Андрей Скриба: Китай близко подошел к черте, когда его интересы стали пересекаться с российскими

Ответ на данный вопрос пытался дать научный сотрудник Исследовательского центра ИПМ Андрей Скриба в новом выпуске «Евразийского обозрения», подготовленного Белорусским институтом стратегических исследований (BISS).

Цели нового Шелкового пути

Как отметил Андрей Скриба,  впервые создание Экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП) «с целью укрепления экономических связей, углубления сотрудничества и расширения пространства развития стран Евразии» озвучил председатель КНР Си Цзиньпин в сентябре 2013 года.

 В Беларуси и ряде других европейский стран утвердилось мнение, что смысл ЭПШП заключается в строительстве и запуске железнодорожных маршрутов от Китая до Европейского союза. Однако это не совсем так, утверждает эксперт.

ЭПШП как масштабный проект имеет несколько составляющих: координация в политической области, строительство дорожной сети, развитие торговли и повышения скорости и качества экономических операций, усиление роли народной дипломатии. Кроме этого, китайские аналитики отмечают важность энергетического сотрудничества со странами Центральной Азии . Почти сразу китайская инициатива нашла отклик в российской политике. Москва предложила концепцию взаимодополняемости, или сопряжения ЭПШП с ЕАЭС. Эта идея стала развиваться в конце 2013 – начале 2014 годов. Предварительная договоренность об этом между Москвой и Пекином была достигнута в мае 2015 года (к слову, без непосредственного участия других стран ЕАЭС).

Стороны подписали меморандум, в котором выступили за запуск диалогового механизма между ЕАЭС и Китаем, расширение инвестиций, упрощение торговли в тех сферах, где для этого сложились условия, а в более долгосрочной перспективе – за создание зоны свободной торговли между ЕАЭС и КНР . Позже, в октябре 2015 года, на встрече глав государств ЕАЭС было решено, что их правительства совместно с Евразийской экономической комиссией (ЕЭК) будут взаимодействовать по вопросам участия в ЭПШП, в том числе по вопросам соответствующих двусторонних меморандумов с КНР, переговоров по соглашению о торгово-экономическом сотрудничестве между ЕАЭС и КНР. А ЕЭК совместно с государствами-членами и с привлечением экспертного и бизнес- сообщества готовит проект «дорожной карты» дальнейшего взаимодействия с КНР.

Однако пока модель таких отношений между Китаем и участниками евразийской интеграции остается не до конца ясной. Между тем ЭПШП уже строится, постепенно меняя экономическую среду в Евразии, а также смещая баланс сил. Каковы интересы Китая в этом проекте? Насколько они соотносятся с интересами других игроков в регионе? Наконец, как страны ЕАЭС будут реагировать на китайскую политику, и каковы здесь интересы Беларуси?

Китайские интересы

Долгое время экономическое развитие Китая было связано с производством товаров для развитых экономик стран Запада. Однако теперь эта модель по большей части экстенсивного роста истощается. Ухудшение внешней конъюнктуры и снижение мирового спроса не могут гарантировать его прежние темпы. Одним из решений проблемы стала переориентация Пекина на внутренний рынок, которая поддерживает уже созданные производственные мощности. В последние годы можно наблюдать инвестирование в экономику континентальных регионов и в инфраструктуру их связи с прибрежным Китаем. Параллельно КНР стала искать новые внешние стимулы роста, на что и был направлен ЭПШП. Развивая транспортную инфраструктуру в Центральной Азии и дальше, Пекин обеспечивает загруженность своих предприятий и рабочей силы (темпы строительства внутри КНР в последние годы снижались, и возник риск роста безработицы в этой отрасли) . Одновременно это открывает западным регионам новые рынки сбыта в Центральной Азии, Иране, странах Персидского залива, России и даже Европе. В обратном направлении «проникновение» Китая в эти страны усиливает ресурсное обеспечение экономики. С точки зрения безопасности Китаю важны дружественные отношения с приграничными странами. Имея противоречия с США и рядом их партнеров в Юго-Восточной Азии, Пекин хочет сыграть на опережение у западных границ: предложить своим соседям и единомышленникам такую модель отношений, которая была бы более выгодной, нежели любой военно-политической союз против Китая.

На реализацию проекта ЭПШП Китай готов выделить внушительные средства. В ноябре 2014 года Си Цзиньпин объявил о создании Фонда Шелкового пути в 40 млрд долларов для развития ЭПШП и «Морского Шелкового пути XXI века». Также здесь может быть задействован Азиатский банк инфраструктурных инвестиций: его уставной капитал – 100 млрд долларов. Не следует забывать и о финансовых ресурсах самого Китая и его банков, которые остаются самыми крупными в мире. На двусторонней основе Пекин предоставлял большинство связанных кредитов и инвестиций в Центральную Азию.

Китайцы подчеркивают, что ЭПШП не направлен на создание «сферы влияния». По их словам, ЭПШП «в основном экономический проект, направленный на <…>формирование между государствами региона тесных отношений в экономической, политической и гуманитарной областях» .

Однако, например, американские эксперты полагают, что будет удивительно, если экономическая кооперация в конечном счете не приведет к политическому влиянию .

Как отмечает Андрей Скриба, Китай уже очень близко подошел к черте, когда его интересы стали пересекаться с российскими. Хотя пока усиление его присутствия в Центральной Азии не стало политической заменой СНГ и ЕАЭС, новые экономические возможности заставили среднеазиатские элиты серьезно задуматься над своей внешней политикой. По крайней мере, реинтеграция с Россией на площадке ЕАЭС уже не воспринималась ими как безальтернативный путь государственного развития. Нельзя сказать, что Китай это не учитывал. Скорее, не обращал внимания.

Для многих китайских ученых и политиков ЕАЭС – неестественное образование. Многие в Китае скептически смотрят даже на само название Союза, видят в нем желание Москвы монополизировать идею интеграции Евразии.

В понимании Китая интеграция и союзничество предполагают серьезную экономическую основу. Следовательно, поскольку СНГ и ЕАЭС в Центральной Азии опирались преимущественно на исторический и культурный аспект сотрудничества, Россия не смогла по-настоящему закрепиться в регионе. Следовательно, Китай (через ЭПШП) приходит на по сути незанятую территорию. А некоторые китайские исследователи даже считают, что ЕАЭС несет вызов китайским интересам в краткосрочной перспективе, т.к. его участники укрепят свои переговорные позиции в диалоге с Китаем (например, в энергетической сфере).

Пока Китай согласился с идеей сопряжения и готов вести переговоры с ЕЭК. Однако двустороннее изменение отношений со странами Центральной Азии все же продолжает превалировать. Это стало основанием для беспокойства со стороны Москвы.

Во-первых, китайское влияние постепенно распространялось на территорию, которая считалась зоной ее привилегированных интересов.

Во-вторых, КНР со временем мог превратиться в альтернативу ЕАЭС – пусть не институционально, но финансово, что так или иначе ставило под вопрос евразийский проект в этом регионе. Все это заставило Россию подойти к ЭПШП с максимальным учетом собственных интересов и потенциальных рисков со стороны китайской активности.

Белорусские интересы

Интересы Беларуси в китайском проекте, как и в российской модели сопряжения, весьма прозаичны. Как и в случае вступления в ЕАЭС, Минск будет стремиться извлечь для себя максимальную экономическую и, вероятно, политико-дипломатическую (имиджевую) выгоду от участия в обеих инициативах.

Тем более что предпосылки для этого наблюдаются уже сейчас. Во-первых, как и страны Центральной Азии, Беларусь в последние годы старается нарастить торгово-инвестиционное сотрудничество с Китаем. Правда, в отличие от этих стран, темпы и уровень этого сотрудничества пока остается невысоким, особенно по сравнению с белорусско- российским.

Однако в Беларуси активно строится китайско-белорусский индустриальный парк «Великий камень», что в будущем может привлечь в страну больше китайского капитала и нарастить белорусский экспорт. Для бюджета страны и платежного баланса это может стать серьезной поддержкой. Во-вторых, наиболее перспективные маршруты ЭПШП проходят именно через территорию Беларуси (Брест). Наивысшая пропускная способность железнодорожных перевозок относится к маршрутам Китай (Шанхай) – Россия – Беларусь и Китай (Урумчи) – Казахстан – Россия – Беларусь. По мнению экспертов, альтернативные маршруты (например, Китай – Казахстан – Азербайджан – Грузия – Украина) на сегодняшний день гораздо менее выгодны. Таким образом, Беларусь получает шанс на строительство на своей территории транспортно-логистического хаба, а также увеличение товарооборота с Китаем (не только импорта, но и экспорта). В-третьих, интересы Минска принципиально не противоречат идеям Москвы о сопряжении ЕАЭС и ЭПШП.

При этом, как и в прежние годы, свою «интеграционную лояльность» белорусское руководство может превратить в предмет торга с российскими коллегами по другим вопросам, таким как предоставление кредита. Тем более что Беларусь сейчас превращается в единственного «европейского» участника ЕАЭС (если не относить к Европе кавказскую Армению и саму евразийскую Россию).

«В этом вопросе все будет упираться в глубину сопряжения – насколько много новых полномочий потребуется передавать ЕЭК и как это отразиться на свободе действий властей внутри страны. В вопросе масштабного сопряжения и подключения к мегатранспортным проектам Минск едва ли сможет стать инициатором и будет скорее реагировать на политику Пекина и Москвы. Таким образом, сейчас наилучшей стратегией кажется сосредоточение белорусских властей на точечных проектах или отдельных направлениях сотрудничества с Китаем», - отмечает Андрей Скриба.