Белорусская экономика превратилась в слова

И вот уже на протяжении последних 5-6 лет белорусов кормят рассказами о внешних причинах кризиса в стране.

«Экспорт, занятость, инвестиции - триада, на базе которой мы предполагаем обеспечить качественное развитие нашей экономики», - рассказал 18 мая премьер-министр Андрей Кобяков, подчеркнув, что главной задачей предстоящей пятилетки станет максимальное снижение зависимости экономики от внешних факторов. Таким образом, озвучен новый экономический лозунг, с которым, судя по всему, власть собирается выходить на «всебелорусское собрание».

Юбилей триады

Напомним, мыслить триадами нас приучил еще в 90-е тогда первый вице-премьер, в последствии – глава Нацбанка, строитель в самом широком смысле этого слова – Петр Прокопович. Главный идеолог социально-ориентированного рынка в 1996 году вбросил в массы триаду: экспорт, жилье продовольствие. При этом жилью ( то есть строительству) предназначалась роль локомотива. Мол, оно поднимает и промышленный комплекс, и обеспечит массу рабочих мест, а потом люди будут покупать в новые квартиры мебель, ковры, занавески, кастрюли и готовить в них продовольствие. Так, на триаде будет вырастать социально-ориентированный рынок.

Триада, в которой одна составляющая была ориентирована на внешний спрос, вторая – на внутренний, а третья – вроде бы и на то, и на другое, на бумаге, возможно, выглядела красиво. Но про овраги, то есть про сбалансирование этих ветвей с учетом темпов роста спроса и способности к управлению им, конечно же, не подумали. В итоге стимулирование всех трех триад велось за счет накачки деньгами, которые попросту печатались, вероятно, в надежде на то, что когда-нибудь валютная выручка это все покроет.

Экспорт и еще раз экспорт

Сначала запустили заводы, ориентированные на экспорт, которым надо было куда-то продавать продукцию. Так как качество было советское, то и продавали туда, где к нему привыкли. Там деньги особо не водились, поэтому в ход шли различные финансовые инструменты. Газовые зачеты, векселя, бартер и т. д. В общем, спрос внешний вроде был, но выручки валютной не хватало.

Поэтому предприятиям давали ничем не подкрепленные «напечатанные» льготные кредиты, списывали задолженность, вызывали на ковер, доводили показатели по валу для увеличения выручки, строго грозили пальцем с высокой трибуны: этот год последний, когда мы поддерживаем убыточные предприятия, надо научиться жить по средствам, искать новые рынки, диверсифицировать экспорт. Достаточно покопаться в архивах, чтобы понять, что эти слова, которые мы слышим и поныне – и есть показатель пресловутой «стабильности» белорусской экономической модели.

На этом фоне зависимость от внешних факторов (цен на газ, нефть и российского спроса) для белорусской экономики, которая порой прирастала ВВП двузначными темпами, становилась чудовищной. Но власть тогда отрицала их влияние на экономический рост, приписывая все заслуги исключительно собственной «модели», и не хотела прислушиваться к тем, кто говорил, что этот рост - конъюнктурный. Измениться конъюнктура - и не прошедшая структурную перестройку промышленность, управляемая вручную, окажется неспособной подстроиться под эти изменения.

Что и произошло в 2009 году. Это был первый звонок, но его заглушил звон валютной выручки от растущих цен на калий и нефтепродукты (в том числе – «растворители»), которые еще больше загнали экономику в капкан внешних факторов.

И вот уже на протяжении последних 5-6 лет нас кормят рассказами о внешних причинах нашего кризиса. И сегодня премьер-министр заявляет, словно не было за 20 лет целого вороха документов, где были записаны слова про диверсификацию, что на будущее у экспорта будет своя триада: треть экспорта – рынки ЕАЭС и СНГ, треть – ЕС, треть – еще куда-нибудь подальше по «дуге».

Характерно, что как раз сегодня, когда правительство только начинает снижать свою зависимость от внешних факторов, соотношение становится немного лучше, чем в былые тучные годы (когда-то экспорт в России доходил до 60%). То есть, когда в России обвалился спрос вслед за нефтяными ценами, то мы стали более диверсифицированными на суммах выручки, которые на 40% ( за 2015 год) ниже экспортной выручки 2012 года.

И как мы будем удерживать соотношение, если вдруг в России снова появится спрос на наши товары? Будем отказываться? Или снова будем отправлять туда все подряд, призывая заводы работать в 5 смен? Ответ, думается, очевиден.

Как и то, что если экспорт просядет еще на треть в ближайшие годы, то возможно, мы даже увидим в статистике заветное соотношение 33-33-33. И наш экспорт в этом случае можно будет назвать диверсифицированным по странам, но вряд ли – по номенклатуре. Как и ранее, мы будем продавать на Запад – сырье, полуфабрикаты и нефтепродукты, а в Россию и страны СНГ пропихивать свою готовую продукцию, зачастую ниже себестоимости, да еще к тому же оплачивая им проценты по кредитам на покупку нашей техники. Так что от влияния внешних факторов нас это никак не спасет.

Продовольствие заменили инвестициями

Свою лепту в перекосы экспорта внесла третья составляющая предыдущей триады – продовольствие. Вот там практически без всякой диверсификации – до 80% продукции уходило в Россию. Этого требовала триада - наращивать экспорт, а перевезти через отсутствующую границу скоропортящийся товар было проще всего. К этому стимулировала и политика властей по жесткому ограничению цен на продукты питания на внутреннем рынке, так как экспорт позволял хоть как-то покрывать убытки от продаж внутри страны.

Какие только драмы не переживал продовольственный рынок за 20 лет! И оголенные полки, когда вдруг из продажи то там, то сям пропадали необходимые продукты, так как уходили на экспорт. И междоусобные войны, когда на уровне районных администраций принимались постановления о том, что нельзя продавать масло, хлебобулочные изделия и т. д. из соседнего района, а только свое. Плюс АЧС, неурожай, реэкспорт, реимпорт. И наконец, торговые войны с Россией. Конечно, в них было много политики, оказалось, что ставка на продовольствие лишь усугубила зависимость от внешних факторов, причем политических.

Так или иначе, но теперь продовольствие из триады изъято. Не приходится сомневаться, что на «всебелорусском собрании» будет сказано, что эта задача выполнена. Поэтому ее заменили на «инвестиции», слово, которое обладает некоторой рыночной магией, и его можно «втюхать» не столько народу, сколько международным экспертам и кредиторам.

Замена на самом деле символична и говорит о «преемственности». Поддержка села - один из самых масштабных «инвестиционных» проектов белорусской модели прошлых лет. Тут уж печатный станок работал в три смены. Кредиты (льготные, а порой, и безвозвратные) на посевную, на уборочную, на закупку урожая, на молочно-товарные комплексы, на свинокомплексы, на птицефабрики, и т. д. и т.п.

Сельхозпредприятия прикрепляли к банкам, которые должны были заниматься сельским хозяйством. Однажды довелось услышать небольшую дискуссию в Совмине, когда одной из областей поставили в пример Брестскую область, на что последовал ответ: ну мы же знаем, почему в Брестской области все хорошо, потому что оттуда родом Петр Прокопович. У Нацбанка в бытность Петра Прокоповича было под патронажем почти полтора десятка сельхозпредприятий. И не только на родине главы Нацбанка, но и на родине президента – ОАО «Александрийское».

А ведь какому-то иностранному инвестору может показаться, что в триаде речь идет о прямых иностранных инвестициях, то есть продаже объектов, приватизации. Да нет, конечно, под прямыми иностранными инвестициями у нас всего лишь подразумевают кредиты. А после «инвестиций» у нас обычно следует увеличение доли государства, даже если эти инвестиции государство сделало, само получив «инвестиции» из-за рубежа от других государств или международных организаций. И как после этого обижаться на Россию, которая за свою финансовую поддержку всегда желала получить какой-нибудь внушительный пакет акций? Ведь белорусская власть именно так и делает.

Так что появление в новой экономической триаде слова «инвестиции» ничего не означает кроме сохранения зависимости от внешних факторов (кредиторов), и наработанной инвестиционной модели в целом.

«Золотая» середина

За исключением одной составляющей прошлого инвестиционного бума – жилищного строительства. Именно середина триады оказалась самой «золотой» и в плане темпов роста цен на жилье, и в плане количества выданных льготных кредитов, и в плане тех доходов, которые получили от этого «локомотива» застройщики.

Быстро надувающийся пузырь лопнул, спровоцировав мощный валютный кризис в 2011 году. И внутренний «локомотив» тоже внес свою лепту в усиление давления «внешних факторов» на белорусскую модель, так как в новые дома люди действительно стали покупать мебель, отделочные материалы, бытовую технику и т. д., но при этом значительно увеличили спрос на импорт.

Но из триады жилье до следующих выборов не убирали, так как оно должно было символизировать социальную ориентацию белорусской модели, то есть обеспечивать поддержку электората на выборах и гасить возможные протестные настроения в связи с тем, что масса населения была повязана долговыми обязательствами.

Но теперь пришло время заменить центральную часть триады, чтобы не обвалить финансовую систему еще раз. Очевидно, выбирая кандидата на роль нового социального локомотива, пошли «от жизни».

Занятость - это то, что на самом деле неявно лежало в основе модели всегда. И это то, на чем до сих пор держится власть, но рушится экономика. Потому что когда триада постоянно повышала заработную плату при почти всеобщей занятости, доводя ее к очередным выборам до определенного валютного эквивалента, это снижало конкурентоспособность продукции, идущей на экспорт, повышая ее стоимость. А основой спроса на отечественную экспортную продукцию всегда оставалась низкая цена. Все это и приводило к разбалансировке экономики и нарастанию дефицита платежного баланса. И соответственно, только увеличивало зависимость экономики от внешних факторов.

Из-за этих «факторов» сегодня средняя зарплата опустилась на уровень почти десятилетней давности. Так может это и есть наша «цена» на внешнем рынке, куда нас отправляет первая составляющая триады?

Отметим, что правительство придумало для середины не только слово, но и численный эквивалент. Речь идет о ежегодном создании 50 тыс. новых рабочих мест. Поначалу это выглядело почти анекдотом. Но на недавнем заседании Совмина премьер-министр заявил: «Белстат докладывает о выполнении квартального показателя. План – 7320, факт - 8832. Если это так, то можно смелее двигаться в вопросах более эффективного распределения трудовых ресурсов, с предприятий, где есть избыточная численность – на вновь создаваемые рабочие места. Но это мы обсудим отдельно».

Да что тут обсуждать, сразу можно смелее двигаться - никто ведь не видел этих новых рабочих мест, сколько людей на них реально работает и что они там производят: что-то старое или что-то новое. Вопрос только в том, сколько будут получать работники на этих новых рабочих местах? Пока премьер-министр указал на недопустимость необоснованного роста зарплат на предприятиях. А до какого уровня, по мнению премьера, допустимо ее снижение, чтобы сохранить стабильность модели?

И не станет ли середина триады перед выборами сначала «золотой», а затем и «черной» датой обвала экономики? Потому что «занятость» в нашей стране означает, что люди должны быть просто чем-то заняты и не «шастали по площадям», а вовсе не то, что они должны производить конкурентоспособную продукцию, продавать ее на экспорт, получая прибыль ( а не только валовую выручку) и отдавать долги инвесторам. Причем, сами, без направляющей руки авторов триад.

Потому что невозможно в стране, экономика которой делает ставку на экспорт ( не менее 60% ВВП), то есть на рынок, пытаться производить продукцию, соответствующую этому внешнему рынку, при его отсутствии внутри. И при этом еще стремиться не быть зависимыми от факторов этого рынка. Уйти от факторов рынка можно или закрывшись от внешнего мира, либо создав рынок у себя, чтобы и рынок труда, и рынок капитала, и рынок товаров был изначально таким же конкурентным, как и за пределами модели.

Но для начала нужно избавиться от привычки манипулировать словами. Это всего лишь самовнушение. От зависимости таким способом точно не уйти.