Как экскаваторщик из-под Заславля ушел из дома, чтобы стать всемирно известным

Андрей Гридин стал реальной величиной, вырастив больше десятка чемпионов мира по тайскому боксу.

Советской постройки помещение с высокими потолками. На входе значится Gridin Gym. Непосредственно Gridin — мужчина, который заканчивает тренировку. По залу разлетаются звуки множественных ударов. Андрей Гридин снимает «лапы» и крепко сжимает протянутую руку, пишет Onliner.by.

Его семья переехала в Беларусь из Сибири. Стоял 1971 год. Отец был склонен к перемене мест и коллекционировал стройки. Узбекистан — да, Казахстан — погнали. Семья таскалась за ним. В Сибири старший Гридин занимался Братской ГЭС. В Беларуси рыл Минское море. Работал на кране и больших экскаваторах, в ковш которых мог влезть целый вагон.

Сына техника совсем не привлекала. Сверстники угоняли мотоциклы, а он — лошадей в соседних деревнях. Не насовсем — чисто покататься. Подросток называл это «зовом предков» и ходил в лес будто в храм. Благо в Заславле с доступом к природе проблем не было. Когда наступала весна, удирал из дома и жил в лесу один. Знал, что придет домой и огребет по полной программе, но неделю от души кайфовал. Спал либо в палатке, либо в самодельном шалаше.

Бойцовский клуб, который принес Гридину известность, с его же подачи был назван «Чинук». По легенде, возле скалистых гор когда-то жило племя индейцев. Зима обрывала его связь с внешним миром полностью, все заметалось снегом. А после приходил теплый ветер и буквально за сутки менял температурный минус на плюс. Люди выходили на улицу, чувствовали теплый воздух и, понимая, что весна пришла, говорили: «Чинук дует, южный ветер перемен».

Увлечение индейцами определило детство Гридина. С 13 лет он начал охотиться. В основном куропатки и зайцы, подстреленные ружьем 12-го калибра. Его подросток выменял у знакомого где-то в Заславле на боксерские перчатки и 5 рублей. Интерес к индейской теме быстро дошел до восхищения. Возникла компания человек в десять. Ребята делали одежду, вышивали бисером, изготавливали луки и топоры и даже изучали язык.

Гридина выбрали вождем. Нужно было обзавестись богатым венцом из перьев. Желательно дефицитных — орлиных. Индюшачьих и без того хватало. В итоге юный вождь пошел в краеведческий музей и стал следить за смотрителем. Как только тот отошел, забрался на чучело орла и отодрал от проволоки три пера.

— Нам было лет по 14, когда я придумал эксперимент «Мы и природа». Отправились с парнями в лес с ружьем, луками и копьями. Вигвамы у нас уже были пошиты из брезента. С собой брали только соль. Корешки, грибы, охота и рыбалка — пропитание по плану было таким. Но лето оказалось засушливым. Грибов не было, ягод тоже, карасики попадались маленькие. На охоте я застрелил ворону, сварил ее, съел — и все. Прошло три дня — стало ясно, что эксперимент проваливается. В итоге решили с племенем сделать набег на курятник. Я вышел и произнес речь в духе «Эти бледнолицые собаки захватили наши земли! Мы объявляем войну!».

1976 год. Тихая советская деревня. И вдруг на ее улице показался табунок оседланных какими-то индейскими детьми лошадей. Они кричали и размахивали луками. Местные даже не успели удивиться. Куриц хватились только потом. Мясо было с одной стороны сырым, а с другой — подгоревшим. Но после трех дней голода зашло словно блюдо из мишленовского ресторана.

Гридину, вообще, нравилась такая готовка. Как-то домой зашли друзья: «Пойдем на улицу». — «Погодите, я занят пока». — «Чем?» — «А вот мяса жареного на костре захотелось. Развел его на кухне в тазике, сижу и жарю».

В итоге парень все-таки повстречал охотинспекцию. Инспекторы окружали совсем другого нарушителя. Юноша попался чисто случайно. Гридин выбросил ружье, но его быстро нашли и конфисковали. Примерно так закончилось увлечение индейцами, которое заменил спорт.

Под потолком вновь разносится звук от автоматной серии ударов. По залу в носках идет закончивший тренировку Чингиз Аллазов — ученик Гридина, который к своим 23 уже девять раз становился чемпионом мира по тайскому боксу. Парень вежливо здоровается легким поклоном головы и идет обуваться. Через три недели в Марселе белорусский южанин выиграет главный бой вечера, защищая свой титул.

Увлечение его тренера единоборствами началось с карате. Мода была даже сильнее нынешнего интереса к ЗОЖу. Тогда группа «Земляне» записала песню «Не ходить на карате стало неприлично».

— Для советского человека все было очень красиво подано. Не просто драка, а отдельная, очень глубокая философия. Правда, считалось, что идеология в стране должна быть одна. По этой причине в Союзе растоптали церковь. Философия карате была чужда тому строю. В Уголовном кодексе даже появилась статья 219 — «Незаконное обучение карате». Можно было крепко присесть на два года. Прошло несколько показательных процессов. Одному моему другу пришлось убегать из Минска за обвинение по этой статье. Парень скрывался на Крайнем Севере. Так в СССР наказывалось инакомыслие.

Серьезные занятия единоборствами Гридин начал на минской площади Свободы. В нынешнем белом костеле находился зал общества «Спартак». Колокольни достроили позже. Там, где сейчас ведутся службы, активно боксировали спортсмены.

Правда, все это случилось уже после хабзы и армии. В свои 15 лет большие и маленькие конфликты Гридина с родителями взорвались решением покинуть отчий дом. Парню надоел деспотизм матери. Только спустя десятки лет он понял, что это от большой любви и страстной натуры. А тогда захотелось самостоятельной и взрослой жизни. Кстати пришлось поступление в училище механизаторов в Смиловичах.

Хабза оказалась отдельным миром с очень четкой иерархией. 1200 парней. Ребята с третьего курса спокойно приходили в блоки первокурсников, отбирали привезенную ими из дому «пайку», и это считалось нормальным. Прогульщиков, если те попадались, брили наголо. Постоянно происходили конфликты. По хабзе ходила фраза: «День без драки прожит зря».

В огромном здании был столь же огромный подвал. Дежурный мастер особо не контролировал его. Подражая каратистам, ребята надевали кеды, обматывали руки вафельными полотенцами и устраивали там спарринги. Когда через 30 лет Гридин увидел «Бойцовский клуб» Дэвида Финчера, удивился, насколько сильно кадры из фильма похожи на его юношеские воспоминания. Дрались до крови и дрались каждый день. Кто-то обязательно стоял на стреме около входа в подвал.

Правда, драки с поселковыми были жестче. Ненависть по умолчанию. Местные и приезжие. Самое массовое столкновение произошло, когда с обеих сторон было задействовано по сотне бойцов.

— Было это на третьем курсе. Старшие разъехались по домам, осталось человек 30. И вот кого-то из наших обидели. Вышли, а навстречу нам — 80 местных. К тому времени в хабзе появился женский факультет. Девочки повысовывались из своих окон на втором и третьем этажах и смотрят. Мы понимаем: если местные рванут, нам конец. Со мной был друг Вова по кличке ЗИЛ-131, человек огромной силы. Боялся ударить кого-то, чтобы не убить. Ну, мы с ним вычислили главаря и стали на него бочки катить: «Чего ты сюда пришел!» — «Да ничего, так… поговорить». — «А ну вали отсюда!» Развернули его, дали под зад с таким видом, будто все в норме. И тут видим: за ним вся толпа разворачивается и начинает разбегаться. Вот такая психология. Повезло нам тогда.

Крепкого парня сильно ждали в ВДВ. Правда, приехали какие-то люди с неизвестными петличками. Ничего не сказали: куда едем, зачем. Поезд направился в Москву. Потом во Владимир. В учебке оказалось, что это войска химзащиты.

Шла Афганская война, атмосфера была напряженная, выдерживали не все.

— Меня однажды командировали сопровождать одного помешавшегося парня домой. Вез его в деревню за Свердловском. Вроде сначала был нормальный. Но потом человека стало крыть. Парню все казалось, что его преследуют какие-то люди. А однажды поссорился с ребятами настолько сильно, что те вызвали милицию. Когда служивые приехали, боец стал угрожать, что заколдует их… Пару дней ехали на поезде. Помню, его родители достали из печи огромный каравай вкусного хлеба, скамейки широкие поставили, стол накрыли. Он выпил немножко и говорит: «Поехали в соседнюю деревню!» Несся по ухабистой дороге на дикой скорости. Ту поездку помню до сих пор. Сидел в машине и думал: «Что я тут делаю?..»

То ли из-за пропаганды, то ли из-за романтики все хотели воевать и быть героями. Гридин написал два рапорта в Афганистан. Один — вместе с товарищем, который учился на том же курсе. Белоруса воевать не взяли. Товарища взяли. Спустя пару месяцев Гридин узнал, что приятеля убили.

После дембеля поехал в Санкт-Петербург. Думал поступать в мореходку. Хотелось романтики, путешествий и других стран. Знал, что давление высоковатое. Потому пошел в порт и купил два килограмма дефицитных лимонов, чтобы прибить его. Мякоть была дико кислой. Скулы сводило. Давление чуть-чуть понизилось, но этого не хватило. Парень вернулся в Беларусь и три месяца читал книги, пока не пришла мама и не сказала: «Вставай, здоровый лось, иди работай!»

Так возникла экскаваторная династия Гридиных. Средняя зарплата была 120 рублей. Орудуя ковшом, можно было поиметь 170. Правда, как раз стояли 30-градусные морозы. Довоенные машины ломались, приходилось чинить их каждый день разбухшими на холоде руками.

— В итоге я решил пойти учиться. Поступил на лесохозяйственный факультет нынешнего технологического университета. Правда, со второго курса ушел. Пришлось. Просыпался в семь утра и ехал из Заславля в Минск. Много тренировался, сессии сдавал, но пропускал занятия. Домой приезжал в полночь на последней электричке. В итоге возник конфликт с деканом. У нас был хор его имени. Там задорно пели коммунистические песни. Пой, танцуй, но обязательно принимай участие в общественной жизни института. У меня не было времени. Вот на этой почве я и покинул университет.

Далее Гридин, по Цою, отправился работать кочегаром. В Ратомке был огромный дом, который отапливался углем. График — два через два. Парень работал и занимался единоборствами.

Началась перестройка. Друг предложил поработать при Партизанском райкоме комсомола в военно-патриотическом клубе. Там вели подготовку юношей к армии. Требовались инструкторы. Только вернувшийся на работу экскаваторщиком Гридин неожиданно согласился. Мама не нашла рационального объяснения поступку сына, сильно расстроилась и выгнала его из дома.

— Я взял у друга спальник и отправился жить в спортзал. Мы тогда снимали помещение на Ванеева. С собой у меня была плитка. Готовил прямо в зале. Помню настоящую пшеничную кашу. Если добавить масла — вообще деликатес.

Гридин повез свою команду на союзные соревнования по панкратиону. Белорусы стали первыми. Тренера сделали старшим в клубе. Успехи продолжились.

— В 1989-м я впервые отправился за границу. Карате уже было разрешено. Поехали обмениваться опытом. ВЛКСМ платила 50% командировки во Вьетнам, 50% надо было найти самому. Брал в долг везде.

Приехали в какую-то деревню. Вывели нам старого деда, лет 85 ему. Весь уже в пятнах — они называются цветы смерти. Так он головой лег на кирпич, другой положил себе на лоб и говорит: «Вот кувалда, дайте ее самому здоровому из вас». Нашли парня — реальный богатырь. «Бей что есть силы!» — кричит дед. Парень смущается: «Да я ж убью его». — «Бей! Не бойся». Тот дал что есть силы. Кирпич вдребезги! Дед сразу же вскочил: «Болван, надо было сильнее бить! Кирпич, который находится у меня под затылком, тоже должен был разлететься!»

Панкратион сменился кикбоксингом. Потом — тайским боксом. Гридин поработал в зале «Атлетик», а в 1993-м вместе с Владимиром Задираном создал теперь уже знаменитый «Чинук». Сейчас заведует Gridin Gym. Несмотря на то, что внутри страны тайский бокс — спорт не самый популярный, за ее пределами белорусские бойцы и тренеры широко известны и котируются весьма высоко.

— Только в 31 понял, что занимаюсь своим делом. Это был 1993 год, кажется. В 2004-м мы с Лешей Игнашевым прилетели на соревнования в Амстердам. Вышли из аэропорта и стали ловить такси. Подъехала машина. Ее водитель посмотрел на нас и вдруг засуетился: «О, Игнашев! Беларусь! „Чинук“! Я вас знаю». Тогда я окончательно убедился, что это мое.