Заставь дурака Богу молиться

Патриотизм и уважение к истории превратились в России в какое-то «победобесие».

Они делают, казалось бы, немыслимые вещи. Ну, вот тот же День Победы. Казалось бы, ну что тут можно было сделать? Был чистый и светлый праздник. Не бравурный. Но чистый и светлый. Стало, в самом деле, лучше слова не подберешь, победобесие. С ползунками в виде х/б 44-го года и чепчиками в виде пилоток. С костюмами цветов ленточки медали «За Победу». С самими этими ленточками, накручиваемыми миллионами километров на всё, на что можно накрутить — от ручек школьниц до ручек сортирных дверей. С немецкими джипами, разукрашенными надписями «На Берлин». И хуже всего — с лицами дегенератов, кричащими про победу. Долго же потом нам придется стыдиться этого праздника, вспоминая всю эту вакханалию.

Но еще хуже другое. То, какой отпор встречает эта молитва дураков. Он, отпор этот, такой же глупый. Только с поправкой наоборот. Не было никакой победы. Лучше бы не было никакой победы. Не нужна победа такой ценой. Не освобождение, а оккупация. Гитлеризм не был таким уж большим злом. Власов — герой. И так далее, и тому подобное.

Это реакция подростка, который узнает, что учителя с родителями говорили ему не всю правду, и решает доискаться до всей правды, прибавляя ко всему, что он слышит от учителей, частицу «не». Беда только, что у нас этим занимаются не подростки, а интеллектуалы. Из мириадов фактов вытаскивают один и раздувают, представляя его единственным фактом. А дальше выводы. Вполне абсурдные. Но подаваемые с умными лицами и с такими же умными лицами воспринимаемые слушателями за истину.

Так работает нравственное чувство, когда его не поддерживает интеллект. Понимает, что победы надо стыдиться, а то, что стыдиться надо не освобожденного Освенцима, а сегодняшней вакханалии, не понимает. Так как вообще ничего не понимает.

С религией устроили то же самое. Прихватив по дороге и такую ценную, а точнее даже, не ценную, а бесценную вещь, как духовное развитие. Мало того, что религию любви превратили в религию ненависти, выхолостив весь ее смысл, так еще и завалили мусором то единственную дорогу, по которой можно выбраться из сегодняшнего тупика.

С патриотизмом то же самое. Нормальное, естественное чувство привязанности к своей стране и своему народу стало постыдной солидарностью с человеческими очистками, вопящими о своем «патриотизме». Патриотом сегодня быть стыдно, чтобы не быть вместе с ними. Патриоты у нас «ночные волки», возглавляемые резателем. Наши патриоты в черном. Это у нас-то. Мечтавших о светлом пути, о свете коммунизма, о заре для всего человечества. Противопоставлявших наше «человек-друг» их «человеку-волку». Это наши патриоты-волки отправляются теперь пугать (или смешить?) Европу нашей тьмой.

И традиционный вопрос — а что делать? И на него уже нельзя ответить. И не потому, что делать нечего. А потому — что некому.

Довольно много (наверное, несколько десятков процентов) тех, кто понимает, что плохо. Гораздо меньше — максимум, несколько процентов от тех десятков процентов — тех, кто готов что-то делать, чтобы стало лучше. По разным причинам — от пессимизма, лени, страха — но таких людей уже совсем немного. Из этих нескольких процентов от десятков процентов понимающих, что плохо, понимающих, что они не знают, что именно нужно делать, снова несколько процентов — никто не доволен своим состоянием, но все довольны своим умом. Способных учиться понять, что нужно делать, из непонимающих опять-таки проценты. А дальше просто перемножьте, чтобы определить тех, с кем можно говорить о «что делать?». Один на сто тысяч? Один на миллион? Сколько на страну? Тысяча человек? Сто? Меньше?

Для закваски, возможно, и достаточно. Но с такой закваской тесто быстро не взойдет.

А пока мы можем только либо горевать о ссоре Толи и Миши, либо призывать голосовать за Гришу (с теми, кого он за собой потянет), либо мечтать, как на площади встанет не компания, не рота, не толпа, не батальон, а почти что миллион. И еще — надеяться, что наши дети встретят солнце после нас.

Александр Зеличенко, «Эхо Москвы»