Одесса 2 мая 2014 года: неизвестные причины и подробности

Расследование одесского журналиста Сергея Диброва.

Одесский журналист Сергей Дибров, который освещал события 2 мая 2014 года, а впоследствии расследовал их, рассказал в своей статье на сайте openrussia.org о тайных политических договоренностях, их срыве и веренице других факторов, приведших к гибели десятков людей. Приводим текст целиком:

- Прошло два года со дня трагедии в Одессе: 2 мая 2014 года в результате столкновений между активистами «Евромайдана» и «Антимайдана» погибли несколько десятков человек. Одесский журналист Сергей Дибров весной 2014-го присутствовал на многих одесских мероприятиях «Евромайдана» и «Антимайдана». Он также наблюдал происходившее 2 мая в Одессе, а позже вместе с коллегами провел журналистское расследование массовой гибели людей.

За два месяца до 2 мая 2014-го: конец «русской весны» в Одессе

Коррупция, которая разъедала Украину и с 2010-го (время прихода к власти Виктора Януковича. — Открытая Россия) только нарастала, привела к деградации государства. К 2013 году терпеть такое положение дел стало невозможно. Начались протесты — не только в Киеве, но и по всей Украине.

Хочу обратить внимание на то, что люди, воюющие сейчас с оружием в руках против украинского государства на востоке, не требуют возвращения к власти Януковича. И одесские сепаратисты также говорят сторонникам единой Украины: «Так же как и вы, мы не любим Януковича; у нас просто расхождения по тому, что делать и как жить дальше».

После падения режима Януковича во многих городах началось уличное противостояние, в том числе и в Одессе. Но в Одессе оно имело свои особенности: у нас в городе сложилась своя политическая культура. Когда я в Харькове рассказываю, что у нас лидеры Майдана и «Антимайдана» созванивались и координировали свои действия, чтобы не допустить столкновений, харьковчане мне просто не верят.

В Одессе, в городе с примерно миллионным населением, во всю эту уличную политическую активность было вовлечено суммарно тысяч десять человек — примерно пять-шесть тысяч с одной стороны и пять-шесть тысяч с другой. С одной стороны, это один процент населения, но с другой — это довольно много для Одессы.

С одной и с другой стороны наиболее боеспособные люди сформировали отряды самообороны, так как милиция стремительно деградировала и не могла обеспечить порядок.

Появились «Самооборона Евромайдана» и «дружины Куликова поля». Каждая из этих структур была численностью в 100-200 человек, они были дисциплинированны; они взаимодействовали между собой и с оппонентами. Их основной функцией было успокаивать неадекватных радикалов в своем собственном лагере. По сути, они выполняли функции милиции.

Важно понимать, что в Одессе «русская весна» закончилась 3 марта 2014 года, когда со стороны «Антимайдана» последовала попытка захватить здание областной администрации, заставить депутатов областного совета признать «Одесскую народную республику» и объявить референдум, как это произошло потом на востоке страны. В одесском облсовете заседают региональные царьки: у нас феодальное государство, и местные бароны используют органы власти в качестве инструмента и площадки для решения своих вопросов. Создание «Одесской народной республики» противоречило интересам одесских феодалов, а без их как минимум молчаливого согласия никакие протесты невозможны. Их финансовые, коммерческие, политические интересы связаны с тем, что Украина должна быть стабильной и независимой, а Одесса должна быть открытым портом в составе Украины. Потому что их бизнес — это порт, это грузоперевозки, это курорты, это пляжи. И если город превратится в «серую зону», все это станет никому не нужным, их бизнес исчезнет. Одесские бароны это прекрасно понимали — гораздо лучше, чем, например, бароны донецкие и луганские. Поэтому господин Ахметов (бизнесмен Ритан Ахметов. — Открытая Россия), когда-то являвшийся владыкой Донбасса, значительную часть своих активов потерял, а одесские феодалы до сих пор отлично себя чувствуют.

И вот в начале марта были большие митинги в Севастополе (на нем объявили о референдуме), в Донецке, в Харькове. Был митинг и в Одессе. В этот день 200 человек окружили здание одесского облсовета, сорвали украинский флаг, повесили вместо него российский и даже прорвались в помещение, где заседали депутаты облсовета. Но со своих мест поднялись несколько депутатов и буквально пинками выгнали их из зала. Получилась неудобная ситуация: депутаты на давление не поддаются, к зданию подтягиваются активисты «Евромайдана», которых оказалось больше, российский флаг по-прежнему висит, и нужно что-то делать. Закончилось все тем, что пророссийские активисты сами вернули на место украинский флаг и разошлись.

После этого накал страстей, конечно, сохранялся, но с середины апреля количество участников пророссийских акций начало постепенно снижаться.

Чисто одесская договоренность: тайные соглашения между «Евромайданом», «Антимайданом» и МВД

1 мая, накануне трагедии, праздничная демонстрация собрала коммунистов, социалистов, сторонников федерализации, сторонников единства с Россией. И их было в сумме примерно 800 человек. Они абсолютно спокойно прошествовали через центр города — никто им не мешал и они никому не мешали и не были нужны. Было понятно, что пророссийское движение в городе угасает.

В то время в Одессе, по украинской политической традиции, был свой палаточный городок. Этот городок «Антимайдана» являлся карго-копией палаточного лагеря на киевском Майдане. Там был десяток палаток, в которых постоянно жило человек двадцать. В мае в Одессе уже становится жарковато, на асфальте жить тяжело. Кроме того, спонсоры «Антимайдана» начали постепенно уезжать из страны. Лидер «Куликова поля» к тому времени уже сидел в СИЗО (его выпустили только в июле с условным сроком). И денег, и желания было все меньше и меньше; начался финансовый кризис. Пророссийские активисты пытались собирать средства со своих сторонников, но из этого нечего не получилось. Им нужно было всю эту историю как-то заканчивать.

Но нельзя же выйти к своим людям и сказать им: «Революция закончилась, все по домам!» — это равносильно политическому самоубийству.

С другой стороны, в Одессе был губернатор, который хотел показать, что в городе имеется государственная власть. Губернатор планировал 9 мая провести в городе парад Победы, а тут какие-то палатки стоят. Но милиция этот палаточный лагерь разгонять не хочет: еще неизвестно, как такой разгон им может потом аукнуться.

Тогда был придуман план действий. Проукраинские политики выделили деньги — $100 тысяч, — которые были переданы начальнику областной милиции со словами: «Решай, как ты умеешь, по-одесски». То есть предполагалось дать денег «на лапу» лидерам протеста, чтобы они этот протест перенесли спокойненько куда-то из центра города.

Мэрия выделила два гектара земли в парке на окраине города — на Мемориал героической обороны Одессы, там была 411-я береговая батарея. Отличное место, зеленая зона, но главный его плюс — оно в 15 километрах от центра города. 30 апреля лидеры одной из частей «Куликова поля» получили $50 тысяч, и половина палаток снялась и переехала туда. Остальные лидеры заявили: «Нам выгоднее, чтобы нас разогнали. Если мы станем ''жертвами хунты'', то движ продолжится, у нас появится возможность сохранить лицо перед спонсорами».

И вот тогда была достигнута большая, чисто одесская договоренность. Поздним вечером, в ночь со 2 на 3 мая, после футбольного матча группа каких-то «неопознанных футбольных фанатов» «случайно» зайдет в палаточный городок и снесет эти палатки. Стороны взяли на себя определенные обязательства. Лидеры Антимайдана пообещали, что в палатках будет буквально несколько человек, все ценное из палаток будет заранее забрано, а «фанаты» будут не сильно фанатствовать. Милиция пообещала, что окружит территорию и будет следить, чтобы никого не убили и сильно не побили.

Что получалось в случае реализации этой договоренности? Администрация освобождает площадь, «хунта разгоняет Антимайдан», и он продолжает в другом месте свою политическую борьбу, избавляясь при этом от палаточного городка, который всем в Одессе уже надоел. Милиция говорит, что смотрела за порядком, благодаря ей никого не убили. Все в выигрыше.

Именно таким образом в Одессе платочные городки сносили трижды: в 2005 году, в 2006-м (когда коммунисты обороняли памятник Ленину) и в 2013-м, когда также был ликвидирован палаточный городок «Евромайдана».

То есть для Одессы это самая обычная практика.

После этого все противостояние должно было перейти в другую стадию. Палаточный городок стоит где-то на окраине, лидеры пиарятся, «хунта бесчинствует», протесты получают новое дыхание, а противники «хунты» — новое финансирование.

Вечером 1 мая в этом новом лагере, куда уже были перенесены пять палаток, в зеленой парковой зоне был проведен пикник. Его организовали активисты «Антимайдана». Они позвали гостей, среди которых были шесть активистов «Евромайдана» с семьями и сотрудники миссии ООН по правам человека. Они там все абсолютно спокойно и мирно сидели до полуночи, прекрасно отдыхали и строили планы на лето. Это тоже — чисто по-одесски.

И ничто не предвещало беды.

Канун столкновений: договоренности сорваны

На следующий день, 2 мая, должен был пройти футбольный матч «Металлист» — «Черноморец». Фанаты харьковского «Металлиста» и одесского «Черноморца» — это дружественные «фирмы». У них что ни совместная игра, то совместный праздник. А если учесть, что 1, 2, 3 и 4 мая были длинными выходными, то сам Бог велел повеселиться. Заранее была заказана база отдыха с корпусами, с местами для палаток, туда приезжали с семьями — был заказан специальный поезд.

Нужно напомнить, что зимой 2013-2014 годов вообще все фанатские «фирмы» Украины объединились и стали по сути силовым подразделением «Евромайдана» — они обороняли его от гопников и «Беркута». И когда проходили игры, фанаты собирались вместе в центре того или иного города и шли общим маршем на стадион. Так было и в Киеве, и в Харькове, то же самое должно было быть и в Одессе.

И когда 2 мая люди начали собираться на этот совместный марш, вдруг выяснилось, что вопреки всем договоренностям в центре города собирается и толпа сторонников «Антимайдана» — в касках, с палками и щитами.

Лидеры и активисты антимайдановцев были прекрасно известны всему городу — и в лицо, и по именам, и даже по фигурам. То, что они начали собираться, само по себе никого не испугало. Один из командиров «Самообороны Евромайдана» позвонил командиру антимайдановцев, но тот трубку не взял. И только в этот момент человек насторожился.

То есть пугал не сам факт, что люди собираются, а то, что их лидер не идет на контакт, не хочет говорить.

Разумеется, тут же на место сбора антимайдановской толпы примчался начальник милиции — тот самый, который участвовал переговорах по инсценировке сноса палаток «Антимайдана». Он спрашивает: «Что происходит?», а его посылают подальше.

То есть какая-то часть «Антимайдана» стала вести себя неадекватно. У милиции расчет был совсем другой: фанаты спокойно проведут свой марш, на стадионе соберется 20 тысяч человек, там будут сосредоточены основные милицейские силы. 50 милиционеров будут охранять Куликово поле, 50 человек сопровождает марш, еще 50 человек в резерве — то есть, фактически, серьезных резервов у милиции не было. И вдруг какая-то вооруженная группа людей начинает ломать все эти планы. Милиция оказалась в растерянности. В ходе переговоров милиции и антимайдановцев последние заявили, что якобы опасаются нападения фанатов на палаточный лагерь Куликова поля (для этого фанатам пришлось бы сильно изменить маршрут шествия) и хотят этого не допустить. Милицейское руководство предложило антимайдановцам, которых было человек 200, идти по улицам параллельным курсом на некотором расстоянии от фанатского марша, который был куда более многочисленным. Милиция таким образом пыталась не допустить прямого столкновения противостоящих сил, увести антимайдановцев подальше и затем заблокировать их.

Но антимайдановцами руководил бывший сотрудник милиции, и по ходу движения колонны он разгадал замысел своих бывших коллег-милиционеров.

Он дал команду, и антимайдановцы внезапно развернулись, побежали назад и напали на двухтысячную толпу футбольных фанатов и других сторонников единой Украины.

Начало столкновений

Мы потом долго пытались понять, зачем двести человек напали на эту двухтысячную толпу. Это было нелогично, неразумно. Но такая же ситуация была ранее в Донецке, где толпа из сотни пророссийских активистов, вооруженных дубинами, разогнала тысячный проукраинский митинг. Похожая ситуация была и в Харькове, но там болельщики рассеяли противников и прошли на стадион.

В Одессе так не получилось, потому что тут антимайдановцы слишком долго готовились и координировались, и в итоге «Самооборона», понимая, что происходит что-то не то, просто перекрыла силами ста человек со щитами улицу. Напасть на толпу не получилось. Подтянулась милиция, которая своими небольшими силами смогла разделить стороны.

Если бы в этот момент группа антимайдановцев ушла, на этом все бы и закончилось. Но они не ушли. Шел уже четвертый месяц противостояния в городе, четвертый месяц нагнетания обстановки, которое уже морально подготовило людей к бою. И если лидеры еще находили общий язык, то рядовые участники, кроме ненависти к оппонентам, уже ничего не испытывали. И я думаю, что даже если бы в этот момент лидер антимайдановцев дал команду уходить, большая часть его бы не послушалась и все равно полезла бы в драку.

В ответ на нападение проукраинские активисты начали выламывать булыжники и кидать их в антимайдановцев. Позже у них появился ящик пива и канистра с бензином — они прямо на улице выливали пиво на землю и разливали коктейли Молотова.

Милиции на месте столкновений изначально было человек 50, и такого количества явно не хватало для того, чтобы остановить столкновения. Все, что могла сделать милиция, — это попытаться минимизировать число жертв. Если бы милиция решила вообще не вмешиваться, то двухтысячная толпа проукраинских демонстрантов этих двести антимайдановцев, конечно, разорвала бы рано или поздно. Милиция постаралась разделить дерущиеся стороны, и со стороны казалось, будто она прикрывает антимайдановцев и действует с ними заодно.

Разумеется, когда начались стычки, все начали звонить по телефонам и звать на помощь. На помощь антимайдановцам приехали другие организации пророссийских активистов. Отметим, что в месте постоянного базирования «Антимайдана» на Куликовом поле всегда была мобильная группа, которая обычно передвигалась в микроавтобусе. В группу входили адвокат, человек пять крепких молодых людей и один вооруженный человек. Я как журналист встречал этот микроавтобус раз десять на разных мероприятиях «Антимайдана». Примерно через полчаса после начала столкновений этот микроавтобус приехал на место событий. В нем был человек, вооруженный автоматом Калашникова (или карабином на базе автомата Калашникова). Он начал стрелять и сразу смертельно ранил одного из участников столкновений с прокураинской стороны. Еще один участник был смертельно ранен из охотничьего пневматического оружия.

После этого остановить столкновения и успокоить людей было уже невозможно.

Таким образом, столкновения начались в 15:30, примерно в 16:00 на стороне «Евромайдана» появились первые смертельно раненые в результате стрельбы, а в 18:00 длинноствольное охотничье оружие появилось и у евроимайдановцев, и началась стрельба уже в противоположную сторону. В результате перестрелок убиты четыре человека, ранены около десяти милиционеров — в основном в ноги, так как они стояли в шеренгах за щитами. Главный редактор моего издания, находившийся в зоне обстрела в 20 метрах от меня, получил четыре ранения картечью. Еще около 15 участников столкновений получили различные несмертельные огнестрельные ранения.

Трагедия на Куликовом поле

Столкновения в центре города завершились победой евромайдановцев, но всем было понятно, что это еще не конец. Разгоряченная четырехчасовым боем толпа пошла на Куликово поле, где находился палаточный лагерь «Антимайдана». Я шел в хвосте этой толпы и хорошо видел происходящее.

Нужно отметить: первая часть событий происходила в самом центре города. Рядом с местами столкновений были банки, ювелирные магазины, бутики. Но за несколько часов столкновений там не было разбито ни одной витрины. Стекло было разбито только одно — это было стекло на втором этаже театра, туда залетел камень. Если повреждались автомобили, то это были вмятины от камней, пулевые отверстия: то есть машины использовались как баррикады, как помосты, но вандализма не было. Когда толпа шла на Куликово поле, по пути разбивали лайтбоксы с политической рекламой. В тот период как раз шла президентская предвыборная кампания, и лайтбоксы с портретами политиков из «Партии регионов», например, Добкина, разбивали. При этом, если на одной стороне этих двухсторонних лайтбоксов был портрет Добкина, а на другой, например, афиша Оперного театра, разбивалось только одно стекло — там, где был портрет.

Все те несколько часов, пока в центре Одессы шел бой, на Куликовом поле собирались люди и думали, что делать. Варианты были разные: собраться и держать оборону, или собрать все ценное из палаток и разойтись, или полностью снять палаточный лагерь. Они даже пытались устроить голосование. К вечеру там было 400-500 человек. В итоге лидер палаточного лагеря сказал людям, чтобы оставались на месте, а сам поехал в центр города «на разведку». Вернулся он с тем самым стрелком, который стрелял из автомата Калашникова, и заявил людям: «Бегом, все отсюда уходите».

Этот человек прекрасно понимал, как настроена идущая на Куликово поле толпа. Но вперед вышли женщины, которые заявили: «Мы не уйдем, мы устроим здесь Брестскую крепость».

Периметр палаточного лагеря составлял примерно 300 метров. Пять сотен людей, из которых две трети — женщины, этот периметр оборонять не могли. Сперва хотели периметр уменьшить, собирая ограждения в центре, потом подумали, что раз рядом стоит огромное здание Дома профсоюзов, то лучше перебазироваться вплотную к нему. В конце концов решили, что идеальный вариант — обороняться в самом здании. Они кувалдой выломали двери и все ценное, что было в палатках, начали сносить в Дом профсоюзов. Сначала занесли иконы и хоругви, а затем и все остальное: бензиновый генератор с баком на 18 литров, две запасные канистры, матрасы, несколько ящиков с разлитыми по бутылкам коктейлями Молотова. Всего в Доме профсоюзов разместились примерно 380 человек, на первом этаже начали строить баррикаду. На строительство баррикады пошли деревянные поддоны, их там было около 50 штук — это уже тонна дров, — плюс генератор, плюс канистры с бензином. Заняв позиции на баррикадах и на крыше здания, люди решили отбиваться.

Когда проукраински настроенная толпа пришла на Куликово поле и начала сносить палатки, их с крыши Дома профсоюзов начали закидывать бутылками с зажигательной смесью. Когда я подошел к зданию (а я продолжал вести непрерывную стрим-трансляцию), первое, что увидел, — это бутылку, которая летит с крыши. За мной шел немолодой мужчина, он грустно сказал: «Что же они делают, их же сейчас сожгут!»

Я к этому времени находился уже, скажем так, в несколько измененном состоянии, и уже эмоционально абстрагировался от событий. Я ведь вел трансляцию уже четвертый час, среди уличного боя, под выстрелами. И так как качество видео было плохое, все время приходилось комментировать для зрителей: «Вот лежит труп, человека застрелили. Вот слышны выстрелы, давайте подойдем посмотрим. Вот я вижу человека с автоматом, он стоит рядом с милиционером» и так далее. Я прекрасно понимал, что остановить теперь эту толпу из нескольких тысяч человек было невозможно. Милиция была деморализована, плюс заканчивался футбольный матч, и еще тысячи людей, которые знали о том, что происходило, подходили на площадь со стадиона.

Теоретически остановить толпу могла «Самооборона Евромайдана», но она в этот момент помогала милиции задерживать вооруженных людей в центре города. Там задержали 28 человек, которые решили спрятаться в торговом центре. Их уговорили без боя сдаться.

Из Дома профсоюзов не только кидали коктейли Молотова, но и стреляли — мы насчитали минимум пять огневых точек.

Выстрелом с третьего этажа очень тяжело был ранен в плечо один из активистов «Евромайдана» Андрей Красильников — кстати, гражданин России. Пулей из охотничьего ружья ему чуть не оторвало руку.

Представьте себе ситуацию. Сперва четыре часа в центре города идет бой, гибнут люди. Потом стрелявшие укрываются в Доме профсоюзов и продолжают стрелять. Милиция где-то по дороге потерялась. В ответ в здание летят коктейли Молотова. Многотысячная толпа начинает «выкуривать» засевших в Доме профсоюзов, по зданию начинают стрелять, в основном из травматического оружия, горящие покрышки летят в вестибюль, обороняющие Дом профсоюзов продолжают кидать бутылки в толпу на площади. Баррикада, стоявшая на первом этаже, загорелась, и после этого огонь перекрыл основной выход и запасной выходы.

Здание Дома профсоюзов очень хорошее, оно было построено в 50-е годы, это бывший обком партии. Оно было огнейстойким, то есть таких ситуаций, когда загорелась одна комната и от нее загорелись все соседние, — не было. Горели дрова баррикады внизу — здание превратилось в огромный камин. Часть людей в здании находилась на лестнице и держала оборону с тыльной стороны здания — кидали камни и бутылки, постреливали, кричали в мегафон всякие гадости. Ветер дул им в лицо, и ничто не предвещало беды, дым к ним не доходил.

А потом, в 19:52, ветер переменил направление, и раскаленный воздух, который раньше выходил на улицу, пошел вверх по лестничным пролетам.

Буквально минуту на разных этажах был а температура 700, 500, 400, 300, 200 градусов. Люди потом рассказывали: только что все было нормально, и вдруг с рук начинает слезать кожа от невероятного жара.

Люди оказались перед выбором: или они сгорают, или они из окон выпрыгивают наружу.

Есть видеозапись того, что происходило в этот момент снаружи, на площади. На этой записи начальник городской милиции и один из командиров «Самообороны Евромайдана» решают, что делать дальше. Самооборонщик предлагает: выстроить коридор, всех вывести, быстро запихать в автозаки и увезти подальше от толпы. И вдруг он прерывает разговор с возгласом: «Что он делает, он же убьется!» — на его глазах человек с третьего этажа прыгает вниз. Это видео, кстати, снимал активист «Антимайдана», который кругами ходил вокруг здания и тоже участвовал в обсуждении.

Уже через минуту из здания выпрыгнули около 15 человек. Из них несколько разбились насмерть. «Самооборона» и «Правый сектор» подбежали и начали их оттаскивать, потому что сверху падали горящие куски оконных рам.

В первые 15-20 секунд было вообще ничего не понятно, и именно в этот момент один человек с проукраинской стороны палкой начал бить одного из первых выпрыгнувших из окна. Но потом сверху падали все новые и новые люди — всех охватила паника. Во двор вошла милиция, начала выносить пострадавших на щитах. Минут через десять от пожара остались только локальные очаги — догорали кое-где двери, оконные рамы, перила. Еще минут через 10 приехали пожарные, которые потом говорили: «Да тут и пожара-то никакого не было, горело всего метров 20 квадратных, поэтому 40 погибших — это слишком много».

Надо сказать, что пожарных начали вызывать задолго до трагедии — еще когда загорелась первая брошенная палатка на Куликовом поле. У нас есть аудиозаписи телефонных разговоров с пожарной частью. Им звонили из штаба «Евромайдана», из миссии ООН по правам человека, звонили казачьи командиры из «Антимайдана», звонили люди из здания и их родственники, которые видели все в трансляциях.

От ближайшей пожарной части до Куликова поля — всего метров 400. Их спрашивали: «Почему вы не едете?!»

Но было указание начальника пожарной охраны области не выезжать, так как днем во время столкновений в центре города пострадала пожарная машина, ее пытались использовать в качестве тарана. Первый вызов пожарных был в 19:30, машины приехали только через 40 минут. Так что в самые трагические минуты пожара на месте пожарных не было, и спасать людей из здания начали евромайдановцы.

Это была абсолютно жуткая психологическая ситуация, когда часть людей уже вышла из состояния войны и спасала людей, а часть в психологическом состоянии войны еще находилась и продолжала кидать камни и бутылки в окна. В это же время находившиеся на втором и третьем этажах ждут, когда их спасут, подадут им лестницы. Находящиеся на крыше кидали камни в тех, кто спасал; со второго и третьего этажа им кричали: «Не стреляйте, не кидайте, нас спасают!» И все это происходит в одном месте в одно время.

Всего из здания живыми вышли около 350 человек. Несколько человек, выпрыгивавших из окон, разбились насмерть, 34 человека погибли от ожогов тела и дыхательных путей и от отравления продуктами горения.

Мы тщательнейшим образом изучали причины смерти всех, потому что связанных с этим легенд было много. Во время пожаров в крупных зданиях обычно смертность — около 10%. По одним данным, в Доме профсоюзов было 380 человек, по данным «Антимайдана» — гораздо больше, 450-500 человек. Здание огромное, многие стекла разбиты, их продувало сквозняком. Поэтому применить там некое химическое оружие было нереально. Следов применения фосфорного оружия тоже нет — фосфор оставляет очень характерные глубокие точечные ожоги и следы на стенах.

Мы проверили все источники информации — фотографии, заключения экспертов. Мы не нашли никаких признаков того, что кто-то внутри здания был убит из огнестрельного оружия, хотя разговоры об этом не прекращаются.

В снятом нами фильме есть рассказ человека, который находился на пятом этаже здания, в коридоре. Там, в этом коридоре, погибли 15 человек. Он мог стать шестнадцатым, но его спасли мародеры — они потянулись на площадь после пожара. Они нашли его, дали ему на всякий случай по голове, но потом перевязали и вывели из здания.

Официальное расследование

Человек со стороны «Антимайдана», который в центре города стрелял из автомата, сбежал в Приднестровье. Человек, который был с ружьем со стороны «Евромайдана», опознан; его дело находится сейчас в суде. Он был взят под стражу, но потом переведен под домашний арест. Сейчас срок его домашнего ареста закончился.

Причину смерти двух человек, убитых в центре города, следствие не выяснило. Один человек со стороны «Антимайдана» был убит из малокалиберного оружия, один человек со стороны Евромайдана — из пневматики. Следствие по этому поводу ничего не знает.

Человек, руководивший начавшими столкновения антимайдановцами — «капитан Какао», бывший сотрудник милиции, — сейчас находится под стражей. Суд принял решение, что он может выйти под залог. Это вызвало волну возмущения в городе, активисты физически заставили судей написать заявления об отставке, решение было отменено. Сейчас под стражей остаются пять человек, в том числе два гражданина России.

Уже 3 мая весь центр города был зачищен властями, в прямом смысле слова «под веник» — с гильзами, с кровью на асфальте, со всеми вещдоками. Мы — наша группа, занимающаяся контролированием того, как идет расследование, — сами ходили по городу, собирали пули и гильзы, устанавливали точки, с которых велась стрельба. 20 мая мы нашли доказательства и место, с которого стрелял активист «Евромайдана».

Видя, как идет следствие, можно прогнозировать, что суд продлится года четыре. Я это прекрасно понимаю, поэтому я предлагал объявить амнистию рядовым участникам событий. Организаторы, люди с оружием — вот кем нужно заняться. Нужно заняться начальником пожарной службы и начальником милиции, который не ввел оперативный план, позволивший бы остановить кровопролитие.

Заключение

Трагедия 2 мая стала возможной из-за стечения огромного количества мелких обстоятельств. Эта цепочка событий могла прерваться десятки раз в десятке мест. Человек с автоматом мог не успеть приехать в центр города — его могли остановить на пути сотрудники милиции, которые хорошо знали его машину. Большая часть людей с Куликова поля могла разойтись до наступления вечера. Ветер мог дуть в другую сторону в момент возгорания в Доме профсоюзов.

Было огромное количество совпадений, обстоятельств, местами завязанных на слабоадекватных людей, поведение которых прогнозировать невозможно, — и таких людей были сотни, если не тысячи.

Да, бесспорно, российская пропаганда воспользовалась трагедией в Одессе для нагнетания истерии и ненависти. Ко 2 мая в списке претензий к «киевской хунте» были уже горевшие на Майдане сотрудники «Беркута», уже начинались бои под Славянском. Но утром 3 мая мой знакомый политолог-москвич написал мне: «Сережа, держись, все отходит на второй план. На первом плане отныне Одесса».