Пребывая в огне и дыме, Украина нуждается в новом голосе, сильном герое, способном на то, чего так хочется всем, — победить и ответить на вопросы.
Он уже где‑то близко.
Иногда думаешь: три года назад это была совсем другая страна. Затем начинаешь вспоминать, анализировать и понимаешь: да нет, страна была такой же. Не очень удобной, не очень приветливой, не очень эффективной. Мы были другими. С другими заботами, с переживаниями о других вещах. И как все изменилось в последнее время. Речь о поведении, чувствах, нервах, эмоциях. О языке, в конце концов. Ведь мы и говорим сегодня иначе — подыскивая слова, чтобы выразить то, что происходит вокруг, иногда ошибаясь в выборе, а иногда совершенно точно вынимая из всего потока необходимые составляющие.
Время в любом случае должно быть кем‑то ословлено, озвучено, оно нуждается в голосе. И неудивительно, что страна, пребывая третий год в огне и дыме, выискивает новых героев, новых персонажей, тех, кто способен если не дать ответы на вопросы, то хотя бы сформулировать сами вопросы. Неозвученность и непроговоренность всегда приводят к неврозам и хроническим опасностям. Конечно, можно жить с этими неврозами, судя по опыту предыдущих 25 лет нашей странной истории. Вот только заканчивается это все печально — предательствами и кровью.
Во время войны наличие четкого голоса и конкретного примера особенно важно. В условиях давления и балансирования человек не склонен рефлексировать, скорее — реагировать на простые и понятные слова, даже если ими не объясняется ничего нового. Так выстраивается общественный запрос на сильного героя, способного на то, чего всем так хочется, — победить. Естественно, первым на такой запрос отзывается агитпроп. С начала революции новостные сайты и телеканалы выхватывали из толпы лица и глаза мужчин, готовых к действию, готовых давать отпор и противостоять. С начала боев на Востоке эта картинка стала лишь выразительнее, зафиксировав новый образ для страны — бойца-киборга, образ, который невозможно было представить себе еще три года назад. Так же, как и невозможно было представить в нашей жизни волонтеров, госпитальеров, капелланов и саперов. И если их не было в реальной жизни, откуда им взяться в информационном или художественном пространстве?
Теперь они есть. Их фигуры слишком выразительны, а убеждения — слишком четки, чтобы их не фиксировать и не реагировать на них. Другое дело, что создание нового героя захватывает и убеждает лишь того, кто идеологически поддерживает этого героя. В конце концов, пропаганда (как и контрпропаганда) — лишь часть войны, развязанной в нашей стране теми, для кого наши герои таковыми не являются. Но универсальные герои бывают только в кино.
В реальной же жизни на каждого героя обязательно найдется антигерой. И создание нового негативного персонажа (скажем, «ху..ла») тоже неотъемлемая часть военного времени. С «той стороны», конечно, происходят свои процессы, и нашим героям в этих процессах места нет. Пропаганда опасна тем, что она бесплатна. Расплачиваться за нее приходится гораздо позже.
Но вернемся к нашему новому герою, который сегодня где‑то совсем близко и которого сложно вписать в четкие пропагандистские границы.
Какой бы эффективной и убедительной пропаганда ни была, спрос ею не ограничивается. Вопросов и запросов у общества гораздо больше, чем можно разместить на рекламном плакате. Чего они касаются? Самоидентификации, гражданства, патриотизма. А еще — истории, языка, церкви. Справедливости, в конце концов. Всего того, что создает правила, по которым общество пытается жить. Допускаю, что в ближайшие годы появятся те, кто попробует найти ответы. Кто‑то резче и прямолинейнее, кто‑то — с сомнениями и колебаниями. Появление этих новых героев — вопрос времени. Они уже ходят по улицам. Дело за художественными романами, театральными сценами и кинотеатрами.
Сергей Жадан, «Новое время»