Братья наркоманы

Многие считают, что россияне превратили белорусов в «нефтегазовых наркоманов».

Известно, у наркомана очень мало шансов для излечения своей роковой зависимости. Даже вполне осознаваемая угроза жизни, чаще всего, не может заставить его отказаться от пагубных привычек. Поэтому продавец наркотиков всегда имеет гарантированный рынок сбыта, заинтересован в его расширении, стремится к утверждению себя монополистом, чтобы обеспечить себе высокими и постоянно растущими прибылями.

Наркоторговля, там, где она возникает, имеет все предпосылки для самоутверждения на сугубо рыночной основе, а сформировавшийся наркотрафик приобретает вид самой устойчивой экономической связи, живучесть которой только подтверждается малой эффективности полиций всего мира в борьбе с этим злом.

Оборот мировой наркоторговли по его емкости сравнивают с оборотом мирового нефтяного рынка, на котором часто продавцы тоже диктуют свою волю покупателям. Беларусь, которая не имеет возможности выбирать себе конкурирующих поставщиков, попала в полную зависимость от своего главного партнера-монополиста, России, которая всегда извлекала сверхдоход из этой ситуации. 

Даже специально удешевляя цены на сырье для Беларуси, обеспечивая себе известный политический капитал. Менее очевидны экономические выгоды России в этом деле, но они есть. Например, гарантированный транзит сырья в Европу, который обеспечивался Беларусью.

Многие считают, что россияне превратили белорусов в «нефтегазовых наркоманов». С этим можно согласиться, но только отчасти. Поскольку эта зависимость имеет несколько иную природу, а для ответа на вопрос, надо вспомнить историю. 

Например, историю «перестройку и ускорения», у которых всегда было много сторонников и принципиальных противников, политиков и общественных деятелей, множество идеологов и «крепких хозяйственников», технократов в политическом руководстве, в правительстве, в министерствах, на предприятиях. 

Каждый из них решал конкретные задачи на своем месте, не задумываясь об экономической природе своей работы. Например, хронической болью правительства была проблема закупки хлеба за рубежом, поскольку сельское хозяйство, чем дальше, чем меньше удовлетворяло потребности страны в этом стратегическом продукте.

Притом, что лишних денег у государства денег не было, а иногда не было вовсе.

Повезло: в 1973 году в мире разразился энергетический кризис, а в Западной Сибири были найдены новые нефтяные и газовые нефтегазовые месторождения, освоение которых позволило резко увеличить экспорт топлива, ставшего главным и едва ли единственным валютным товаром СССР.

За последующее десятилетие СССР выручил около 200 млрд. «нефтедолларов», от которых случилось «головокружение от успехов» у всех советских людей. Но по-разному. Идеологи радовались, уверенные, что таким образом социализм доказывает свое преимущество над капитализмом, правительство решило направить нефтяные миллиарды в сельское хозяйство, в ВПК, в улучшении климата в стране, повернув сибирские реки вспять, заставить их течь в засушливый Казахстан и Среднюю Азию. Чтобы оросить колхозные хлопчатники в Узбекистане и Туркмении, а также построить судоходный канал «Сибирь – Средняя Азия» от Карского моря и по Каспийскому до самого Персидскиго залива.

Чтобы оценить масштабы этой затеи (длина канала -- 2550 км, ширина 130—300 м, глубина – 15 м), можно вспомнить, что знаменитый Панамский канал, несущий на себе около 5% мировых океанских перевозок, имеет длину в 81,6 км и глубину в 12 м. И очевидно уступает по своим возможностям, который строился Минводхозом СССР.

Советские экономисты отличались смелостью в оценке прибыльности принятых к исполнению планов партии. По их расчетам, предварительная стоимость проекта (водоподача, распределение, строительство объектов и их освоение сельским хозяйством) равнялась 40 млрд. долларов, что обещало ежегодный доход в 9 млрд. долларов. 

Впервые в истории страны проект в сельское хозяйство обещал оказаться очень эффективным, поскольку рентабельность эксплуатации канала (по расчетам Госплана СССР) составляла 16%.

Золотое дно, в которое хотели закопать миллиарды нефтедолларов, обещало прорости изрядной прибылью. Но, увы, деньги закончились, а главное – исчез его источник. В середине 1980-х мировые цены на нефть снизились, что фактически подорвало советский экспорт в развитые страны, сохранив перед ним обязательства по поставкам нефтепродуктов в страны СЭВ, расчеты которых, грубо говоря, осуществлялись на бартерной основе. А ведь Союзу как воздух требовалась живая валюта.

Егор Гайдар позже сказал на «Эхе Москвы»: «Дата краха СССР… она известна. Это, конечно, никакие не Беловежские соглашения, это не августовские события, это 13 сентября 1985 года. Это день, когда министр нефти Саудовской Аравии Ямани сказал, что Саудовская Аравия прекращает политику сдерживания добычи нефти, и начинает восстанавливать свою долю на рынке нефти. После чего, на протяжении 6 месяцев, добыча нефти в Саудовской Аравии увеличилась в 3,5 раза. После чего цены рухнули. Там можно смотреть по месяцам – в 6,1 раза… После чего, собственно, история СССР была полностью сыграна».

Экономист Гайдар, считал, что бывшие народнохозяйственные связи разрушились по причине краха внешней торговли СССР. А политики, в частности, Нурсултан Назарбаев утверждали, что на 70% падение производства обусловлено разрушением народнохозяйственных связей, и на 15% -- ликвидацией СЭВ. 

С этим трудно спорить, но следует заметить, что СЭВ развалился, когда перестал удовлетворять экономические интересы партнеров, равно как и народнохозяйственные связи в самом СССР, оказавшиеся неэффективные при первом приближении народного хозяйства к рыночной экономике.

Мобилизационная экономика СССР, плановая, управляемая командно-административными методами, на первый взгляд, обладала принципиальные преимущества перед рыночной экономикой. Например, возможностью аккумулировать ресурсы и направить их выполнение самых важных приоритетов.

Но в отсутствие рынка трудно было определиться с приоритетами. Так, общество с пониманием восприняло программу по подъему Нечерноземья. Туда закачали миллиарды, заработанные «нефтянкой», но результаты оказались отрицательными. Поэтому более углубленная и расширенная Продовольственная программа, объявленная делом всенародным, самим народом воспринималась скептически.

В итоге, в своих расчетах партия и правительство в очередной раз обманулись, а народ оказался прав. Возникшая в 1964 году потребность в регулярных закупках зерна за рубежом с каждым годом росла, и в 1980-е годы СССР стал главным импортером продовольственного зерна, на которого приходилось до 15% мирового зернового импорта.

Подводя итоги последнего двадцатилетия, эксперты отмечают, что в 1970-е годы СССР резко увеличил объемы экспорта нефти и доведя его до 20% мирового рынка. Но при этом западные страны только диверсифицировали свой нефтяной импорт, для ослабления своей зависимости от традиционных поставщиков. 

А СССР попал в полную зависимость от рыночной конъюнктуры, поскольку доля энергоносителей в экспорте к середине 1980-х годов достигла 50%. При этом львиная доля внешнеторгового оборота приходилась на соцстраны, включая страны-члены СЭВ (около 65%), на развивающиеся страны (15%), и только 20% приходилось на развитые капиталистические страны. Только экспорт в эти страны позволял получать выручку в СКВ.

СССР в эти годы постоянно наращивал объемы нефтяного экспорта, что гарантировало увеличение притока СКВ, продолжал это и после падения мировых цен, поскольку иных способов заработать не имел. Но в итоге выдохся. В 1988 году было продано 205 млн. тонн нефти и нефтепродуктов, а в 1989 году на 20 млн. тонн меньше. 

Иными словами, обещанные партией народу «ускорение» и «перестройку» оказались без финансирования. Более существенно, исчезла возможность сохранения импорта товаров народного потребления и продуктов питания, что усугубило ситуацию на розничном рынке. 

С прилавком исчезли даже товары первой необходимости, а в скором времени товары из торговли исчезли вообще. Осенью 1989 года, впервые после войны, Москва ввела карточно-талонную систему, отказав иногородним гражданам СССР в праве покупать товары в столице своей страны.

Исторический парадокс, который часто подтверждает старую истину – благими намерениями вымощена дорога в ад. Избранный столичным мэром демократ и рыночник Гавриил Попов в 1991 году осуществил тотальное рационирование потребительского рынка, полностью закрыв его от остального населения страны.

Аналогичные мероприятия провели везде – в союзных республиках, областях, городах, районах и сельских советах. Иными словами, произошла тотальная «суверенизация» страны, в котором не находилось места для союзного правительства. Путч 19 августа 1991 года пытался восстановить его роль, но провалился, поскольку главной проблемой общества стало физическое выживание. 

Как хладнокровно сообщают хроникеры того смутного времени, «к началу 1991 года над страной нависла реальная угроза полномасштабного голода. Из-за рубежа в СССР начала поступать гуманитарная помощь».

Это вполне объяснимо. Наркоманам живых денег обычно не дают, поскольку они купят наркотики, но помочь горемыке пропитанием – дело богоугодное. СССР в итоге не выдержал социально-экономической и политической ломки, развалился, заявивший о себе миру в лице новых независимых государств. 

Каждое из этих государств выглядело кусочком разбитого зеркала, подобного всем остальным осколкам по своей советской сути, по размеру, но имеющим свои специфические исторические особенности и приобретенные в условиях бывшего социалистического общежития качества. У каждого имелись свои преимущества, которые надлежало реализовать для обеспечения будущего развития страны.

Например, прибалтийские государства решительно реформировали свои экономики по рыночным лекалам. Бывшие в советские времена дотационными «народнохозяйственными комплексами», управляемые из центра, они должны были стать самостоятельными, развивающимися на своей собственной основе.

Известный литовский писатель, которому надоели обвинения в том, что Литва получает от центра дешевые ресурсы, сказал своему российскому коллеге: «Оставьте нас в покое. Позвольте нам умереть свободно». 

В общем, это и был рецепт излечения зависимости от России, следуя которому экономика перешла на покупку ресурсов по рыночным ценам. У любого торговца, который предлагал приемлемые цены. А рынок никого не учит «жить по средствам», он нерадивых дельцов просто выживает из экономики. 

В Беларуси такого понимания не было. Напротив, руководство страны не решилось на такую «шоковую терапию». В 1993 году, Вячеслав Кебич, возглавлявший исполнительную власть, отвечая на вопросы журналистов о перспективе, в сердцах бросил: «Да не хотим мы сдать суверенитет. Но что делать со страной, которая на 80% зависит от импорта сырья?». 

Действительно, что? Среди так называемых хозяйственных и политических элит возобладала 

уверенность в необходимости сохранения «народно-хозяйственных связей» любой ценой, в том числе и поступаясь государственным суверенитетом. Эта точка зрения возобладала и в электоральной среде, в результате чего популист Лукашенко на выборах победил популиста Кебича. Премьер хорошо понимал трудности страны, и был удивлен обещанию своего оппонента «запустить заводы».

В недоумении он только развел руками: «Как?». Оказалось просто. Как после было метко отмечено – в ответ на поцелуи. Дешевые ресурсы в ответ на политические обещания. Но все со временем заканчивается. Пользуясь российскими сырьевыми подачками, Беларусь содержала свою экономику в состоянии своей первоначальной неэффективности. 

Россия, в свою очередь, ошиблась в расчетах на политический барыш, обещанный Лукашенко. В итоге Россия после повышения конъюнктуры на нефтяном рынке чудесно разбогатела, но только для того, чтобы через несколько лет вернуться к прежним своим бедам, когда конъюнктура обвалится.

А перед Лукашенко вновь встал вопрос, где взять деньги на содержание своего «народнохозяйственного комплекса», когда собственных денег нет, и никто не спешит оказать помощь. У одних деньги тоже закончились, а другие не занимают, понимая, что Лукашенко не умеет обращаться с деньгами.

В общем, перефразируя классика, можно сказать, что все счастливые наркоманы кейфуют одинаково. Каждый несчастливый наркоман ломается по-своему.

Два года назад Лукашенко жил ожиданием нефтяной ренты в размере 2 млрд. долларов как приз за успехи на ЕЭП, уже включенной в бюджет. А вместо этого получил убыточную и падающую нефтепереработку. 

Весной 2015 «архитектор белорусской модели» так поучал работников МТЗ: «Тракторы у вас хорошие, конкурентные, но только потому, что я обеспечил вас дешевыми энергоносителями».

Теперь он молчит. Зато есть полная ясность с ответом на вопрос: «Кто виноват? Кто сделал белорусов нефтяными наркоманами?» Он – главный виновник. Вопрос, что делать, тоже, в общем, очевиден: при нем ничего путного сделать нельзя.

Константин Скуратович, «Белрынок»