«Наркозависимых нужно лечить, а не сажать в тюрьму»

Консультант реабилитационного центра рассказал, почему тюрьма не способна избавить от зависимости.

Дмитрий Сулим был одним из первых клиентов реабилитационного центра «Исток». Признается, что сам выздоравливать не собирался и думал, что вся жизнь пройдет на наркотиках. За плечами было четыре судимости, на руках уже не было вен. У него не сразу получилось, как здесь говорят, стать на путь трезвости. Но последние четыре года он не употребляет и своим примером старается помочь другим.

В интервью naviny.by Дмитрий рассказал, почему тюрьма не способна избавить от зависимости и почему даже угроза потерять детей не пугает наркоманов.

— Это не было моим желанием, — говорит Дмитрий о том, как попал в «Исток». — Я думал, всю жизнь буду употреблять и умру наркоманом. На реабилитации настояла мама. Подумал: ладно, поеду, а то из дома выгонят. Хотел, чтобы от меня просто отстали.

— Но курс прошли до конца, не сбежали?

— Да, мне стало интересно. Сначала, конечно, было недоверие. Думал, что они за сказки мне тут будут рассказывать? У меня была очень плотная зависимость, по нескольку раз в день принимал. Я был уверен, не продержусь там ни дня. Но когда увидел, что там такие же, как я, ребята, и что они говорят вроде бы о себе, но как будто про меня, вот это уже зацепило.

— Что именно они говорили?

— Про стадии болезни, как тебя ломает, что делаешь, чтобы достать дозу. А еще про отрицание и эгоцентризм. Вот эгоизм — это корень заболевания. В употреблении человек замкнут. Складывается впечатление, что вокруг несправедливость, меня никто не понимает — тотальное чувство одиночества. Это тянется с детства — ты не умеешь проживать чувства: боль, обиду, страх. И принимаешь наркотики, чтобы всё это заглушить. Родители часто не понимают, как так произошло, что их сын или дочь вдруг стали колоться. Они ведь кормили своего ребенка, одевали и отправляли в школу. То есть делали, как им кажется, всё возможное. Но правда заключается в том, что этого недостаточно.

— Часто про наркомана можно услышать, что он таким хорошим был парнем, пока не связался с плохой компанией…

— Мне кажется, это стереотип. Если это зрелая и самостоятельная личность, он откажется от наркотиков, в какой бы компании не находился. Я считаю, неправильно искать внешнюю причину. Это неприятие ответственности за себя: попалась плохая жена, поэтому я спился; или рухнул бизнес, поэтому я подсел на иглу. Ну, это же детский сад! В моем случае всегда была виновата милиция.

— Почему?

— Как это почему? Это ведь они меня поймали и в тюрьму посадили! Конечно, они виноваты, кто же еще? Не я, который совершил преступление, а те, кто меня задержал. Логика была такая. А когда меня выгнали из колледжа, завуч был виноват. Не я, который устраивал драки, а завуч, который меня отчислил. Это и есть отрицание.

Я понимал, что я наркоман. Но казалось, всё не так уж плохо. Сравнивал себя с ребятами, у которых ситуация была хуже, и думал: ну, я ведь еще не достиг дна. Вот эта вещь мне очень мешала.

— Специалисты, которые занимаются реабилитацией, предлагают наркоманов, которые совершили менее тяжкое преступление (до 6 лет лишения свободы) не отправлять в колонию, а для начала направлять на лечение. На ваш взгляд, это было бы эффективно? С учетом того, что вряд ли такое лечение можно назвать осознанным.

— Не так важно, как человек попадает на реабилитацию. К нам приезжал парень, у которого была «домашняя химия», и он успел заработать два нарушения. Третье нарушение — это путевка на зону. Он буквально прятался на реабилитации. Но втянулся в курс. И уже два года не употребляет.

Разные бывают ситуации. К примеру, человек, который открыл магазин по продаже наркотиков, понимал, что делает. Здесь никаких вопросов — он виновен, должен быть наказан по всей строгости. Но есть и другие случаи. Студенты скинулись на спайсы, а потом дружно дали показания против парня, который купил для всех дозу. И всё, его садят за распространение. Да, он совершил глупость. Но пять лет в тюрьме его лучше не сделают. Вряд ли он, освободившись, пойдет восстанавливаться в университет.

— Но с другой стороны, суд и сейчас назначает принудительное лечение для осужденных.

— На мой взгляд, это неэффективно. Ребята из нашего центра уже рассказывали вам, что находясь в колонии, всё время гоняешь «тягу». Все разговоры только про наркотики. Лечения как такового там нет. У меня была многолетняя изоляция, я два раза отбывал наказание. Первое, что я делал, выйдя на свободу, снова употреблял наркотики.

Я знаю истории, когда человек выходил из нашего центра, заводил семью, находил работу. Такие примеры есть и в других реабилитационных центрах. Но я не знаю ни одного случая, когда кто-то вышел из тюрьмы, женился и пошел на работу, понимаете? Тоже самое с ЛТП и Новинками.

— Есть ли смысл запускать реабилитационные программы прямо в колониях?

— Мне сложно представить реабилитацию на 500 или даже 1000 человек. Не думаю, что это было бы эффективно. Для начала реабилитационные центры должны появиться в каждом областном центре, на государственном уровне. И чтобы, как и в Минской области, помощь в них оказывалась бесплатно.

— В некоторых странах бывших осужденных, которые имеют зависимость от наркотиков или алкоголя, по отбытию срока отправляют в другой город, чтобы они не вернулись к употреблению в прежней компании. Может ли это помочь?

— На мой взгляд, место не имеет значения. У меня было много попыток убежать от наркотиков. Я уезжал в деревню, прятался на даче, бывал в других городах. Это мою проблему никак не решило. И выздоравливать я начал в Минске, на Ангарской, где употребляют все.

— Есть ли разница, от каких наркотиков зависим человек?

— Когда к нам приезжают опиумные наркоманы, помочь им намного легче, чем зависимым от спайсов или «солей» (дизайнерские особо опасные наркотики. — ред.). Новые наркотики очень быстро вызывают необратимые изменения головного мозга. Ребята, которые сидят на спайсах и «солях», как правило, агрессивные, с голосами в голове. Из-за тяги эти симптомы обостряются.

— Как вы считает, что помогло новым наркотикам так быстро захватить рынок?

— Доступность. Сначала эти наркотики вообще называли легальными и открыто продавали возле магазинов, метро, в школах и университетах. Использовались маркетинговые ходы. На сайтах была реклама: попробуй, тебя никто не посадит. На этом многие заработали. Потом контроль усилился, но «соли» и спайсы по-прежнему достаточно легко достать, и стоят они очень дешево.

— Во время застолий любят повторять, что женский алкоголизм неизлечим. Так ли это? И есть ли своя специфика лечения?

— Это стереотип. Я бы не сказал, что есть большая разница между мужским и женским алкоголизмом. Здесь всё зависит от организма и стажа употребления. А реабилитация у нас универсальная.

— То, что у зависимой женщины могут изъять ребенка, является для нее сдерживающим фактором?

— Нет. Это тоже самое, что и 15 лет тюрьмы. Страхом никого не остановишь. Ну, если из ста одна женщина возьмется за голову, это будет хорошо. Но 99 продолжают употреблять, рожать, и у них забирают следующего ребенка.

— Но ведь 15 лет тюрьмы — это почти верхняя грань. Многим по первости вообще назначают «домашнюю химию». Разве это не повод задуматься и изменить свою жизнь?

— Давайте говорить открыто: кто из них сидит дома? Я тоже не сразу в колонию попал. Первые три недели было страшно, а потом употребляешь, как и раньше. Болезнь сама не пройдет. Неважно, где ты сидишь — дома или в тюрьме. Если ничего не предпринимать, зависимость будет тебя преследовать.

— В обществе принято думать, что наркоманы и алкоголики — это люди из малообеспеченных семей, без образования и жизненных целей…

— Это заблуждение. К нам попадают и солидные люди, у которых влиятельные и богатые родители. Болезни всё равно, сколько ты зарабатываешь и кто ты по профессии. Она из тебя вытянет последнее.

— И все-таки к алкоголю в обществе более терпимое отношение, чем к наркомании. То, что наркоманов осуждают, не принимают, может остановить от употребления?

— Это, наоборот, угнетает. Наркоман считает себя одиноким, никому не нужным, он озлоблен на весь мир. И пока будет этот стереотип, будет сопротивление. Может быть, это прозвучит странно, но я не осуждаю людей, которые употребляют наркотики. Они вызывают у меня сочувствие и сострадание. Наркоманов часто называют «прожигателями жизни», мол, они с жиру бесятся. Помню, мне мать говорила: ты хорошо устроился, живешь в свое удовольствие. А у меня на тот момент уже не было вен. Я матери отвечал: «Да, мама, в шею я себе гоняю (ввожу наркотик. — ред.), потому что я хорошо устроился». Это такое непонимание проблемы! Человек болен, а не «прожигатель жизни». Откуда вы знаете, что у него в душе, если он себя вкалывает по 24 инъекции в день? Поверьте, не от хорошей жизни он это делает.

— Когда наркоман рассказывает, что сидит на героине, рабочему, который получает 300 долларов, сложно ему сочувствовать. Потому что каждый из нас примерно представляет, сколько стоят такие наркотики…

— Я согласен, это сложно понять. Некоторые, пока не увидят, как зависимость убивает их близких людей, не могут этого понять. Но осуждением проблему не решить.

— Вы отслеживаете дальнейшую судьбу своих клиентов? Сколько из них победили болезнь, а сколько вернулись к прежней жизни?

— Статистку достаточно сложно вести, поскольку человек может годами держаться, а потом срывается. Могу сказать, что есть люди, которые не поддаются реабилитации. Как правило, они через три дня сами уезжают из центра. Это люди, которые категорически не хотят признать свою зависимость. Но надо сказать, что 90% сорвавшихся возвращаются на реабилитацию.

— Как изменилась ваша жизнь после реабилитации?

— После первого курса реабилитации я больше года не употреблял наркотики, но потом на месяц сорвался. И снова поехал в «Исток». После того, как ты понял свою проблему, употреблять уже невозможно. Ты был трезвый, видел, что выход есть. После этого сказать себе: «Я наркоман, моя участь — умереть от наркотиков», уже не получится.

— Совесть мучает?

— Нет, это не совесть. Я обманывал себя, говорил: я наркоман, это моя судьба, другого выхода нет. И бежал за дозой. А после реабилитации, даже если ты срываешься, закрадывается сомнение. Ты снова себе говоришь: я наркоман, это моя судьба, другого выхода нет… Стоп! Ты видел, что может быть иначе! Ты сам был трезвый, ты видел трезвых людей, которые по 15 лет не употребляют. После этого ты уже не можешь себя обмануть. Как только я это понял, сразу собрал вещи и снова поехал в «Исток». Ужасно злился на себя, все думал: блин, ребята трезвые, а я опять попал в ….

— Второй курс был успешным?

— Да, с тех пор я вот уже четыре года не употребляю. До этого моя жизнь проходила по принципу «украл — выпил — в тюрьму». Только вместо выпил было укололся. То есть я просыпался, думал, где мне достать дозу на сегодня и обязательно — на завтра, чтобы не кумарило. Я нигде не работал. Жил за счет матери. Воровал вещи, постоянно занимался каким-то криминалом. Милиция меня все время разыскивала. Что-нибудь украли на районе — все, меня с утра достают с постели и тащат в участок: «Он? (вопрос к потерпевшим. — ред.) — Нет, не он. — Свободен!» У меня было четыре судимости. Милиция, прокуратура, суды — все это шло по кругу. Я был то обвиняемым, то свидетелем. И все окружение у меня было такое же. Личной жизни — никакой.

— И что сегодня?

— Сегодня все по-другому. У меня есть работа, я себя полностью обеспечиваю. Не совершаю преступлений. Наконец-таки меня не беспокоит милиция! Вы не представляете, какое это облегчение.

— Как сложилась судьба ваших друзей из того самого «окружения»? Выражаясь милицейским языком, встал ли кто-нибудь из них на путь исправления?

— Я первый из своего круга попал в «Исток». Знаю, что реабилитацию проходил парень, с которым я сидел в колонии. У него уже несколько лет трезвости. Два соседа по району тоже были в «Истоке», идут к выздоровлению.

Я встречаю людей, с которыми употреблял. И меня очень удивил вопрос одного из них: «Дима, тебе тоже за нас дают деньги?» Я подумал, что за бред, какие деньги? Начал расспрашивать. Оказывается, есть центры, где за клиента платят. И у некоторых наркоманов сложилось мнение, что на них зарабатывают. Это служит огромным предубеждением и отпугивает людей.

Для меня очень важно, что я своим примером могу показать таким же, как и я, ребятам, что можно исправиться. Я не врач и не психолог. Я не начитался умных книг и не учу их жизни со сцены. Некоторые из них сидели со мной в каталажках, некоторые употребляли вместе со мной. Они видели, что я был на самом дне. Но смог измениться. Я помню, встретил знакомого, который меня даже не сразу узнал. Первое, что он спросил, было: «Дима, как?» Я рассказал ему о реабилитации. И кстати, этот парень сейчас тоже не употребляет.

Наркомания — это болезнь, неизлечимая, смертельная, прогрессирующая. От зависимости избавиться невозможно. Но с ней можно научиться жить и контролировать себя.