Пришло время спросить, что думают сами наркоманы — о лечении, заключении и борьбе с зависимостью.
Практически ежедневно в белорусских судах рассматриваются дела о распространении наркотиков. Я как журналист много раз была на таких процессах. Видела растерянные лица родных и обвиняемых, слышала суровые формулировки судей и прокуроров и знаю, что статистика по таким преступлениям растет. Мы много писали о том, что специалисты думают по этому поводу. Пришло время спросить, что думают сами наркоманы — о лечении, заключении и борьбе с зависимостью.
Для этого я побывала в реабилитационном центре «Исток».
«Знакомый под «солями» отрезал себе пальцы. Ты знаешь об этом, но не можешь остановиться»
«Я жестко употребляла наркотики, 12 лет, — начинает свою историю Анна (имена героев изменены по этическим соображениям. — ред.). — Мне, наверное, было очень удобно быть в обиде, как я сейчас понимаю. Обида была на маму, которая меня не понимала. Я рано стала взрослой. Познакомилась с мальчиком, сама у него попросила наркотики. И как-то все пошло по накатанной».
Девушка говорит, что недавно даже не думала о реабилитации. Но за последний год погибло 10 (!) ее знакомых. Все из одной компании. Погибли после употребления так называемых «солей» — это особо опасные дизайнерские наркотики.
«После этих «солей» паранойи очень много, — продолжает Аня. — Мне все время было страшно, что придет милиция, что меня кто-то подставит. В моем окружении у всех была такая паника. Ты не знаешь, что будет дальше. Вдруг кто-то возьмет нож, потому что ему покажется, что ты предатель? У меня был знакомый, его уже нет в живых — остановилось сердце. Он под «солями» отрезал себе пальцы. И ты знаешь об этом, но не можешь остановиться. Даже сейчас мне страшно, я не хочу туда возвращаться».
Со стороны кажется, что в интернете полно информации о вреде спайсов, «солей». Сколько было статей о том, что под их воздействием люди выпрыгивают из окон, выкалывают глаза, попадают в реанимацию. Сколько было статей о том, что распространителей наказывают очень сурово, сроки иногда доходят до 19 лет. Может ли это остановить наркомана?
«Болезни все равно. Там не думаешь, опасно это или нет. Мозг отключается», — говорит Артем, который второй раз в «Истоке». После первой реабилитации он несколько месяце не употреблял наркотики, но потом выпил и снова сорвался.
«Когда я начинал употреблять, все эти курительные смеси вообще считались легальными, — продолжает он. — Это уже потом все начали трубить, что это страшный наркотик».
Анна уточняет, что все начинается постепенно: «Как у меня было? Вначале опиумные наркотики, потом появились «соли». Сначала я употребляла нечасто, но потом все больше и больше — до 16 раз в день. Это сейчас я анализирую, вспоминаю. А раньше все, как в тумане было».
Еще один важный момент, говорят ребята в центре: эта болезнь косит всех, неважно, сколько тебе лет, какое у тебя образование и доход.
«У меня знакомый есть, ему за 40, он работает инженером на крупном белорусском предприятии. Хорошая зарплата, жена, дети. А он под наркотиками людей из машины на ходу выбрасывал, сам разбивался. Ну, нравится человеку употреблять, не хочет останавливаться, — рассказывает Владимир, у которого стаж потребления — 20 лет. — Почему начинают? Кому-то не хватает драйва, у кого-то просто интерес, мол, ну, Вася же попробовал, чем я хуже. А дальше оно захлестывает, и ты оказываешься в пропасти, откуда три выхода: смерть, больница, тюрьма».
«И «Исток», — говорит Аня.
«Да, «Исток» — это путь к выздоровлению и свободе», — соглашается Владимир.
«Меня встречали под воротами колонии с дозой»
Многие из тех, кто приезжает в «Исток» на реабилитацию, ранее были осуждены за хранение и распространение наркотиков. Мы не стали расспрашивать об уголовных делах, но поинтересовались, как зависимые люди проходят лечение в колониях.
«Все лечение в колонии — это отметиться у врача, — говорит Сергей, он было осужден на 3,5 года лишения свободы. — Вообще нужно разделять: человек продает наркотик для выгоды или для собственного потребления. Если второй вариант, его надо лечить, а не изолировать в колонию. Потому что там его нормально не лечат. Там же ни медикаментов, ни специалистов нормальных нет. Тебя бросают на произвол судьбы. Выберешься — не выберешься — твои проблемы. Понятно, что человек озлобляется. А теперь подумайте, каким он выйдет на свободу и что будет дальше? Правильно, то же самое — наркотики и преступления, все идет по кругу. У нас половина лагерей — это больные люди, потребители, которых словили с дозой для себя».
«Еще, бывает, дают антидепрессант, одну таблетку в день, — вспоминает Володя. — Я их жрал на свободе, извините меня, лафетками, а мне там дают одну таблетку. Я не понимаю, почему в лагеря не могут пустить группы анонимных наркоманов? Я уверен, что там много желающих выздоравливать. И если бы с ними там правильно работали, люди бы совершенно другими выходили на свободу».
В Беларуси есть две исправительные колонии, куда направляют осужденных за незаконный оборот наркотиков, — ИК № 22 в Ивацевичах и ИК № 13 в Глубоком. В Департаменте исполнения наказаний объясняли, что такое решение принято, поскольку большинство осужденных по 328-й статье являются зависимыми от наркотиков, поэтому в названных колониях для них созданы специальные условия для лечения и работы.
Мы спросили у ребят из реабилитационного центра, считают ли они эффективным такой подход.
«Это никакой роли не играет, а только усугубляет ситуацию, — считает Владимир. — Ты постоянно гоняешь эту тягу. Находишься в обществе таких же, как и ты. Все разговоры только про наркотики».
«Затянуть туда наркотики тоже не проблема», — отмечает Сергей.
Даже длительная изоляция без специальной реабилитации не убивает зависимость, считают бывшие осужденные.
«Поймите, есть такое выражение: наркотик умеет ждать. Эта болезнь навечно. Разницы нет, какой срок дадут. Человек через 10 лет выйдет и будет употреблять, если с ним не работали», — объясняет Сергей.
«Я два раза судим по 328-й статье, — говорит Максим. — Исправительные колонии вообще никого не исправляют. Мне ребята знакомые писали, что как только вышли на свободу, сразу же прыгнули в сани (снова стали употреблять. — ред.). Меня самого встречали под воротами с дозой. Там ты все время думаешь о несправедливости и наркотах. Никакого исправления».
И даже серьезные проблемы со здоровьем не всегда могут вынудить наркомана отказаться от пагубной привычки. Зависимость зачастую сильнее осознания проблем.
«Первая судимость, можно сказать, пролетела мимо — мне дали «домашнюю химию». На мой образ жизни это вообще не повлияло, — вспоминает Максим. — Помню, первый раз поехал отметиться к инспектору и после этого сразу же употребил. Потом у меня была передозировка, попал в больницу, перенес клиническую смерть. Дома сделали обыск, нашли кое-что. И дали еще один срок, который я уже отбывал на зоне. Я вышел в 2012 году. Четыре года более-менее держался. Но сейчас у меня, я чувствую, такое время, что вот-вот сорвусь, «предтюрьма» это называется. Дома тоже много проблем. Мне про «Исток» друг рассказал, он выздоравливает третий год. Я жестко все отрицал, не принимал, что я наркоман».
«А клиническая смерть не стала для вас аргументом?» — спрашиваю у него.
«Вообще нет. Зависимость — это такая штука… Понимаете, даже если бы при мне человек умер от передоза, меня бы это не остановило. Здесь надо головой понять, что у тебя проблема».
Зависимых от наркомании и алкоголя могут также направить в лечебно-трудовой профилакторий. Здесь лечение добровольное.
«Я был в ЛТП три года назад, — рассказывает Вячеслав, ему 29 лет. — Лечение там такое: на выбор дают аспирин и анальгин. При мне там умер парень, 22 года, сгорел от высокой температуры. С психологом я поговорил один раз, перед освобождением. А всего я там провел 10 месяцев. Обстановка напоминает тюрьму. Мы проезжали на работу мимо колонии, так у них забор был ниже, чем у нас. В общем, все как на зоне. Только собак не хватает».
«Так что зря государство деньги тратит, — считает Сергей. — Я в прошлом году в Новинках лежал. Тоже бесполезно. Туда все что угодно можно было затянуть и потом употребить. Главное — деньги. Две недели «дозняк» колесами сбивают. Это все лечение. То есть психолог с тобой не работает, с выздоравляющими ты не общаешься».
Надо сказать, что к «Истоку» у многих тоже доверия сначала не было, хотя большинство приезжает сюда по совету знакомых, которые уже прошли реабилитацию.
«Здесь люди такие же, как я, и они помогают мне выздоравливать»
«Я в первые дни хотел или сумку собрать, или разнести здесь все к черту! — признается Володя. — Думал, что это секта, что хотят мне ерунду какую-то навязать. А потом стал вникать. Начал общаться с людьми, которые выздоравливают, у них по 10-15 лет «чистоты» (период без употребления наркотиков. — ред.). И я подумал: почему я так не могу?»
Алкоголики, наркоманы и игроманы вместе проходят реабилитацию в «Истоке». Здесь с ними проводят индивидуальную и групповую терапию. В штате центра — профессиональные психологи и консультанты, которые сами прошли путь выздоровления.
«Я приехала сюда семь месяцев назад, — говорит Наталья, ей 25 лет. — Я не осознавала свою болезнь, просто хотела взять справку, у меня детей тогда в приют забрали. Несколько дней побыла, развернулась и уехала, потому что не верила, что здесь мне могут помочь. Но уже тогда меня цепануло, что-то отложилось. Поэтому решила вернуться. В последнее время я уже не понимала, что со мной происходит. Потому что пила даже тогда, когда не хотела. Меня никто не поддерживает дома, я со всеми поругалась и с боем поехала в Минск. Хорошо, что кум подвез до города».
Девушка говорит, что сейчас по-новому смотрит на свою жизнь, заново учится общаться с людьми, особенно с девушками, ведь в прежнем окружении у нее была в основном мужская компания.
«Здесь работают с твоими мозгами, которые со временем атрофировались, — говорит она. — Не помню, сколько мне было лет, когда впервые попробовала спиртное, маленькая была. Я жила в таком месте, где наркотики и алкоголь были доступны ребенку, никто не контролировал. В «Истоке», казалось бы, тоже люди с проблемами, с зависимостью, но здесь очень много внимания и доброты. Здесь тебя поддерживают и не осуждают. Тебя никто не добивает, не называет отбросом, как это бывает в обществе. Да, мы конченые, но мы пытаемся жить, мы пытаемся измениться к лучшему».
Надо признать, что не все приезжают на реабилитацию осознанно. Часто сюда попадают по настоянию родителей или в надежде получить справку для милиции, органов опеки — мол, посмотрите, я здоров, и больше не трогайте меня. И не каждый выходит из центра здоровым человеком. Зависимость — это тяжелая болезнь. Говорят, ее невозможно победить, но можно контролировать.
«Я не собирался выздоравливать, когда первый раз приехал, — признается Вячеслав. — Мне нужна была справка в милицию. Статья была «кража». После реабилитации 10 месяцев ходил «чистым». Наладились отношения с родственниками, мне стали снова доверять. К сожалению, я сорвался. Но вот за этот период я понял, что не хочу возвращаться к прошлой жизни. Поэтому я снова приехал в «Исток». Понимаете, здесь люди такие же, как я, и они помогают мне выздоравливать. Я в это верю».
Про «Исток» многие узнают от знакомых, с которыми еще недавно вместе употребляли наркотики.
«Я 20 лет употреблял, все виды наркотиков, которые у нас есть. Успел отсидеть, испортить отношения с родными, детей забрали в приют, — говорит Владимир. — Не знаю, откуда у меня взялась надежда, но пока я верю, что можно что-то исправить. Я здесь увидел людей, которые долго «чистые». Вот что вдохновляет».
Зависимому человеку непросто сменить круг общения, найти поддержку у знакомых, чтобы не сорваться, чтобы контролировать себя.
«Я второй месяц здесь сижу, — говорит Максим. — Не мог один ехать домой. Просил друга, который выздоравливает, чтобы он меня забрал. Было сильное чувство тревоги и страха. Думал, блин, сейчас кого-нибудь встречу и сорвусь».
«Поддержка очень важна, — считает Анна. — У меня есть «Анонимные наркоманы». Они ко мне приезжают, мы общаемся. Я не одна».
«Я в 2005 году освободился. Собрал вещи и уехал в Москву, — вспоминает Володя. — Три с половиной года там прожил, семья новая появилась. Не употреблял. Но нашлись новые знакомые. И полтора года я был в таких жестких героиновых санях, никому в жизни я бы этого не пожелал. За день сжирал пять грамм, и меня не штырило».
«Для нас самое главное — научиться говорить «нет», — говорит Сергей. — Тяга может проснуться, но надо контролировать этот момент».
«И желание измениться, — дополняет Аня. — Пока сам не осознаешь, ничего не поменяется. Ни тюрьма, ни проблемы со здоровьем, ни даже боль родных не останавливает. Притупляются все чувства. Да, мать переживает, плачет. Но что наркоман думает? Она меня не понимает. И говорит: дай денег и не трогай меня. Пустота. Надо почувствовать, что без наркотиков жизнь лучше, и идти вперед».
Адарья Гуштын, naviny.by