Чужие в своей стране

Страна оккупирована. Не важно, что язык оккупантов – русский, важно, что у них для себя самих – свои законы.

Комментарии, заполнившие социальные сети после появления фильма Фонда борьбы с коррупцией Алексея Навального про прокурорско-бандитский клан Чаек, можно суммировать двумя фразами: "Ничего нового. А что сделаешь – все бесполезно?" Разговаривая с людьми в России – близкими, далекими, но живущими там; теми, кто, полностью осознавая отсутствие в стране закона, тем не менее ничего не делает для исправления ситуации, я мучительно старался вспомнить: что напоминает ситуация, когда властно-бандитский клан безразлично относится не только к совершению преступлений против собственности и государственного порядка управления "своими", но и против свободы и личности (убийство детей в Краснодарском крае), а общество терпеливо функционирует, не пытаясь ничего с этим сделать? При этом и президент, и премьер-министр объясняют обществу: "Мы разберемся, но как и когда – сами знаем". То есть "сами", а не по закону страны, премьером и президентом которой они являются. По тому закону, торжество которого генеральный прокурор, сотрудники или родственники которого имеют общие имущественные интересы с убийцами детей, обязан гарантировать.

Аналогия пришла – страшная, но точная: "немцы в городе”. Моя бабушка рассказывала, что в 1943 году в ее деревне, оккупированной вермахтом, немецкий офицер застрелил двенадцатилетнего мальчишку, который ловил рыбу в бывшем рыбхозном пруду, возвращенном пришедшему с фашистами помещику. Мальчишку было жалко, но ни у кого из селян даже мысли не возникло обращаться в немецкую администрацию в Пятигорск и пожаловаться: что поделаешь, немцы – оккупанты, они в своем праве. Кто-то, по словам бабушки, даже говаривал: поделом, по-другому воровать не отучишь. Параллель – прямая: сегодня прокурорско-бандитское сообщество убивает детей ради своих целей, а большинство граждан воспринимает это как зло, но как зло неминуемое. Кто-то даже рассуждает, что при Цапках был какой-никакой, но порядок.

Примерно то же самое я объясняю теперь своим французским партнерам и сотрудникам, которые искренне не могут понять, как российский государственный чиновник высокого уровня, пойманный на злоупотреблении служебным положением, до сих пор не ушел в отставку, ну или хотя бы почему толпы узнавших про это граждан не вышли на улицы с требованием этой отставки.

Страна оккупирована. Не важно, что язык оккупантов – русский, важно, что у них для себя самих – свои законы. Что русское общество это приняло. Как было и у вас во Франции в 1939-1944 годах: тоже, поди, народ на улицы не выходил, когда детей французских, иудейской веры, в лагеря смерти отправляли? Хотя все и понимали, что немцы и администрация маршала Петена творят преступления. Французы обижаются, но мем оккупации России дает им ясное понимание, что на моей родине творится и почему русское общество это терпит.

Кстати, задав этот французский вопрос – "Почему, зная, что прокуроры творят беззаконие, вы не выходите на улицы или хотя бы не распространяете фильм Навального на своих ФБ-лентах?" – своим родственникам, живущим в России, я получил такой ответ: "Если выйдем – то никому не поможем, ничего не изменится, но проблемы личные поимеем. А у нас сейчас другие заботы: Работа, Семья, Родина". Сказано именно в такой последовательности, как и было написано на петеновских агитационных плакатах оккупационной поры: Travail, Famille, Patrie. Наверное, примерно так отвечали русским и французским подпольщикам устроившиеся на работу в оккупационную администрацию друзья в ответ на предложение расклеить листовки.

Фашисты и народы оккупированных ими стран жили по разным законам. Конечно же, в вермахте были свои суды – и за преступления против своих немецких солдат наказывали. Однако за воровство, насилие против местного населения ответственность была принципиально иной. Точно такая же ситуация сегодня в России: принадлежность к путинскому клану делает чиновника или бандита неподотчетным судебной системе. Конечно же, если бы Чайка украл что-либо даже у водителя Путина или вовремя не наказал бы обидчика кого-то из детей Пескова – на него нашли бы управу очень быстро. А обеспечивать ответственность "своих" за потакание убийствам обычных детей – это не задача "внутреннего понятийного правосудия".

При этом население, обычные люди, прекрасно понимают, что происходит. И винить их в том, что они не выходят на улицы с открытыми требованиями отставки прокурора и президента – все равно что обвинять жителей оккупированных советских деревень и городов в том, что не все они ушли в подполье и, рискуя жизнью и свободой, не сражались против фашистов. Ведь не было ни одного случая полного самостоятельного освобождения от нацистской оккупации во время Второй мировой войны – даже у поляков и югославов не получилось.

Ситуация грустна. Сторонних освободителей не предвидится, а большинство экономически активного населения сотрудничает с оккупантами и не очень жаждет смены власти. Поэтому отвечать рано или поздно придется вместе с нею. Очевидно, что если прокуроры берут взятки – то кто-то им эти взятки дает. По действующему для обычных российских граждан законодательству виновными в коррупционных преступлениях (когда и если Навальный и Co придут к власти) будут признаны и оккупанты, и коллаборационисты. То есть и чиновники, и успешные бизнесмены – поскольку успешный бизнес вне связи с государством в сегодняшней России невозможен. А успешная связь с государством возможна только при наличии коррупционной связи с чиновником, представляющим государство в конкретном бизнес-случае.

Вот и пишет предприниматель Арас Агаларов статью, в которой призывает коллег из бизнес-элиты: "Одумайтесь. Да, сейчас нам не сладко. Санкции, падение курса рубля – и все из-за власти этой. Но если выгонят их, то и нас выгонят тоже. Уж лучше временные убытки, чем страх постоянной уголовной ответственности". И элита внемлет. Конечно, никто больше из значимых олигархов (и, как следствие, зависимых от них бизнесменов калибром поменьше) открыто Чайку не поддержал. Но ведь и письма никто (пусть даже на правах рекламы, как Агаларов) с требованием отстранить и судить прокурора тоже не написал!

На первый взгляд, грусть текущей ситуации не дает права на веру в светлое будущее, поскольку оккупанты уже сумели провести для населения четкие линии красных флажков, заходить за которые практически никто не собирается. Осуждение гражданского активиста Ильдара Дадина, пожалуй, очень похоже на показательный расстрел партизана, пойманного за расклеиванием листовок. Все – и население, и оккупанты – понимают, что за такое не расстреливают. Но население промолчит, потому что наглядно продемонстрировано: тому, кто осмелился высказать свое мнение, несдобровать. А оккупанты, видя такую покорность, в очередной раз уверуют в свою безнаказанность.

Однако надо понимать: на штыках долго не усидишь. Годное в краткосрочной перспективе может оказаться проблематичным на долгом временном отрезке. Конечно, если борющиеся с оккупантами представители населения применят адекватную стратегию действия. Активной оппозиции (Навальному) прежде всего надо расстроить союз прокуроров с бизнесменами, а для этого предложить, например, четкую схему декриминализации дачи взятки (любая взятка – это вымогательство; в соответствии с этой временной правовой доктриной, преступление совершается только взяткополучателем). Это позволит каждому, у которого любой представитель власти – от гаишника до прокурора, вымогал взятку, свидетельствовать против оккупанта, не боясь оказаться его соседом на скамье подсудимых. Это и позволит создать "освободительную армию" внутри своей оккупированной страны. Российской оппозиции нужно вспомнить: путинская оккупация не закончится приходом советских войск. Им неоткуда приходить – свободной территории в России не осталось.

Николай Кобляков – гражданский активист и политический эмигрант, живет во Франции; секретарь ассоциации Russie-Libertés

«Радио Свобода»