими деятелями. Кто произвел на вас такое сильное впечатление, которое не можете забыть до сих пор?

– Я стараюсь смотреть на людей холодно и без эмоций. Конечно, это – огромный список от Владимира Путина до мадам Тэтчер и Тони Блэра… У меня есть приблизительная оценка, кто они и какие. Но результат их деятельности никак не связан с тем, какие они люди. Бывают отвратительные люди, которые переделали мир положительно, а есть очень добрые, честные, но им ничего не удалось. К примеру, 39-й президент США Джимми Картер был очень хорошим, чистым человеком, но ему не удалось овладеть миром. Боюсь, что Обаме тоже не повезло, хотя о нем говорят хорошие вещи. А с другой стороны, Рональд Рейган – кто помнит его как председателя Союза актеров? – не был самым симпатичным человеком, но добился огромного успеха.

– А с кем-то из украинского правительства вы знакомы?

– Я был знаком с вашим предыдущим президентом. Не с Януковичем, а с Ющенко, он меня награждал орденом Ярослава Мудрого, которым я очень горжусь, для иностранца это большая честь. С последним вашим президентом не знаком. Но если он захочет познакомиться, я ничего против не имею. Про зубного врача можно сказать, хороший он врач или нет, но человека я судить не буду. В политике есть огромный процент удачи, с которым надо быть острожным. У кого есть инструменты, тому там везет, а у кого их нет, про того говорят, что он бездарный политик.

– Вы себя видите в политике?

– Нет. Я был представителем президента в нескольких странах, но занимался дипломатией, там другой стиль, где могу что-нибудь сделать, а к политике я не способен. Я не буду ходить на митинги, знаю свои ограничения.

– У вас не было желания снять фильм о событиях в Украине?

– Я бы даже не пытался это делать. Иностранцам не надо вмешиваться в такие дела, это сильные эмоции, которые пережили люди, заплатив за это огромную цену своими жизнями, поэтому и рассказывать о таких вещах должны украинцы.

Но сейчас я заканчиваю сценарий картины "Эфир". Не надеюсь, что в Украине найду сопродюсеров, хотя мне немного надо, но мне придется искать молодых и немолодых актеров у вас, которые сыграют жертв страшного режима. Кстати, с националистической точки зрения они должны быть довольны, потому что поляк в этой картине – самая отвратительная личность. Он, как Фауст, продает свою душу, но сам не верит, что она существует.

– У вас есть в кино табу – вещи, которых вы никогда не сделаете ни за какие деньги?

– Конечно, есть. Но я вам расскажу историю, которая произошла с моим коллегой, польским режиссером Яцеком Бромским. Десять лет назад он снял совместную картину с китайцами, а у них серьезная цензура. Я не говорю о том, как была снята эта картина, но придумана она хорошо и интересно. По сюжету поляк был сослан в Сибирь, оттуда он убегает и попадает в маньчжурскую деревню, там его принимает местный крестьянин, а у него – дочь, и он очень боится, чтобы между молодыми людьми ничего не произошло, и просит дочь: "Переоденься парнем, чтобы этот человек не заметил, что в доме девушка". Она переоделась, но когда приехал наш герой, то стал подозревать, что он гомосексуалист, его тянуло к этому парню. В итоге в самый пик их отношений этот "парень" открывает красивую женскую грудь. Все кончается хорошо. А цензура в Китае решила, что этого нельзя показывать. У них написано, что по регламенту грудь может появиться на экране на 20 секунд, а у него в фильме было 40. Узнав об этом, Бромский взял переводчика и полетел в Пекин, встретился с товарищем из цензуры, показал ему эту картину и сказал: "По регламенту у вас нельзя показывать две груди, а у меня в кадре одна, значит, она может быть на экране 40 секунд".

– Вы приехали в Киев с презентацией своей книги "Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати", которая ранее выходила в Польше. Как возникла история этой книги?

– Все вышло случайно. Меня заставили в Америке читать лекции на такие сюжеты. Я удивлялся сначала, думал, что об этом не стоит говорить в университете, а мне сказали, что, наоборот, пришла мода, когда студенты хотят, чтобы кто-то поговорил с ними о жизни: о том, что стоит и что не стоит делать. Когда я только начинал читать такие лекции, оказалось, что люди слушают меня с интересом. В Польше пять или шесть лет я выступал с этим же направлением, и однажды кто-то подошел ко мне и сказал: "Делайте из этого книжку. Будем издавать". И я написал.

– Вы адресуете свою книгу молодежи, а что могли бы посоветовать читать тем, кому сейчас пять–шесть лет?

– Только сказки. Есть возраст, когда наивные сказки нужны, но потом надо приготовить людей к взрослой жизни. А в зрелости мы знаем, что добро не будет вознаграждено, что зло останется без наказания и, несмотря на это, надо поступать порядочно.

– Покойный ныне актер Валерий Золотухин как-то гостил в вашем доме и сказал, что вы живете в режиме гениальности. Что это за режим такой?

– Как хорошо, что он мне этого не сказал… У меня довольно большой дом, и уже двадцать лет я соглашаюсь работать в театре и в других местах, даже в самых маленьких, только с одним условием: чтобы актеры приезжали репетировать пьесы ко мне домой. Не выношу в театре офиса. Так было и с Золотухиным, он был моим гостем и мы ставили две пьесы. И моя жена мне так тихо сказала: "Наконец-то у нас появился гость-аристократ". Он это услышал и удивился: "Откуда? Я же крестьянин из глухой Сибири". А жена ему говорит: "Это не имеет значения. У вас поведение аристократа". Он был тонким, деликатным, тактичным человеком. Счастьем было иметь такого гостя, не все такими были. Так что я бы тоже его спросил, если бы он был жив, как он к этому пришел, что имел такой высокий класс поведения. Часто его вспоминаю. Из тех, с кем я общался, он был одной и самых интересных личностей. А как я живу? За городом, вокруг лес, по утрам там бегают люди, которые делают зарядку. Моя жена как-то спросила у тех, кто пробегал: "А от чего вы так удираете?" Они остановились и серьезно сказали: "Как от чего? От смерти". Может быть, и я живу с таким ускорением по причине того же страха: пока человек в движении, он думает, что смерть его не догонит. Но там посмотрим. У меня есть еще огромный аппетит к жизни, хотя моя предыдущая книга называлась "Пора умирать", но это не касалось меня.

– Чего вы еще хотите? Какие цели перед собой ставите?

– Прожить порядочно жизнь до конца. Больше себе уже нельзя никакой цели поставить. Конечно, мне бы хотелось снять еще какую-то картину, поставить какие-то пьесы… Вот сочинил недавно пьесу и с трудностями ищу театр, который бы ее поставил... А так… ничего более важного, чем то, чего я уже достиг в жизни, сделать не смогу, поэтому радуюсь тому, что есть.

– Есть такое утверждение, что чем больше человек может себе позволить, тем он больше экономит. На чем экономите вы?

– У моей жены в роду были польские захватчики по фамилии Грохольские, которые жили в Виннице. Они построили там костел, он стоит там до сих пор. Если мы с женой едем на машине вместе, я никогда не нахожу места для парковки, а она сразу находит. Я ей всегда говорил на это: "Ну, это твои предки заработали. Поставили костел, вот ты и находишь паркинг". Она так серьезно это восприняла и решила, что мы тоже построим такой костел. В Польше есть бедная деревня Люблина, там нет костела, и мы обещали им помочь еще 20 лет назад. А сейчас пришло время платить по счетам, костел уже есть, вчера там прошла первая литургия, для католиков начался год милосердия. Но для моего кармана это была большая дырка, пришлось на многом экономить, чтобы собрать на костел. Надеюсь, что он будет полезным.

– Вы с женой уже много лет вместе. Помните, как вы поженились?

– Мы обвенчались в 80-е годы, во времена военного положения в Польше, поэтому решили, что наша свадьба будет тайной. С разрешения католического епископа нам провели тайный обряд, а перед людьми мы играли, говорили, что у нас нет ничего общего, благодаря этому могли свободно путешествовать вместе, не было шантажа, который милиция тогда практиковала. Даже в самолете мы садились в разных местах и встречались только когда прилетали в город. А гражданский брак заключили уже в свободной Польше.

– Вы много говорите о смерти. Как относитесь к сознательному желанию человека уйти из жизни?

– Я не даю прав на жизнь, поэтому и отобрать их не могу. Но мне кажется, подарка не надо отдавать, надо держать его до конца, если человек сможет. Я убежден, что сводить счеты с жизнью не нужно, страдания – тоже какой-то план, и, может быть, для какого-то равновесия мира это нужно.