Кредиты не спасут белорусскую промышленность

Миллиардные кредиты, которые так ищет наша власть, пойдут исключительно на погашение долгов, а не на обновление экономики.

Чем дальше, тем более очевидным становится, что крупных заимствований, без которых в рамках «белорусской модели» наша экономика функционировать уже не может, в ближайшие годы и ждать не стоит. Тем более — кредитов государству, которое не желает ничего менять в своей заведомо неэффективной экономике. Экономист Александр Обухович проанализировал причины ухудшения ситуации на белорусском рынке, пишет tut.by.

Рубить по частям

Кредиты в 2−3 млрд долларов, которые так ищет наша власть (то от МВФ, то от ЕАБР, то от России), пойдут (если еще придут) исключительно на перекредитование ранее полученных (и проеденных) кредитов и на текущие нужды. А потребности экономики в источниках капитала они заведомо закрыть не смогут.

В свою очередь это означает неизбежное снижение объемов производства, снижение уровня жизни населения, рост безработицы. Которая у нас традиционно являлась скрытой, но уже сегодня растет и в официальной статистике. Последние годы этот процесс смягчался за счет спекуляций российскими нефтепродуктами, но, с падением цен на нефть, этот источник пополнения бюджета уже не справляется. И новых пока не появилось. Тем более, что ищутся они почти исключительно среди вариантов спекуляций: считается, что на поиск других вариантов просто нет времени.

Что-то уж сильно напоминает старый анекдот: «Вот посадим картошку, через неделю выкопаем. — Что, так быстро созревает? — Да нет, просто кушать сильно хочется!». И не то чтобы власть не понимала, что решение проблем — не в спекуляциях, а в росте производства с высокой добавленной стоимостью. Все понимают. Но создавать производства не умеют, а доставшиеся в наследство с советских времен и обветшали, и имеют сильно ограниченный рынок сбыта. Расширение которого не финансировалось, да и имеющийся сбыт не выстраивался как надо.

Причем здесь не всегда вина руководства страны. Взять, к примеру, тот же МАЗ. Его мощности были рассчитаны на 20 000 грузовиков в год. Уже к середине 90-х в мире не осталось фирм, производящих менее 40 000 грузовиков в год. И концентрация шла дальше. К тому же МАЗ не имеет собственных сервисно-сбытовых сетей. Самостоятельный, в конкуренции он обречен. Как иллюстрация. В 2014 году 5-ый по величине производитель грузовиков Китая (95 000 машин в год) увеличил экспорт на 15%. И куда? Мьянма, Пакистан, Перу, Чили. Всюду там у нас на уровне правительств неплохие отношения, всюду нашим правительственным делегациям говорят хорошие слова, но грузовики покупают китайские. А МАЗ — не имеет сбыта.

И дело не только в МАЗе. Сегодня МАЗ, «Гомсельмаш» на российском рынке попадают под давление, с одной стороны, б/у техники с Запада, с другой — экспансии Китая. Повторяется на этих рынках история «ВАЗ — б/у иномарки». Указами, постановлениями и льготными кредитами здесь ничего не сделаешь, нужен очень серьезный инженерный анализ возможностей конкурировать или кооперироваться. И не заводских, а независимых экспертов.

Схожая ситуация по любому из имеющихся у нас крупных производств. Именно поэтому концепция сохранения любой ценой советской структуры экономики, советских крупных предприятий, лежащая в основе «белорусской модели», заведомо обрекает экономику на деградацию.

И явной демагогией здесь являются причитания о необходимости «сохранить трудовые коллективы»: и в рамках «белорусской модели» численность работающих на бывших советских гигантах сократилась в 4−10 раз при существенном ухудшении качества рабочей силы (особенно — специалистов). Такую политику нашей власти американцы называют «рубить хвост собаке по частям». Поскольку сокращение было объективно и неизбежно. Как и неконкурентоспособность, без серьезных инвестиций, советских предприятий на мировых рынках.

Еще раз хотелось бы подчеркнуть: решение проблемы безработицы в современном мире не в сохранении любой ценой неконкурентоспособных производств, а в создании новых рабочих мест более быстрыми темпами, чем сокращаются старые. Которые могут и будут сокращаться не только так, как у нас сейчас, за счет деградации производств, но и из-за внешней конкуренции, изменении конъюнктуры, просто из-за нецелесообразности их сохранения. А вот здесь у нас — просто беда.

Что означает рост производства? Создание новых предприятий с нуля требует инвестиций, а стало быть, свободных собственных или относительно дешевых заемных финансовых ресурсов, с которыми в стране сейчас весьма напряженно. Даже для элементарного расширения производства, помимо оборотного капитала, требуется физическое наличие а) незагруженных мощностей; б) свободной рабочей силы; в) доступного качественного сырья и комплектации.

И по всем этим позициям у нас проблемы. Не загружены, в основном, полностью устаревшие мощности, на которых конкурентоспособную продукцию не произведешь. Есть ли свободная рабочая сила нужной квалификации — не понять, ее стоимость не известна. Качественное сырье и комплектация доступны, в основном, за валюту. Которую неизвестно, можно ли будет купить. Причем наши конкуренты и на Западе, и в Китае располагают большими недозагруженными мощностями. И достаточно современными. Что, наряду с их доступом к дешевым кредитам и налаженной кооперацией, позволяет им вести освоение новой продукции очень быстро. А мы простую модернизацию деревообработки 7 лет вели, и так толком не завершили.

Решиться в таких условиях частнику на серьезные инвестиции в Беларуси не так просто. Тем более, что белорусский частник, по большому счету, накоплений не имеет: много вложено в недвижимость, много ушло на потребление. А на иностранного инвестора в кризис, да еще и с нашим реноме, рассчитывать не приходится.

Практически безальтернативно сегодня локомотивом модернизации белорусской экономики может выступать только капитал, принадлежащий государству. Хотя пока его и нет.

Потерянные годы

Положение в нашей экономике очень тяжелое. И текущее, и особенно — в перспективе. Лукашенко отмечал, что нужно не идти вперед, а бежать. Осталось, правда, определить — куда бежать.

Ну ладно, до 2011 года руководство страны было в плену иллюзий: успехи «белорусской модели» в середине 90-х, как им казалось, позволят пользоваться ей и дальше. Пак Чжон Хи, президент Кореи, писал, что «реальность часто называют суровой, а правду — горькой. Но на самом деле ничто не обходится нам так дорого, и не несет столько опасностей, как иллюзии».

В кризис 2011 года «белорусская модель» полностью обанкротилась. Необходимость ее, как минимум, коренной модернизации, стала очевидной. Лучше было бы похоронить ее с почестями, но уж как минимум — модернизировать.

А мы 5 лет ждали. Чего? Эти пять лет просто потеряли. Боролись только за то, чтобы деградация экономики шла помедленнее. Даже стандартную антикризисную программу (там урезать, тут сократить, проч.) нарисовать не сумели.

Сами не сумели — кредиторы заставляют. Да еще и грозятся проверять реализацию. Отписка, подготовленная г-ном Заборовским, похоже, потенциальных кредиторов не сильно вдохновила. Поняли, что опять пообещаем, а выполнять будем — как удастся. И что дальше? Приходится на что-то решаться.

Правитель сказал, что Россия нам поможет. Исходя из этого, сформировались две позиции в формировании экономической политики.

Первая, артикулированная Мясниковичем, на деле означает — продолжать все, как есть. Там разговоры про инновации, повышение качества, учете требований рынка — не более, чем завитушки-украшательства в свете требований дня. Для реализации этих мечтаний все равно нет ресурсов. А в рамках «белорусской модели» их требуется много. Еще в начале премьерства Мясниковича правительство определило эту потребность в 68 млрд долларов. И, за годы ожиданий, она только выросла.

В основе — те же «белорусская модель», вертикаль, раздача поручений, давление на директоров, контроль за исполнением. Практика правительства Мясниковича показала, что в этой схеме некому просчитать эти поручения, которые формируются исходя из «революционной необходимости», все сводится к борьбе с текущими проблемами. А там — как «кривая вывезет». Эта же практика показала, что никаких стратегических проблем страны эта политика решить не может. Зато чиновная вертикаль сохраняет полный контроль за денежными потоками в стране. Что для нее, похоже, главное.

Кстати, о директорах. «Красные директора», сформировавшиеся в советское время, уже ушли. Они выросли на управлении производством, лучшие из них (Гойденко, Лавринович, Готовко, Феоктистов, Маринич) буквально вынянчили свои предприятия, хорошо разбирались в технологии, отслеживали тенденции в своей отрасли в мире. Но они «плавали» в вопросах маркетинга, контроля над рынками сбыта, экономике: этими вопросами в советское время занималась Москва.

Им на смену пришла генерация директоров «белорусской модели». Их легко перемещали из отрасли в отрасль, с предприятия на предприятие. По сути, они занимаются только контролем над финансовыми потоками и работой с людьми. Стратегией развития предприятия они занимаются мало, готовые в любой момент принять новое назначение. Рассчитывать, что такие директора найдут, для своих предприятий, выход из нынешнего кризиса нет оснований.

Второй путь

Вторая позиция в формировании экономической политики страны сформулирована нашими «младореформаторами». Прежде всего — помощником Лукашенко К.Рудым. Она значительно ближе к методикам МВФ и российских либералов, и основана на управлении экономикой через управление деньгами. И основной «рецепт» для выхода из нынешнего кризиса они видят в «финансовой диете», приватизации и привлечении иностранного капитала.

Что касается приватизации и привлечения иностранного капитала — я уже об этом писал. Повторюсь: не вижу сегодня в стране объективных условий ни для привлечения в значимых объемах иностранного капитала (нет перспектив сбыта), ни для приватизации (нет ни своих капиталов, ни возможностей продать по нормальным ценам). Ниша есть только для номенклатурной приватизации, но она еще нигде не получалась в интересах страны. И у нас не получается.

Сложнее вопрос о «финансовой диете». Думаю, что здесь наши «младореформаторы» путают причины и следствия. Ведь сама по себе жесткая кредитно-денежная политика не является панацеей от кризиса. ФРС и ЕЦБ, а также Банки Японии и Китая в кризисные годы делали все, чтобы насытить экономику ликвидностью и расширить денежную базу в разы. Высокая доступность ликвидности в указанных странах позволила компаниям развиваться и в кризис: осуществлять масштабные инвестиции, быстро проводить реструктуризацию бизнеса, финансировать инновации и экспансию товаров на внешние рынки. И там нигде не было инфляции, которой так опасается наше правительство.

С другой стороны, даже «полужесткая» кредитно-денежная политика «от Ермаковой» и ее нынешнее продолжение скорее ведет к финансовой анорексии нашей экономики, чем к ее оздоровлению. Денежная масса М2 у нас колеблется в районе 20% ВВП. Для быстрого роста экономики необходимо не менее 100%. Отсюда — задержки платежей, долги. Все это угнетает и без того хилый наш реальный сектор.

Но, с другой стороны, имеем печальный опыт эмиссии. И инфляция у нас высока (выше, чем показывает статистика), и курс доллара непрерывно растет. Да и долларизация экономики, когда не только сырье и комплектация, но и значительная часть товаров потребления импортируется, слишком высока. В результате относительный баланс спроса и предложения валюты достигается за счет сокращения производства и снижения уровня жизни населения. Что вряд ли можно считать достижением правительства.

Страна у нас маленькая, экономика — тоже, проводимая ранее политика «дешевого доллара» долларизации нашей экономики способствовала сильно. В результате белорусский рубль реально обслуживает слишком малую часть денежного оборота. Реально денежный оборот у нас валютный, и имеет место острый дефицит валюты в обороте. Потому и М2 такой маленький, и его увеличение сразу давит на курс.

Так что на финансовой «диете», ведущей к дистрофии экономики, в части дефицита валюты, мы сидим давно. И эмиссия или сжатие денежной массы белорусских рублей сказывается на этой ситуации слабо. Наша проблема не в эмиссии, а в отсутствии роста экономики, который был бы способен эту эмиссию абсорбировать. А вот как обеспечить рост экономики в условиях «жесткой» кредитно-денежной политики, «финансовой диеты» никаких представлений и у наших «младореформаторов» не просматривается.

Ни в консервативном, ни в «младореформаторском» крыле руководства страны пока не просматривается понимания того, как выводить страну из нынешнего кризиса. Да и не может такое понимание возникнуть в рамках «белорусской модели». И сколько еще ждать, пока власть это осознает?