Вадим Иосуб: Белорусы расплачиваются за ошибки властей

При нынешней экономической модели разговоры об улучшении ситуации - из области фантастики.

Беларусь, кажется, вот-вот получит 2 миллиарда долларов от России. Еще чуть-чуть, и достигнет позитивного решения в переговорах с МВФ по кредиту в 3 миллиарда, пишет onliner.by. Хватит ли этих денег, чтобы страна вышла из кризиса? И как их нужно потратить для этого?

— Что касается российского кредита, то я бы не стал о нем рассуждать как о решенном вопросе, — считает старший аналитик «Альпари» Вадим Иосуб. — Потому что пока у нас есть только комментарий посла Александра Сурикова. Господин Суриков и раньше заявлял всякие интересные вещи. Иногда они сбывались, иногда нет. По факту нет ни официальных заявлений со стороны России, ни официальных заявлений с нашей стороны. Какая сумма будет выделена, какими траншами, в какой срок — этого мы ничего не знаем.

— Поможет ли российский кредит нашей экономике и надолго ли хватит этих денег? Не окажемся ли мы в ситуации, когда через 2—3 года придется снова просить кредит?

— Поможет избежать дефолта или резкой девальвации рубля. Ведь в случае, если мы не получаем кредит, то для возврата долгов нам нужно покупать валюту на бирже, что может привести к резкому скачку курса. Поэтому нужно четко понимать: российские деньги не направляются на какие-то инвестпроекты и так далее. Они идут на рефинансирование старого долга.

Условия кредита — отдельная и запутанная история. С одной стороны, они сходны с требованиями МВФ: структурные реформы, отмена перекрестного субсидирования, льготных кредитов, реформы ЖКХ. С другой стороны, могут быть какие-то требования, о которых мы не знаем и не узнаем, возможно, никогда. Но если требования реформ будут жесткими, то в этом случае кредит пойдет на пользу.

— Мы опять же не теряем надежды получить 3 миллиарда долларов от МВФ, до сих пор ведем переговоры. Вроде бы шли разговоры, что эти средства уже точно не будут проедаться…

— Противоречивым выглядит заявление, что деньги от МВФ нельзя проесть. Потому что они заимствуются под рефинансирование старых долгов, что фактически означает «проесть». Может быть, в том, что мы не берем деньги под инвестиции, есть и свой плюс. Для нас было бы гораздо хуже занимать на модернизацию.

— Почему?

— Мы не можем эффективно определять направление инвестиций. Можно, к примеру, теоретически взять 1—3 миллиарда и реконструировать отрасль. К примеру, машинную промышленность или станкостроение и еще что-то. А потом оказаться в той же ситуации, что и с деревообработкой или вагоностроением.

— Когда продукция производится и идет на склад?

— Да, именно. Когда поставили новые станки, наладили производство, а тут внезапно изменились условия. В итоге планы по поставке продукции в Россию не сбылись.

— С другой стороны, в любом бизнесе есть риски…

— Есть. Но чиновники эти риски просчитывают хуже бизнесменов. Поэтому инвестиции — это все же вопрос частной инициативы. Частник жизненно заинтересован в том, чтобы построить завод по производству того, что в будущем будет продаваться. Он будет простраивать модели различных ситуаций, анализировать и только после этого вкладывать миллиарды в станки и стены.

Поэтому у нас сейчас задача не в том, чтобы привлечь деньги под инвестиции непонятно чего. Задача в том, чтобы дать возможность частному капиталу решать, во что вкладывать, создать институциональную среду для развития бизнеса: и с точки зрения стабильности законодательства, и с точки зрения налогов и защиты прав собственности. Для того чтобы тот, кто горит желанием производить, делал это здесь. В этом-то и есть суть структурных реформ.

При этом каждый белорус должен четко уяснить себе: если товар частного производителя не будет продаваться, то это его личный риск. Расплачиваться за него он будет своими собственными деньгами.

Когда рискует правительство, то здесь уже речь о деньгах всех белорусов. Расплачиваться за ошибки ценой в несколько миллиардов придется всей стране. Тут речь про наши с вами деньги.

— Сколько денег нужно Беларуси, чтобы выбраться из кризиса? На ваш взгляд, есть какая-то точная сумма? 10, 20, 100 миллиардов?

— Вопрос мне очень нравится. Представьте себе, что у вас есть знакомый игроман, который проигрывает все в казино. Спросите себя, сколько ему нужно денег, чтобы решить его беды?..

У нас есть одна большая проблема — это нежелание признать недостатки нынешней экономической модели, нежелание проводить реформы и дать дорогу частному бизнесу, чтобы он принимал решения, где, когда и сколько производить и как, по какой цене продавать.

Поэтому здесь не вопрос количества денег. Проблема в неприятии базовых вещей. Никакая сумма проблему этого непонимания не излечит.

— Если вдруг сейчас правительство решит проводить реформы, то сколько времени может потребоваться Беларуси, чтобы выйти на новый уровень?

— При наличии политической воли запустить эти реформы, провести их и получить первые результаты можно будет уже через пять лет. Понятно, что речь не идет просто о поднятии тарифов ЖКХ и стоимости проезда в общественном транспорте. Как я уже и говорил, речь про изменение инвестиционного климата.

У нас очень любят заявить, что законодательство для инвесторов не будет меняться, а налоги расти. Но тут же через некоторое время повысить налоги и так далее.

Для того чтобы привлечь инвестора, мало просто принять решения по инвестиционному климату и неухудшению условий. Даже если мы завтра заявим про это, то в тот же день к нам инвесторы не пойдут. Они завтра просто не поверят нам.

Нужно еще и время, чтобы бизнесмены увидели реально: да, в Беларуси вот уже три-четыре года не увеличиваются налоги, работают прежние законы, сюда можно приходить и что-то делать.

При очень интенсивных реформах лет за пять что-то может получиться. Но это пока разговоры из области фантастики.