Минчанин: Бабушку, пережившую две войны, не могут определить в дом престарелых

Ольге Григорьевне 101-й год, близких родственников у нее почти не осталось, и теперь ветеран живет одна.

Ольге Григорьевне 101-й год. Все это время она прожила в Минске. До 70 лет работала водителем трамвая, когда глаза «стали не те» — пошла работать уборщицей в школу. На больничном женщина была всего один раз, когда уже в пожилом возрасте сломала ногу, до этого у нее даже не было медицинской карточки. Недавно бабушка потеряла сына, затем мужа. Близких родственников у нее почти не осталось, и теперь ветеран живет одна. Уже пожилой племянник пробовал определить ее в дом престарелых, но столкнулся с непосильной для пенсионера бумажной волокитой и опустил руки. С этой историей в редакцию onliner.by обратился минчанин Антон, который узнал об Ольге Григорьевне совершенно случайно: бабушка много раз звонила ему, ошибаясь номером.

— Пару лет назад моя мама переехала в Москву, я в квартире остался один. Мамины знакомые, которые не знают, что она переехала, периодически звонят на домашний. Я уже привык и чаще всего трубку не снимаю: мне все на мобильный звонят, а о мамином переезде все, кто должен, знают. Но недавно телефон начал звонить по несколько раз на день. Однажды я снял трубку: на другом конце провода оказалась очень пожилая женщина, которая просила позвать какую-то Веру. Она звонила много раз, и каждый раз я объяснял, что никакой Веры здесь нет, что тут живет только Антон и раньше жила Лариса (так мою маму зовут). Казалось, она все понимала, но на следующий день начинала звонить снова.

Через неделю я все-таки добился от этой бабушки, какой номер она набирает. Оказалось, что старушка путает одну цифру. Она все поняла, но через пару часов позвонила опять.

После очередного звонка парень не выдержал и позвонил той самой Вере, чтобы отчитать за то, что не следит за старым человеком. Женщина тоже оказалась пенсионеркой, женой племянника Ольги Григорьевны. Со слов женщины, бабушка уже совсем старенькая и не всегда может ухаживать за собой. Пенсионеры по возможности помогают старушке, но следить за ней не всегда хватает сил — сами уже не молоды.

Звонку журналистов пенсионерка немного удивляется — откуда столько внимания к бабушке, которой до сих пор никто не интересовался, — но рассказать о проблеме все же соглашается.

— У нее ведь почти никого не осталось. Вот мы с мужем, второй племянник да внучка, которая сейчас в Бресте распределение от института проходит. Мы раньше часто к ней ходили, а сейчас уже сложно. У меня кардиостимулятор стоит, с ним особо не походишь, муж тоже болеет, а машины у нас своей нет. Мы ей социального работника оформили, он бабушке еду приносит, готовить помогает, а она рассчитывается с ним. Мы стараемся каждый день звонить ей, спрашивать, как дела. Ну у нее всегда все хорошо, человек такой. Сегодня звоню: «Усё добра, усё ў мяне ёсць». Ей скучно там, она даже телевизор не смотрит, звонит всем, разговаривает.

Мы пробовали оформить ее в дом престарелых, когда тяжело стало к ней ходить, но оказалось, что там столько бумажек оформлять, столько кабинетов пройти надо, что мы просто запутались. Ее надо возить по врачам, рентгены делать, документы собирать — мы ее только замучим этим всем.

Антон, когда узнал, в чем причина странных звонков, решил предложить пенсионерам помощь с оформлением документов, женщина обещала подумать, но в конце концов отказалась: не хватит у бабушки сил на такую «социальную заботу».

— Я сначала раздражался, что все время телефон барабанит, но когда узнал, что бабуле за сто лет, психовать перестал, — пожимает плечами Антон. — Я дома работаю, у меня график свободный, со временем проблем нет. Я предлагал повозить бабушку по больницам, с документами разобраться, но не хотят они. Может, оно и правильно — лишний раз не стоит так напрягать человека; с другой стороны, бабушка упадет в квартире и даже подняться не сможет.

Сама Ольга Григорьевна в дом престарелых тоже уезжать не хочет: понимает, что для перемен уже поздновато.

— Мы сначала пытались ее уговорить, но все зря, — расстраивается Вера. —Объясняю ей, что там за ней следить будут, помогать, а она: «Сама ідзі! Я там памру, дзе жыла. Што ты меня паміраць гоніш?» Конечно, заниматься этим никто не будет. Что греха таить – бабушке сто первый год пошел. Нет у нас времени на эти «переезды».

Заведующая отделением срочного социального обслуживания ГУ «Территориальный центр социального обслуживания населения Московского района» Наталья Мандрик объяснила, почему женщину не могут определить в интернат:

— Социальный работник приносит женщине продукты, лекарства из аптеки, оплачивает коммунальные услуги, готовит еду. Женщина раз в неделю звонит нам, просит прийти, наш сотрудник заключает с ней договор на оказание разовой услуги, а пенсионерка тут же оплачивает работу и продукты. Стоимость одного часа работы — 4750 рублей.

Без согласия женщины определить ее в интернат нельзя по закону. Со слов нашего социального работника, в квартире антисанитария, завелись тараканы, за собой Ольга Григорьевна ухаживать не может. Лично я думаю, что ей было бы лучше в интернате, где есть специализированный уход, но официально она психически здорова, поэтому может отвечать за свои действия и сама решать, как ей лучше.