Человек надежды

Вацлав Гавел был не просто политиком, а государственным деятелем, который изменил судьбу своей страны.

“Надежда – это не убежденность в том, что все будет хорошо, а уверенность: то, что ты делаешь, имеет смысл – вне зависимости от того, чем дело кончится”. Вацлава Гавела, драматурга и диссидента, ставшего президентом Чехословакии (1989–1992), а затем Чешской республики (1993–2003), можно назвать человеком надежды: он жил в соответствии с собственным высказыванием, процитированным выше.

5 октября Гавелу, скончавшемуся в декабре 2011 года, исполнилось бы 80 лет. В Праге и еще нескольких городах Чехии в среду вечером пройдут юбилейные вечера, митинги и концерты.

Сегодняшние оценки деятельности и наследия Вацлава Гавела у него на родине неоднозначны. Либерализм и подчеркнутая приверженность идеям европейской и евроатлантической интеграции не нашли понимания у обоих преемников Гавела на президентском посту: Вацлава Клауса, одного из самых яростных критиков Европейского союза, и Милоша Земана, который приобрел репутацию преданного союзника Кремля. Но многие другие чешские и, шире, европейские политики и общественные деятели, напротив, смотрят на Гавела как на политический и моральный ориентир.

Некоторые историки и публицисты, воздавая дань достижениям Гавела, тем не менее признают, что в роли президента бывший диссидент не всегда вел себя безупречно, но всегда – в соответствии с собственными убеждениями. Вот как пишет об этом обозреватель пражской газеты "Право" Александр Митрофанов:

"Гавел был не просто политиком, а государственным деятелем, который изменил судьбу своей страны. В эти дни президента Гавела, что вполне естественно, сравнивают с президентом Земаном. Говорят о несопоставимости этих личностей и о тщательном уничтожении вторым наследия первого. Это видно невооруженным глазом. Как и значительные успехи, которых добился Земан в мобилизации той части общества, которую Гавел терпеть не мог. Он не скрывал презрения по отношению к обывателям с кругозором запечного таракана. Но президент республики, руководствуясь политическим разумом, должен сам запретить себе это, иначе вместо объединителя он окажется разделителем. Нынешний обитатель Пражского Града продолжает традицию отвращения и неприязни к определенной части общества, заложенную Гавелом. Просто с обратным знаком".

Об исторической репутации Вацлава Гавела, его идеях и о том, почему первый президент Чешской республики служит и будет служить предметом восхищения и споров, «Радио Свобода» рассказал Эрик Табери, главный редактор чешского еженедельника Respekt, основанного в дни «бархатной революции», сделавшей Гавела из диссидента президентом.

– Трудно не заметить одной интересной детали, общей для Вацлава Гавела и Михаила Горбачева: оба они были и остаются более популярными за пределами своих стран, чем на родине. Как это объяснить? Почему в Чехии чаще критикуют Гавела и его наследие, чем на Западе?

– Думаю, отчасти это вызвано тем, что если человек связан с практической политикой, то ему трудно оставаться в глазах общества чистым олицетворением неких идеалов, рыцарем без страха и упрека. И с близкого расстояния недостатки и огрехи видны лучше, чем издалека. Кроме того, мне не кажется, что непопулярность Вацлава Гавела в чешском обществе столь уж велика. Скажу больше: думаю, чем дальше мы будем от тех времен, когда Гавел был президентом, тем сильнее будет связь с теми идеями, которые он символизирует. Больше будут вспоминать о самом важном в его наследии. У меня есть недавний опыт общения со студентами и учениками нескольких вузов и школ, и должен заметить, что меня самого удивило, насколько сильный отклик у них находит история Гавела, его судьба.

– Вацлав Гавел связан со вполне определенным направлением в политике и конкретным набором ценностей: либерализм (в социальной и политической областях – в экономике Гавел не очень разбирался, но в целом тяготел скорее к левоцентристам), открытость, однозначно прозападная ориентация, защита прав человека в своей стране и по всему миру… Сторонники этих ценностей сейчас сталкиваются с немалыми трудностями, в том числе и в странах Центральной Европы. Что происходит и что, по вашему мнению, сказал бы об этом Гавел, будь он в живых?

– Мне кажется, нынешнее развитие событий кое в чем логично. По историческим меркам, от революции 1989 года прошло не так уж много времени. Иногда говорят, что 40 лет коммунистических режимов в странах бывшего восточного блока не только затормозили во многих отношениях общественное развитие, но даже повернули его вспять. То есть мы догоняем упущенное даже не за 40 лет, а за больший период времени. С этой точки зрения неудивительно, что наследие предыдущей эпохи в нас есть, и корни у него крепкие. Сравните западные и восточные земли Германии: это давно одна страна, но различий между двумя ее частями по-прежнему много, и это главным образом различия ментальные. Так что сейчас мы сталкиваемся, с одной стороны, с ностальгией по "старым добрым временам", а с другой – с определенной психологической традицией, нелюбовью к риску и самостоятельности, склонностью к патернализму. Речь идет порой о банальных вещах – сменить место работы, начать новый проект, на Западе люди куда более привычны к этому, чем у нас, там куда сильнее традиция личной ответственности. Нам для этого еще нужно время, видимо.

Если вернуться к Вацлаву Гавелу, то, может быть, у нас в Чехии позитивное отношение к Западу несколько сильнее, чем в некоторых других посткоммунистических странах, как раз благодаря ему, это наследие его деятельности. То, что происходит в последние годы, проблемы, связанные с евроскептицизмом, популизмом – их можно было ожидать, но, похоже, их преодоление будет труднее, чем многим казалось. Относительно того, что бы сейчас сказал или сделал Гавел… Ну, я не хочу выступать как человек, который пытается за него что-то сказать, это глупо. Что можно сказать с уверенностью и в чем не сомневается, думаю, ни один человек, который Гавела знал, – это то, что он, безусловно, старался бы объяснить и убедить общественность в том, что Запад – наш естественный выбор. Что представления о каком-то нейтралитете в духе "ни Запад, ни Восток" нереалистичны и бессмысленны. Что наше будущее, если мы хотим видеть его свободным, должно быть связано с западным миром. Об этом он, безусловно, говорил бы.

– То, что оба преемника Вацлава Гавела на президентском посту – Вацлав Клаус и Милош Земан – очень сильно отличаются от Гавела, пропагандируют иные идеи и отчасти иную геополитическую ориентацию своей страны, объясняется вот этими процессами в обществе, о которых мы говорили?

– Быть похожим на Вацлава Гавела крайне сложно, так что это вряд ли удалось бы даже людям, которые разделяли бы систему взглядов Гавела. Способность осмысления ситуации, политического и философского анализа, которой обладал Гавел, была уникальна – я бы не побоялся сказать, что это был человек глобального масштаба. Клаус и Земан были избраны на президентский пост в других исторических условиях, нежели Гавел. Они куда активнее использовали такие инструменты практической политики, как популизм, склонность к непрозрачным закулисным соглашениям и сделкам во имя политического успеха. Однако такой успех вряд ли может быть долгосрочным. Сформулировать принципы, которые отстаивал Гавел, очень нетрудно, и у них есть совершенно ясная моральная основа.

А вот если задуматься, какие ценности предлагают обществу господа Клаус и Земан, то тут поиски могут затянуться. Ведь пропаганда страха и ненависти – к Евросоюзу, к мигрантам, к либералам – это не ценности, это то, что приходит и уходит вместе с людьми, которые такой пропагандой заняты. Преемники Гавела были успешны в поисках пути к власти, но не думаю, что их ждет успех в исторической перспективе. Это, конечно, не означает, что такие политики не в состоянии нанести обществу серьезный вред, что мы и наблюдаем. С другой стороны, мы видим, что все больше становится людей, которым это не по душе, и они стараются таким негативным влияниям противостоять. Еще одно замечание: не будь миграционного кризиса, тому же Милошу Земану не видать второго президентского срока, на который он сейчас с неплохими шансами рассчитывает. Он был весьма непопулярен, но затем ловко использовал тему миграции, которая одних людей здесь пугает, а других приводит в нездоровое возбуждение.

– Для либеральной части чешского общества Вацлав Гавел – нечто вроде символа и ориентира. Но не случится ли так, что он станет просто фигурой из учебника истории, человеком, о котором каждый будет что-то знать, но вот живой памяти о нем больше не останется? Нечто подобное, насколько я могу судить, уже произошло с первым президентом Чехословакии Томашем Масариком.

– Да, с Гавелом это тоже неизбежно случится. Это естественный процесс, ведь со временем будет все меньше людей, знавших и помнящих его лично. Так что превращение Гавела в символ, безусловно, будет. Для одних он – символ однозначно светлый, для других – олицетворение негативных сторон того, что происходило после 1989 года. Тем не менее, пока живы идеи, живы и их носители. По-моему, это лучшее, что может случиться с политиком. Вы упомянули Масарика – так вот, с ним именно это и произошло. То же ждет и Гавела. Конечно, исчезнут какие-то детали – вместе с людьми, которые лично знали и наблюдали этого человека, в их числе был и я. Мы видели "пятна на солнце", ошибки и слабости, которых не был лишен Вацлав Гавел в его бытность главой государства. Мне кажется очень важным, особенно для посткоммунистических государств, иметь свои символы, идеи, представления о том, куда мы идем. В этом отношении мы, чехи, счастливый народ, потому что у нас был Гавел и нам есть на что ориентироваться. В этом плане нам, возможно, повезло больше, чем большинству наших соседей.

– В начале нашего разговора вы сказали любопытную вещь: что, по вашим наблюдениям, Гавелом интересуются и молодые люди. Чем именно, что он им может дать? Ведь молодежь в Центральной Европе не слишком политически активна, да и времена сейчас совсем другие.

– Каждая история, каждый сюжет действует сильнее в кратком, "концентрированном" виде. В этом плане история Вацлава Гавела очень хороша: известный драматург, благополучный человек решает противостоять несправедливости тоталитарного режима, отказывается от предложенной ему возможности эмиграции, попадает в тюрьму за диссидентские выступления. При этом он остается интеллектуалом, человеком, умеющим великолепно формулировать свои идеи. Гавел афористичен: даже если вы не читали его крупных произведений, эссе, то наверняка слышали какие-то наиболее важные его высказывания, которые, говоря сегодняшним языком, вписались бы в формат твита. Это как раз вещи, которые близки молодому поколению. Мне кажется, Гавел для них – более живой, не окостеневший человек, в отличие от других "фигур из учебников". Еще и благодаря тому, что Вацлав Гавел обладал отличным чувством юмора, что молодежи тоже близко и в ее системе координат связано со свободой. Думаю, такое восприятие Гавела может сохраняться еще довольно долго.

– Можете себе представить, как будет отмечаться столетний юбилей Вацлава Гавела? Или поставлю вопрос чуть иначе: как бы вы хотели, чтобы он отмечался через 20 лет?

– В первую очередь я бы хотел, чтобы сохранялось то, за что Гавел боролся: возможность свободной дискуссии, в том числе и о самом Гавеле – вне зависимости от того, видит ли в нем и его деятельности кто-то вдохновляющий пример или, наоборот, проблему. Я больше всего боюсь, что пространство свободы, свободного обсуждения того, как обстоят дела в обществе и куда оно хочет идти, будет сокращаться. Мы часто заблуждаемся, думая, что тоталитаризм начинается и заканчивается с появлением или исчезновением танков на улице, с символами насилия. Но на самом деле диктатура может начаться тем, что мы сами, добровольно ее выберем – в своих головах. Больше всего я бы опасался этой самоизоляции перед миром, закрытия границ – настоящих, государственных, или ментальных, возникающих в головах.

Ярослав Шимов, «Радио Свобода»