Жена арестованного таможенника: Полгода – никаких следственных действий. Сидит и все

С прошлой весны таможенник, краевед и патриот своего края Александр Юркойть находится за решеткой.

Более года назад всю смену из Каменного лога (пограничный переход с Литвой) – около 40 человек – взяли под стражу. Кого-от со временем отпустили под подписку, кто-то остался. Среди последних – отец троих детей и организатор культурной жизни в Островецком районе Алесь Юркойть.

О публичном и личном, не затрагиваая правовых аспектов дела (суда, кстати, до сих пор и не видно на горизонте) журналист belsat.eu побеседовал с женой Алеся Анной.

Вызвали в КГБ – по белорусским делам

– Указывало ли что-либо то на то, что мужа арестуют?

– Да нет, ничего особенного. Его по другим делам вызвали в КГБ раньше – по белорусским. За то, что фестиваль хотел устроить к 150-летию восстания Калиновского. За то, что в 2013 году в честь повстанцев поставил крест-меч в Слободке, совсем рядом с Островцом.

За это меч они поборолись даже с властями, так как его хотели снести, хотя памятник и был установлен на частной земле.

Алесь продвигал белорусский язык и культуру. Приглашал поэтов, художников, проводил множество встреч в различных школах района, организовывал пленэры, презентации книг в библиотеке, начал [проводить] здесь «МовуНанова» [курсы белорусского языка – ред.] … Доска памятная Вильнюсе в честь Казимира Свояка – тоже не без его участия появилась. Масса всего!

– Крест стоит, кажется, ничего с ним не случилось…

– На тот памятник власть так и не «дала добро». Но теперь и они увидели, что люди сюда валом валят – и свои, и из Литвы, и из России. Ездят, фотографируются. Мне кажется, что сейчас уже вряд ли кто-то поднимет на него руку, хотя… Из того, что я слышала, было даже подписано постановление о его сносе. Надеюсь, конечно, что не снесут.

Придет со смены, поспит пару часов – и на курсы «МованаНова»…

– Хватало ли у мужа на все времени: и на общественную жизнь, и на работу, и на семью?

– На семью, может, и не хватало. А на курсы те же «МованаНова»… прилетал с ночи, поспит пару часов и уже туда летит. Он многое знал и мог рассказать. Поэтому когда приезжали знакомые или знакомые знакомых, он обязательно экскурсии устраивал – по Ворнянам, Гервятам и т.д.

У каждого же свой путь. И если человек правильно его чувствует, то идет по этому пути. Видимо, это Алеся призвание было. У него это получалось, какая-то сила была, чтобы людей сплотить и заинтересовать. Я вот не пойду перед аудиторией выступать, потому что не могу, а он – мог. Бог дал силу и харизму.

– На таможне Алесь давно уже работал?

– Сначала он работал учителем географии. Но там что-то в школе не сложилось, поэтому отработал всего пару лет. Но с людьми, которых он учил, мы до сих пор отношения поддерживаем, общаемся семьями.

А я познакомилась с Александром, когда он уже на таможне работал. Он думал, что 20 лет своих доработает и уже уволится наконец. Это же работа нечеловеческая, а вдобавок ответственность. Алесь сутками работал, у него и сердце потом болело… Он же еще и человек ответственный. В результате – около года не доработал, посадили.

Я почему так уверена, руку могу дать на отрез, что он не участвовал ни в каких темных делах на таможне? Ведь я его знаю, и ответственность его – не пустые слова. Говорила ему иногда, ну стоит очередь на переходе, но и тебе нужно поспать сходить. А он говорит, мол, не могу, пока люди стоят. Приходил с работы «учарнеўшы» («почерневший»), как мать говорила… Даже не ел, спать сразу падал.

Он из тех, кто всегда будет делать по совести

– А белорусский язык при знакомстве с будущим мужем не оттолкнул?

– У него был очень красивый язык, поэтому и не оттолкнул. Знаете, бывает трасянка – это бы оттолкнуло. Любой же язык можно опоганить, а у него язык очень чистый и красивый был. Я хорошо по-русски разговаривала, то он так подумал, что я городская, чуть не из Москвы (смеется). Мы вообще в бильярде познакомились.

Не бывает такого, чтобы сошлись одинаковые. Люди разные сходятся, главное, чтобы смотрели в одном направлении. Даже интереснее, когда у каждого что-то свое. Лишь бы взаимоуважение и взаимопонимание было.

Я знала всегда, что могу быть в нем уверена, потому что он правильный, он верующий – это ведь тоже очень важно. Он из тех, кто всегда будет делать по совести.

– А Вы легко на белорусский язык перешли?

– У меня склонность к языкам, поэтому и по-белорусски мне легко дается разговаривать. А ему сразу было нужно, с момента знакомства, чтобы только по-белорусски… (смеется). Он, может, и не встречался бы, если бы я по-белорусски с ним не стала разговаривать. Алесь твердый был, а я принимала его позицию. Если он свою линию, а я свою – ну какая же это семья?

Я хочу, чтобы Алесь был счастлив, потому отпускала его, куда он хотел. Мне не трудно было с детьми посидеть. Водная прогулка? Ну, поезжай. Но я не могу, потому что я с тремя детьми (три дочери – три, семь и девять лет – авт.). Когда я не могла быть рядом – я его всегда отпускала. Но вместе по Беларуси мы также поездили, безусловно. Ну куда он денется от троих детей?..

– Встречи позволяют вам сейчас?

– Когда вышла первая статью Дубовца про Алеся, дали встречу на Володарке. Может, это и не связано, не знаю, но запомнила. Через шесть месяцев после ареста тогда в первый раз увиделись. Алесь сначала в «американке» сидел (СИЗО КГБ – авт.), но когда там поняли, что с него ничего не вытрясешь, перевели на Володарку.

Полгода примерно уже нет никаких следственных действий с ним – сидит и все. А есть люди, которые проходили по этому же делу, которых выпустили под подписку. А у нас детей трое… Ну куда он от них уйдет, если они хотят, чтобы он был дома? Пусть бы уже дома сидел под подпиской, так нет… Всего там по делу или 40 или 60 человек проходит. Понятно, что не все из них за решеткой сейчас. А Алесь – за решеткой.

– Для Алеся это все было сильным ударом, как считаете?

– Он знает, что все по воле Божьей, поэтому чувствует себя хорошо, духом не падает. Первое письмо он вообще веселое написал, еще из СИЗО КГБ, мол, наконец, появился повод вам письмо написать: мы же раньше с ним не писали никогда. Не верилось даже, что оттуда пишет.

Задержки бывают с письмами. Например недавно из Минска письмо от роднойсестры к нему шло 8 дней. Там же письма читают все, возможно, кто-то ушел вотпуск. Он переписывается много, потому что много кто ему пишет. Писалдаже, что хочет почитать наконец, так как много времени уходит напереписку.

Матери 81 год, может и не дождаться сына…

– А чем еще занимается, говорил?

– Книжки читает, прогулка на час в день, в нарды играет. Говорит, хорошая игра, как вернется то детей научит. Литературу передаем ему, из одежды какие-то вещи элементарные… Сложно с ограничениями в передаче продуктов или лекарств. Мы иногда даже понять не можем: почему? Абсурда много… Это же абсурд, если человек должен сидеть в подвале, когда его вина даже не доказана.

– А как близкие воспринимают, соседи?

– Младшая дочь, представьте, три с половиной года, ежедневно меня спрашивает: «Когда приедет папа?». Мы уже с Алесем понимаем, ничего не поделаешь, надо ждать. Мать плачет постоянно, ей 81 год, поэтому не знает, дождется ли сына. В прошлом году я с Софией в больнице лежала, а двоих детей оставила на мать – представьте себе, учитывая, ее возраст. Поэтому с детьми и матерью – это самое сложное.

Соседи нормально относятся, поддерживают. А кто-то там думает – то пусть думает. Я ведь знаю правду. Те, кто знает Алеся, понимают, что он точно ни за что там находится. Он сильный, харизматичный, лидер, патриот своей страны, любит своих близких. Впрочем, близкие – это я, поэтому им меньше можно уделять внимания (смеется). Ведь своей работе и общественным делам он отдавался полностью.