Чудное мгновенье

Борьба за жизнь, свободу и достоинство человека является делом глубоко осмысленным, бесконечно важным.

Недавно еще казалось, что раньше, чем через десять лет (по примеру Ходорковского), Путин отпускать ее не намерен, и это на фоне сухих голодовок звучало как смертный приговор. Потом Порошенко заговорил про «согласованный алгоритм» освобождения Савченко, но обнадеживающая эта новость потонула в новостях скверных – про какие-то «гарантии», которые ФСИН РФ требовал от украинского Минюста. Имелось в виду, что герой Украины будет отбывать срок в украинской тюрьме... Потом Марию Ивановну, мать Надежды, не пустили в тюрьму в день рождения дочери. Складывалось впечатление, что национальный российский лидер привычно глумится над очередным заложником, и ситуация представлялась беспросветной.

А 25 мая сюжет вдруг начал раскручиваться на бешеных скоростях, и первые, вроде совершенно немыслимые информационные сводки скоро обретали статус полноценных, достоверных, солидных новостей. За Савченко вылетел президентский самолет. Савченко на пути в Киев. Савченко дома. Савченко выступает перед журналистами. Савченко принимает награду из рук Порошенко. Ну и мелкой строкой, в подбор, про наших героев, добровольно заблудившихся в степях Донбасса и тоже помилованных. Ибо чудеса теперь в порядке вещей, это рутина, и Надежду Савченко мы больше уже не увидим в клетке российского донецкого горсуда. Все свободны, всем спасибо.

Осталось лишь постичь механизм свершившегося чуда, и тут, конечно, возникают серьезные проблемы. Ясно же было, для чего начальство РФ с присущими ему правоохранителями задерживало, похищало, удерживало, мучило, судило и приговаривало Савченко. Понятно, что Путин торговался. Непонятно, что выторговал.

О несчастных спецназовцах говорить, разумеется нечего. Александров и Ерофеев Родине в лице главнокомандующего и армии, которые от них отреклись, глубоко безразличны, и дай бог, чтобы вернувшихся домой сегодня просто оставили в покое. Вообще это отдельная тема: как в Украине болели за Савченко и как в России плевали на своих пленных солдат. Впрочем, тема боковая и с выводами слишком самоочевидными, чтобы ее подробно обсуждать.

Тогда о чем же договаривались Путин и его коллеги из «нормандской четверки» в ходе позавчерашней ночной дискуссии? О снятии секторальных санкций? Вряд ли. В Европе заметно некоторое шевеление на сей счет, вот и глава венгерского МИД после вчерашней встречи с Лавровым заявил, что к концу года ожидаются подвижки, но это значит всего лишь, что летом вопрос еще не будет решен.

Кроме того, в рамках пресловутых минских соглашений можно спорить о тонкостях всенародного волеизъявления в ДНР и ЛНР и о сроках размещения полицейской миссии ОБСЕ, но при чем тут санкции? Война в Донбассе продолжается. Каждый день там гибнут люди. Оккупации не видно конца. Да и двухходовочки, предложенные Путиным, который постоянно пытается обменять шило на мыло и в Сирии воюет исключительно для того, чтобы мир пореже вспоминал про Украину, были слишком незамысловаты в контексте большой игры Запада с Россией. К слову, игры весьма жесткой, не предполагающей особых сантиментов, так что если бы Путину захотелось довести дело Савченко до логического завершения, до полной гибели всерьез, то ему бы никто помешать не смог. Список его преступлений пополнился бы еще одним эпизодом, убийством героя, только и всего.

Быть может, разгадка чуда в том, что шантажные кремлевские технологии столкнулись, вышибая искры, с показным хладнокровием и нешуточным упорством противоположной стороны. Его уговаривали, но ему ничего не обещали. Одновременно Владимиру Владимировичу приходилось решать и другую задачу, повышенной сложности. Поскольку с такими заложниками, как Савченко, он еще не сталкивался.

Захватывая «наводчицу» в плен и спешно оформляя липовое дело, в Москве, вероятно, думали, что расколоть ее и вывести на открытый процесс будет легко. Однако ошиблись. В зал суда и на политическую сцену вышел заложник, который не желал быть заложником. Заложник, провозглашавший громко и твердо: «Я не предмет торга!» Заложник, диктовавший суду и самому Путину свои условия освобождения и самостоятельно решавший для себя вопросы жизни и смерти. Заложник-офицер, и то, что бесстрашные, отчаянные речи из клетки, где в России принято содержать заложников, произносила женщина, сперва очень злило российское начальство, а после, вероятно, повергало в шок. Склоняя к малодушным мыслям типа: а как бы нам теперь от нее избавиться?

Оттого столь странно, чтобы не сказать жалко, выглядела процедура ее освобождения в Кремле. Эта встреча растроганного Путина с родными погибших журналистов ВГТРК, их просьба освободить Савченко и его краткая речь о гуманизме. При том что вдове и сестре убитых, ни разу не появившихся в зале суда и не поддержавших обвинение, веришь безоговорочно, а президенту не веришь ни на грош. Ясно же, что пленную летчицу приговаривали к 22 годам не для того, чтобы помиловать по ходатайству какой-то родни, которую до сих пор никто не спрашивал. Просто решение принималось в спешке, и сценарий сочинялся в считанные часы. Примерно в той же манере, в какой президент РФ освобождал Ходорковского. В привычном режиме спецоперации.

Не исключено, правда, что отпуская на волю темпераментную летчицу, Владимир Владимирович как-то еще на нее рассчитывал. Имел свои виды. Предполагал, что Савченко с ее характером после возвращения домой станет на Украине фактором дестабилизирующим. Это может случиться, если заслуженная слава вскружит ей голову, а естественное раздражение против местных элит заставит совершать резкие, необдуманные поступки. Однако гадать тут бессмысленно: лишь время покажет, каким политиком станет герой, если пожелает стать политиком.

А пока будем радоваться чуду, которое на свой лад приближали как могли – в тех немногих русскоязычных редакциях, где о судьбе Надежды Савченко принято было вспоминать почти каждодневно. Особо не веря в чудеса, но и не оставляя стараний. Чудо свершилось, чудо стало строкой во вчерашних новостях, которые уже теснят более свежие новости, но оттого не перестало быть чудом. Лишний раз напоминая о том, что борьба за жизнь, свободу и достоинство человека является делом глубоко осмысленным, бесконечно важным и даже не вполне безнадежным

Илья Мильштейн, «Радио Свобода»