Размышления жителя столицы о белорусской деревне.
С минчанином N мы встретились на единственной дороге в одной из деревень Кореличского района летним вечером. Он, как и я, проводил здесь свой отпуск.
Родители его давно умерли, но родные места по-прежнему притягивают мужчину, которому далеко за 50.
Слово за слово – разговорились.
– Каждый год по несколько раз сюда приезжаю. Но знаешь что? Только вот в последнее время пришло осознание, что чувствую себя здесь как в XIX веке, – предложил неожиданную тему мой собеседник.
– За мою жизнь уклад в деревне несколько раз значительно менялся. Но всегда к лучшему. То ферму новую построили. То магазин кирпичный возвели. То клуб новый соорудили, все свадьбы там проходили. Люди пахали в колхозе, денег больших никогда не имели, но чувство собственного достоинства присутствовало.
Бывало, кто при пустяковом разговоре скажет другому что-то обидное, не подумав, то они так разругаются, что потом месяц не общаются. А теперь встретятся, обложат друг другом матом, и никто это близко к сердцу не принимает.
Раньше и одеваться старались опрятно. Было пару пьяниц на деревню – так их издалека можно было узнать. А сейчас идет по улице оборванец – присмотришься: так это рядовой сельчанин. Все друг на друга стали похожи. Лицо черное – то ли от загара, то ли от грязи. Глаза мутные, взгляд бессмысленный.
Заработают в колхозе пару миллионов – и сразу пропивают. Продукты на «летучках» берут в долг. Хаты пошатнулись, вот-вот, кажется, развалятся.
Читал ты в школе книги про крепостных и помещиков? Так мы к тому же вернулись. Есть помещики, и есть крепостные. Когда люди в поле работают, и председатель на джипе приезжает, так они, кажется, шапки готовы поснимать. И сказали бы снять – сняли бы. Всегда они во всем виноватые, а заперечить дурному начальству боятся.
Прошлой осенью сосед приехал из Барановичей и возле леса застрял на машине в грязи. Так потом как барин ходил по деревне, искал мужиков, чтобы те машину вытянули. За бутылку чернила тебе любую работу сделают.
Вчера заходил в магазин в соседней деревне. Стоит продавщица с фингалом под глазом. Свояк весело спрашивает: Галя, как жизнь молодая? Но та только буркнула что-то в ответ. Вышли из магазина, он рассказывает: муж ее в тюрьме сидел, сам по себе мужик нормальный, но как выпьет, с кулаками на нее бросается. Гале этой говорят, чтоб бросала его, а она в ответ: а куда я пойду? Как крепостные, ей богу, как будто закон запрещает им с этой земли уезжать.
Нет, ну есть пару молодых хозяев, которые на заработки в Питер ездят. Но остальные даже в агрогородки в районе перебираться не думают.
С бабушками разговариваю – все говорят, что никогда так хорошо, как при Лукашенко они не жили. И где-то я их понимаю – трех миллионов пенсии хватит, чтобы купить необходимый набор продуктов и не заниматься на старости лет своим хозяйством. Но смотришь на тех, кто еще не на пенсии, и чувствуешь какую-то обреченность. У людей не осталось ни сил, ни желаний, ни воли.
Константин Похольчик, «Салiдарнасць»