Вчера на Октябрьскую площадь в Минске вышли те, кто просто в отчаянии, кто совсем не знает, что делать.
У предпринимательницы Натальи, которая 22 февраля приехала в Минск на Площадь, есть много вопросов к властям. И отчаяние, передает Белсат.
- Почему вы считаете нужным здесь присутствовать? Вы здесь первый или второй раз?
- Мы вынуждены сюда приезжать, так как в единственном месте, где можно было собраться в Витебске, нам собираться запретили. У нас мест для сбора, в принципе, нет. Нас приехало сюда довольно много – к нам присоединились также те, кто заплатил налог и вышел работать. Но они вышли работать не потому, что у них все в порядке с документами – люди выходят на свой страх и риск, так как понимают, что тех документов, которые требует от нас государство, просто не существует.
Но люди выходят, потому что 1 марта каждый должен заплатить 9 млн в ФСЗН (Фонд социальной защиты населения), несмотря на то, работал ли он целый год или полгода не работал. Мало того – у каждого теперь имеется задолженность за 2 месяца за аренду или по коммунальным платежам.
И вот те, кто заплатили налог и все равно приехали сюда, подтверждают, что работать в условиях этого указа невозможно.
Многие из нас ездили на прошлой неделе в Москву на международную выставку легкой промышленности, где были белорусские, российские, киргизские и китайские фирмы. Там закупочная цена белорусского платья – Br 932 тыс., а у меня турецкое стоит Br 600 тыс. – уже с учетом моего интереса. Когда мы подошли и сказали, что мы из Беларуси, они огорченно опустили глаза и сказали, что из-за того, что нам нужны документы, цена для нас будет не Br 932 тыс., а Br 1 млн 200 тыс. У меня вопрос: почему белорусское платье для российского ИП Br 932 тыс., а для меня, белорусского предпринимателя, уже Br 1 200 000?
Но даже если бы оно стоило девятьсот – все равно покупать его невыгодно, так как у белорусов сейчас нет денег покупать белорусские платья. Ощущение, что они сшиты золотыми нитками.
Что касается сотрудничества с российскими, кыргызскими или китайскими фабриками, они либо отказываются с нами сотрудничать, когда слышат, что мы из Беларуси, или говорят, что сертификаты и накладные нам дадут не они, а какая-то фирма. Когда спрашиваешь, подтвердит ли та фирма факт сделки, если позвонят из налоговой, они говорят: наверное.
«Наверное» означает, что через три года обо мне могут забыть. Налоговикам факт сделки не подтвердят, мои документы автоматически признают недействительными. У меня конфискуют весь товар, и вся выручка за три года в двойном размере. Мне ключи от квартиры в суде оставить?
- Какой выход вы для себя видите? Что вы можете сделать, чтобы помочь себе?
- На данном этапе, честно говоря, многие из нас не видят выхода и не знают, что делать. Нас поставили в такие условия, что одни из нас выходят, зная, что они нарушают закон, а другие пытаются поверить тем, кто им предлагает документы, документы – подлинные. В глубине души они знают, что любая проверка выявит нарушение, но люди всегда хотят верить, что их пронесет, что их это не коснется, что внесут какие-то изменения – в общем, может, прокатит.
В частности для себя, если не изменятся условия, кроме как уходить, я другого выхода не вижу. С белорусскими предприятиями работать нецелесообразно по финансовым причинам, а с российскими, кыргызскими и китайскими – опасно, они не подтвердят документы. У меня такой вопрос: если государство хочет поставить нас всех в равные условия, пусть выделит сетевикам трехметровые роллеты, ограничат им оптовые закупки до $2 000-3 000, и мы посмотрим, как они будут делать сертификаты на такие мелкие партии и каждый раз эти партии декларировать. Вот это будут равные условия.
- Безысходность привела людей на площадь уже во второй раз. Как вы ее оцениваете: достаточно ли здесь людей, чтобы чего-то добиться?
- Сюда приехали те, кто просто в отчаянии, кто совсем не знает, что делать. Но то, что присоединились те, кто заплатил налог и вышел на работу, свидетельствует, что условия – просто нереальные. Может, когда будет хорошая погода, может, когда у людей станет меньше страха, то и народу будет больше.