Солидарность против круговой поруки

Два судебных процесса, одновременно начавшиеся в Минске, - это отличная иллюстрация к тем двум совершенно отдельным мирам, в которых живут белорусы.

Мы с вами живем пусть в уродливом государстве, но в нормальном мире, где существуют солидарность, сострадание, дружба, любовь. Они – чиновники разного ранга, которые числом скоро могут превзойти нас - в совершенно другом мире, таком же уродливом, как и само государство. И из этого другого мира можно выйти только через тюремный санпропускник. Иных выходов не предусмотрено.

В понедельник в суде Октябрьского района начался суд над актером Купаловского театра Артемом Бородичем, обвиняемом в распространении наркотиков. К началу заседания в зале суда находилась почти вся труппа театра вместе с художественным руководителем Николаем Пинигиным. Купаловцы пришли просто для того, чтобы своим присутствием сказать подсудимому: ты не один, мы тебя не бросили, и даже если ты виновен, все равно ты наш друг и коллега, мы поможем тебе, нам не стыдно и не страшно. С такой поддержкой и в тюрьме проще выживать, и после.

В этот же день в Верховном суде начали судить Анну Шарейко, генерального директора Витебской бройлерной птицефабрики и члена государственной офшорки под названием «совет республики». Участники этой офшорки обладают, кроме всего прочего, еще и неприкосновенностью, и чтобы одного из них, привилегированных, посадить, следует вначале проголосовать за лишение неприкосновенности. То есть с позором изгнать из рядов. Анну Шарейко с легкостью лишили этой самой неприкосновенности, стоило только Лукашенко издать указ о созыве внеочередной сессии для рассмотрения вопроса об уголовном преследовании. И никто не возразил, хотя бы для приличия. А в понедельник, спустя полтора года после ареста, никто из этого привилегированного стада не пришел поддержать коллегу по залу заседаний, вместе с которой столько часов провели в бессмысленном просиживании штанов, разгадывании кроссвордов, рисовании чертиков и игре в морской бой. Несколько человек с витебской птицефабрики, которая под руководством Шарейко действительно производила качественную продукцию, – были в зале суда. А вот те, из стада, давно уже сделали вид, что человека по имени Анна Шарейко никогда не существовало в природе.

В этом вся разница между нами и ими. Помню, как удивлялся в 2011 году начальник СИЗО КГБ: «Я не понимаю, почему про вас, арестованных журналистов, пишут больше, чем про всех остальных? Больше, чем про кандидатов в президенты?» Я терпеливо объясняла: «Это называется «цеховая солидарность». Если в тюрьму сажают журналиста, то его коллеги будут кричать об этом на весь мир и, чтобы его освободить, сделают больше, чем любые правительства и любые правозащитные организации. А у вас не так?» Начальник СИЗО со вздохом ответил: «Ну что вы, у нас в КГБ если кого-нибудь посадили - все тут же забывают, что были с ним знакомы. И боятся, что им об этом знакомстве напомнят».

Прекрасно помню, как задержанным чиновницам уже на следующий день в кормушку совали приказы об увольнении. Их еще даже не арестовали – задержали на 72 часа, - а приказы штамповали немедленно и привозили с нарочным. Государственные структуры со спринтерской скоростью вымывали из своих отделов кадров личные дела задержанных. «Нет у нас преступников, у нас все порядочные и законопослушные!» Арестован – покойник, вот их логика, замешанная на трусости и подлости.

Представить себе подобное в любой европейской стране невозможно. Пока суд не сказал «виновен» - человека никто не посмеет назвать преступником, будь он крупным чиновником или продавцом жареных каштанов. И даже если он арестован, друзья и коллеги не будут делать вид, будто первый раз слышат его фамилию. Никто не вправе подвергнуть сомнению его право быть признанным невиновным. И, самое главное, никто не побоится прийти в суд поддержать коллегу, потому что «а вдруг у меня из-за этого будут проблемы?».

Мы с вами тоже построили себе в мерзком государстве свой европейский мир. Мы не боимся приходить в суды над знакомыми. Мы поддерживаем своих арестованных коллег. Сидя в тюрьме, мы получаем письма поддержки от незнакомых людей. Выйдя из тюрьмы, мы пишем такие же письма незнакомым людям, которые заняли наше место на тюремной шконке. У нас – солидарность. У них – предательство. У нас – дружба. У них – круговая порука. У нас – сострадание. У них – подлость. У нас – готовность помогать. У них – мокрые от страха портки.

Ну и пусть сидят в своих мокрых портках в ожидании, когда в очередной ордер на арест впишут их фамилии. Или не впишут – и тогда им снова придется проводить пустые никчемные дни среди мерзких морд, считая невыносимо долгие месяцы до пенсии и понимая, что на этой вожделенной пенсии даже вспоминать будет не о чем. У рабов не бывает воспоминаний.

Ирина Халип, специально для charter97.org