«Люди считают, что учитель — некий чудак»

Сегодня в Беларуси отмечают профессиональный праздник – День учителя.

Этой традиции уже много лет. Но праздник уже не тот, признается школьный преподаватель Елена Михаленко. По ее словам, система, дети, родители и «шкала ценностей изменилась так, что профессия педагога стала непрестижной. И теперь она уже не может объяснить бывшему однокласснику-троечнику, имеющему коттедж, иномарку и солидный счет в банке, почему до сих пор не уволилась.

Свои размышления о профессии учителя и нынешнем к ней отношении Елена Михаленко выразила в открытом письме в редакцию tut.by.

День учителя празднуется всегда в начале октября. Трудно выяснить, откуда пошла эта традиция, но срок выбран удачно: пожелтевшие листья ярко сигналят о том, что лето миновало и осень вошла в свои права. За месяц с этой новостью успели примириться даже самые беспокойные ученики, и школьная жизнь вошла в обычную колею.

По традиции в этот день в школах звучит музыка, дети готовят концертные программы, а нарядные учителя принимают поздравления. Все в общих чертах повторяется из года в год. Но отчего-то в последнее время нет той радости и легкости, которая присуща самому слову «праздник».

Когда-то профессия учителя была одной из самых уважаемых. Ведь этому человеку родители доверяли самое дорогое — свое чадо. Образованность тогда была редкостью, во многих семьях взрослые с трудом постигали азы чтения и письма. Человек, не только знающий многое и способный поделиться своими знаниями, был предметом восхищения. А если учесть, что настоящий учитель еще и воспитывает, помогает растущему человеку осознать устройство мира и свое место в нем, — неудивительно, что к педагогу относились почти так же трепетно, как и к священнику.

Часто, говоря об утрате нравственных традиций, мы вспоминаем начало ХХ столетия: бунт, крушение идеалов и политического строя, отказ от веры и традиций. Но, что интересно, в советские годы авторитет учителя еще долго был на высоте. Конечно, и в дни нашего детства бывали преподаватели, не сумевшие найти подход к детям, завоевать их уважение. Но это было скорее исключением, а не правилом. Работа в школе никому не казалась легкой, но привлекала многих своим бескорыстным благородством. И неудивительно, что девочки­-отличницы выбирали педагогические вузы. Я, выросшая в учительской семье, была одной из них: со всем присущим нежному возрасту идеализмом стремилась стать для детей старшим другом, открывателем волшебной дверки в огромный мир. Это был конец 80-­х, и выбор мой шел не от безвариантности, а был совершенно обдуманным.

Все изменилось позднее, в 90­-е. Свобода, поманившая и вскружившая головы, обернулась разрушением жизненного уклада, отрицанием всего, что казалось верным. Успешным стал не тот, кто умнее, образованнее, порядочнее, а тот, кто вовремя сориентировался, нашел свою «золотую жилу». Если раньше родители искренне внушали ребенку, что нужно хорошо учиться, чтобы достичь чего-то в жизни, то теперь они сами в этом усомнились.

Шкала ценностей изменилась, и профессия учителя стала «непрестижной». Сколько раз мне приходилось слышать от бывших одноклассников недоуменное: «Ты все еще в школе?». Бывшему троечнику, имеющему коттедж, иномарку и солидный счет в банке, объяснить мотивацию учителя трудно. Парадокс: люди считают, что учитель — некий чудак, неудачник, неприспособленный к современной жизни. И в то же время хотят, чтобы их детей учили исключительно умные и порядочные люди. Но ведь первое противоречит второму, и из этого произрастают бесконечные упреки в адрес учителей.

Каждому родителю кажется, что уж он­то точно знает, как нужно учить… А по большому счету признать правоту педагога чаще всего мешает элементарная гордыня, поставленная нынче на высокий пьедестал. «Да кто он такой, чтобы критиковать моего сына!» «Да как она посмела сказать что-то о моей дочери — умнице и красавице!» Рано или поздно родители жалеют, что отмахнулись, не стали слушать, и с горечью понимают, что упустили чадо. К сожалению, чаще поздно.

Любопытно почитать иногда интернет­-форумы, на которых обсуждаются школьные проблемы. Правда, большинство этих «проблем» высосано из пальца: а является ли взяткой букет цветов (в частности, подаренный на День учителя)? А не положит ли классный руководитель в карман часть денег собранных на ремонт? Кстати, последний вопрос имеет лишь одно простое решение: учитель будет только рад, если родители сами потратят деньги на краску, обои, да еще и мастеров сами найдут. Что же касается цветов, кажется и обсуждать нечего. Хотя цветы — самый безобидный подарок. Признаком нелепицы и нищеты стали приносимые учителям в праздники шампуни и лосьоны: они ведь не завянут, хоть польза будет… Когда мне впервые подарили нечто подобное, испугалась: а вдруг это намек на то, что надо умыться!

Впрочем, звучат и более серьезные обвинения: учитель не сдержался и сказал юному хаму, что тот хам… Пожалуй, нужно было сдержаться, но уверена — срыву учителя предшествовали многочисленные сорванные уроки, оскорбления и прочие выходки, целью которых как раз и было — вывести из равновесия.

А ведь и дети сегодня другие. Жестче, циничнее. Если лет 15 назад самой большой проблемой в классе был бестолковый шалопай-­прогульщик, сейчас всё иначе. Что-то внутри не может смириться с хладнокровной наглостью во взгляде 14-летнего человека, с детским цинизмом, да и с площадной бранью в дружеской беседе детей. Педагог беззащитен — подростка, срывающего урок, нельзя даже выгнать за дверь. При этом юный дебошир прекрасно осведомлен о своих правах, о том, что на него «не имеете права повышать голос» и «Вас все равно заставят поставить мне три».

Немало и других проблем у нынешнего учителя. Прежде всего — невозможность научить детей из­-за неудачно составленных программ (постоянно меняющихся), урезанных учебных планов, учебников, составленных без учета особенностей психологии ребенка. Как часто приходится слышать от родителей: «Мы в свое время писали грамотно и без репетиторов в вузы поступали…». Да уж, за три-­четыре часа русского и белорусского языков можно было научить писать правильно (у нынешних выпускников 1-­2 урока). Пять­шесть уроков математики в неделю (сегодня 4), четыре физики (теперь 2) позволяли дать неплохие знания по фундаментальным наукам. Один урок объяснялась тема, затем учились решать задачи, несколько уроков закрепляли знания. А нынче каждый урок новая тема, никакое закрепление планами не предусмотрено.

От бессилия опускаются руки, час факультатива не может спасти ситуацию. Но разве кто­то хочет вникать в эти тонкости? «Школа не научила, учитель плохой, к тестам не подготовил…». На уроках литературы, подробно анализируя творения Достоевского и Толстого, Адамовича и Быкова, мы постигали понятия нравственности. Сейчас успевают поверхностно ознакомиться с кратким содержанием. «За ненадобностью» сокращены предметы, дающие эстетическое развитие: музыка и рисование теперь — только в начальной школе. И ведь не так много семей, где родители хотят и могут восполнить эти пробелы — кружки и студии становятся не всем по карману.

Есть трудности, которые не касаются взаимоотношений с учениками и их родителями. Не только материальные, хотя зарплата совсем не та, ради которой кто-то выберет профессию учителя. Проблема, из-за которой многие уходят из школы, — абсолютная несвобода. Учитель не вправе распоряжаться своим временем, потому что в любой день и час может поступить какой­-нибудь приказ, например, сорвать детей с занятий для посещения выставки, концерта, хоккейного матча, совсем не полезного фильма. Порой эти приказы полностью игнорируют убеждения человека, причиняя не просто неудобства. Кого еще можно заставить на Деды сходить на дискотеку или в Пасху — на стадион? Кто еще под страхом лишения премии выписывает прессу, которую, не разворачивая, складывает в макулатуру? Той же премии могут лишить классного руководителя за то, например, что дети не желают покупать обеды в школьной столовой или в пятый раз посещать какой-то музей.

Странно, но свободы, особенно творческой, было гораздо больше в советские годы. Вспоминаю, как путешествовали с детьми по разным городам огромной страны, как ходили с палатками в многодневные походы, ставили спектакли… Наверное, у каждого сохранились яркие воспоминания тогдашнего школьного детства. Почему этого нет сейчас? Возможно, потому, что исполняя бесконечные «надо» и «должен», человек теряет желание творить… И ведь мало исполнить — еще надо отчитаться за все в письменной форме… Если бы лет 20 назад нам рассказали, что мы будем писать протоколы родительских собраний или акты посещения семьи, сочли бы за глупый анекдот.

Можно перечислить еще множество причин, из-за которых поступление в педагогические университеты сейчас стало уделом троечников. Да и те ищут любые предлоги, чтобы, отучившись, не работать по специальности. На тех же форумах они с гордостью рассказывают, как громко захлопнули за собой школьную дверь. Уходят и немолодые — в бизнес, в торговлю, становятся нянями и репетиторами, и с легкой презрительностью судят о тех, кто остался. Правоту их аргументов трудно не признать, но… — Господа, у вас есть дети? И кто же их завтра станет учить?

Вся надежда — на старую (и не очень) гвардию учителей, которые не мыслят жизни без этой работы. Знания, опыт, любовь к детям — вот то, что помогает справляться с вышеперечисленным негативом. Хотя все же «эффект выгорания» еще никто не отменял. И все чаще хочется закрыть глаза на невыполненное кем-­то задание (для себя ведь учится, не хочет быть умным — не надо!), на то, что юноша, вчера клянчивший оценку повыше, сегодня прошел мимо, не поздоровавшись… Но — приходит новый день, и надо найти в себе силы, чтобы, входя в класс, забыть обо всех неурядицах и с улыбкой сказать: «Доброе утро, дети!».

Быть учителем — не просто иметь соответствующий диплом и сумму знаний. Еще нужно обладать терпением и тактом, умением любить и прощать. Стремиться к новым знаниям и уметь пробуждать это стремление в учениках. Нужно говорить им о необходимости порядочности, доброты, не делая скидки на то, что мир вокруг жесток и прагматичен. Я восхищаюсь учителями, которые могут жить именно так. И конечно, как и каждый год, говорю им: «С праздником, коллеги!».