Змитер Войтюшкевич: Любовь – это когда тебя прощают

Белорусский бард со сцены дает людям установку — верить в свои силы и меньше себя жалеть.

Неутомимая творческая плодовитость известного белорусского музыканта Змитера Войтюшкевича достойна зависти — за время сольной работы он делает по альбому в год. Результат — полтора десятка альбомов и концертных программ на стихи белорусских поэтов (Камоцкого, Бородулина, Некляева, Буравкина) и поэтов иностранных (русских, японских, шведских, польских) в переводе на белорусский язык, пишет tut.by.

«Обо мне иногда говорят: „Человек, который не написал ни одного хита“. Ну и нормально. Если придираться, в мире много известных композиторов, не написавших ни одного хита. Я хвалу и клевету приемлю равнодушно», — отвечает критикам музыкант.

Войтюшкевич лихо совмещает образ лирического героя, дамского угодника и запрещенного музыканта. Говорит, его жанр не предполагает глубины, но иногда ловит себя на мысли, что со сцены дает людям установку — верить в свои силы, меньше себя жалеть, продлевать смысл жизни. И в шутку называет себя защитником всех белорусских мужчин: «У меня есть песня на стихи Некляева „Ты залаты“. Если разбирать образы, он — залаты, хотел бы загудеть и загулять. Но я его оправдываю. Он хотел бы загулять только потому, что дома не ждут и все время клянут на чем свет стоит. Поэтому после тракторного завода он идет в бар, напивается, потом — домой спать. После этого — на работу, а в пятницу уезжает на дачу. Так проходит жизнь».

Сам Змитер преодолевает жизненные кризисы, окружая себя близкими, родными людьми. Детьми. Семьей. Поэтому сегодняшний разговор — о главной теме его песен, о мотиве и источнике жизни. О любви.

— В 25 лет ты говорил, что мечтаешь стать богатым, знаменитым и счастливым. Сегодня, в свои 45, ты по-прежнему думаешь, что это возможно?

— С возрастом со счастьем происходит интересная метаморфоза. Ты понимаешь, что любовь не только в сердце. Все очень непросто с любовью… Был такой период, когда я перестал верить в неё. Мне казалось, человек к человеку любви может и не испытывать. А потом начал находить ее подтверждения. Если бы любви не было, зачем тогда эти 20 лет стоило жить? Теперь точно знаю — она есть. При этом я не могу постоянно быть в состоянии любви. Она искрит то тут, то там. Это не значит, что где-то есть подруга, которая пишет тебе эсэмэски. Любовь может быть в детях. В ситуациях банальных, как Рождество. Или когда ты о ком-то скучаешь. Еще любовь — это когда тебя прощают…

(Хитровато улыбаясь, напевает): «Не магу я быць невінаватым. Чуеш, не магу».

Я счастливчик и не однажды об этом говорил. А теперь еще знаю, как можно продлить счастье девушки. Нужно посадить ее на качели, шестиметровые, на тросах, как у меня в Войтюшках на Немане. Я видел эти мгновения счастья не только по своим, но и по чужим людям, которые приезжают на хутор.

А насчет богатства… Я человек небедный. Плюс — в достаточно неплохой физической форме и в состоянии проехать несколько тысяч километров, чтобы найти себе работу по душе. Я редко отказываюсь от предложений выступить. Один человек сказал обо мне: «Войтюшкевич — музыкант хороший, а человек — г…». Я потом думал об этом, и появился ответ. Это потому, что у меня никогда не было директора, продюсера. Я вынужден быть и музыкантом, и торговаться до последнего цента, отстаивая свой гонорар. Зато теперь могу лекции читать или книгу писать, как выжить запрещенному музыканту.

— Тема запрещенных музыкантов до сих пор актуальна? После недавнего выступления в Гомеле группы Brutto разве не наступило «потепление»?

— В течение месяца мы дважды пробовали получить разрешение на проведение концерта в Минске. Разрешение дали, но залы нам тут же отказали. Такое ощущение: дракон не знает, что делают его головы. Год назад я получил грамоту от Лепельского райисполкома, подписанную председателем. И в этот же момент в Минске запретили мой концерт в доме Москвы (смеется).

— Возвращаясь к разговору о личном, ты не однажды в интервью признавался, что в семейной жизни «наломал дров». Как тот прежний опыт влияет на тебя?

— С Вероникой (Вероника Круглова, первая жена Войтюшкевича, известная как солистка фолк-группы Kriwi. — Прим.) мы расстались мирно. Но всякий развод — рана на сердце, хотя принято считать, что мужикам всё пофиг. Сложности были после второго брака с Леной (художница Алена Мелех), но в течение последнего года ситуация наконец-то стала меняться к лучшему. Недавно мы встречались в Берлине, я даже жил в квартире ее второго мужа. То есть отношения со второй женой и тещей налаживаются. Но мой старший сын Андрей пока не готов встретиться со мной… Несмотря на то, что в личной жизни все запутано, я хотел бы постепенно навести порядок вокруг себя. Для меня это очень важно. Я мог бы оправдывать себя как угодно, мол, и сам вырос без батьки, ничего страшного, но хочу, чтобы мои дети узнали, что у них есть старший брат, чтобы они могли вместе проводить время на Немане. Хочу, чтобы все мои дети видели во мне отца.

Дочь Стефания. Фото: Алексей Казнадей Сын Язеп

— А какой ты отец?

— Ну, не самы кепскі (улыбается).

— Строгий?

— Нет, абсолютно. Скорее, мама у нас строгая. Галя (Галина Казимировская — дирижёр Concordia Chor) вдумчивая, она знает, как правильно воспитывать. Но иногда чувствую: как хорошо, что у детей есть я. Мама каких-то важных вещей не может, да и не должна знать.

— Говорят о так называемых «отцовских правилах». По-твоему, что именно от отца должны узнать дети?

— Как бы это ни прозвучало, мне кажется, главное, что есть между нами, — это любовь. Стефания и Язеп еще не такие взрослые, чтобы отдаляться. Самое важное для них сейчас — моя забота, просто обнять или поиграть вместе. Время от времени я уезжаю, поэтому иногда им может не хватать моего внимания. Говорят, лучше всего воспитывать личным примером. Наверное, поэтому детям нравится все, что связано с природой, они, как и я, очень любят бывать на Немане. Когда мы приезжаем туда, стараемся вместе сходить на кладбище к бабе и деду. Я хочу передать им эту традицию.

Еще я бы очень хотел иметь возможность уезжать с детьми куда-нибудь, скажем, на полгода. Во Львов, в Варшаву, в Копенгаген — туда, где нам было бы интересно. Мы бы там жили, знакомились с местными поэтами, художниками, музыкантами и так вместе постигали мир.

— Отцовское отношение к сыну и дочке отличается?

— Конечно! Думаю, любой отец скажет о дочери — я благодарен, что она у меня и для меня есть. Стефания дает мне неимоверное количество тепла и ласки. Наверное, ни одна женщина не дала мне столько в эмоциональном плане. Благодаря дочке я теперь по-другому воспринимаю женщин. Всех, кого когда-либо встречал. Со мной уже можно не говорить о проблемах, которые их волнуют. Теперь это лишнее — я все вижу в глазах. Ну, мне так кажется. И потом это понимание, эти образы я выношу на сцену. Это как-то интуитивно пришло, когда я начинал сольную карьеру: надо не петь песни, а рассказывать истории. Это гораздо интереснее. Теперь ко мне на концерты люди приходят за ответами на свои внутренние вопросы.

— Работая над своими альбомами, ты говорил, что читал не только поэзию, но и множество биографий. Чья история любви похожа на твою или интересна для подражания?

— Вообще, это все привлекает: трагизм, надрыв, скандалы… Но, например, история любви Маяковского, «танго втроем» — это, мягко говоря, на любителя. В какой-то момент моей жизни элементы такого присутствовали. Но мне это неинтересно. Конечно, мы хотим быть единственными. Для всех.

— А насколько тебе близок образ подкаблучника, который возникает в некоторых песнях?

— Лично я — такое свободолюбивое существо. Но вместе с тем понимаю, каково это — находиться под каблуком. В этом есть определенная зона комфорта. Я и сам, как герой моей песни, хотел бы «загудеть и загулять». Но даже не представляю, что могу загудеть хотя бы на два дня. Жёсткий график, дети, семья… «Каблук» в таком смысле сильно спасает мое здоровье (смеется). А вообще, об этом лучше спросить у моей жены. Думаю, она скажет, что меня вообще оседлать невозможно. Я точно знаю: где на Войтюшкевича сел, там и слез. Этим я в свою маму.

С женой Галиной и детьми

— Обычно от родителей мы ждем оценки наших дел. Какая похвала была для тебя самой важной? Или мамины слова, когда ты понял, что все в жизни делаешь правильно?

— Похвалы не помню, а слова… Была встреча моей второй жены на сносях и ее родителей с мамой моей. Она не сильно готовилась к их приезду. Можно сказать, вообще не готовилась. И пока я что-то на стол накрывал, мама им говорит: «Знаеце, а мне што гэта, што тая, абы Дзімку было добра». Мне потом эту фразу очень долго вспоминали. Но с материнской точки зрения она сказала искренне, от сердца. Или когда мы с Вероникой Кругловой приехали к маме знакомиться… Представь, Вероника меня на 5 лет старше, я у нее третий муж, мама улыбнулась только и сказала: «Е. твою мать!». С юмором была.

С мамой Лидией Имполитовной, фото из семейного архива

— Есть мнение, что мужчины, воспитанные женщинами, инфантильны. Ты согласен с этим?

— Я не знаю, связано ли это напрямую с тем, что меня воспитывали мама, бабушка и тетя Маруся, но многие вещи у меня в жизни произошли поздно.

Дед Змитера, Имполь Конан Тетя Мария Александровна и дядя Казимир Антонович.

И я очень рад этому. Неизвестно, как сложилась бы судьба, если б меня воспитывали продвинутые художники и музыканты. А у меня мама была простая женщина, певунья, любила «чарку кульнуць». Воспитания, разговоров «мама и сын» у нас никогда не было. Может, это связано с простым укладом жизни. Она никуда не выезжала из Березовки. Да и не хотела «в Минск, в театр». Незадолго до ее смерти мы успели съездить в Ляховичи на ее родину. Я-то думал: жизнь впереди, мы все еще успеем. А разговоры… Я знаю, что она меня всегда ждала. Это точно. (Замолкает — в глазах слезы, и он их не скрывает).