Шаг вверх

Пять лет назад гражданская Россия предприняла публичную попытку расставания с Путиным.

Это происходило всего пять лет назад в нашей стране. Официальные результаты выборов депутатов Государственной Думы России 4 декабря 2011 года вызвали сильное общенародное возмущение. «Вы нас даже не представляете!» — родившаяся в те дни крылатая реплика Леонида Парфенова и сейчас остается смысловым символом тех настроений. «Мы вас не выбирали!» — говорили люди по всей стране и с этими словами выходили на улицы и площади. В федеральных и региональных столицах прошли самые массовые в XXI веке акции народного политического протеста.

В большинстве случаев они были несогласованными, но власти и полиция не препятствовали: масштаб совершенного на выборах воровства голосов понимали все способные мыслить, испуг властей от внезапно возмутившегося народа был очень сильным, и было принято решение «не мешать», выждать. В Пскове акция протеста объединила все партии, кроме одной — насильно правящей.

Я помню, как жались к полицейскому наряду пришедшие на митинг «поглядеть» члены регионального руководства «Единой России». Все они помнили в силу возраста, как рушилась власть КПСС в 1991 году. Атмосфера в воздухе в 2011 году была очень похожей. Ушел страх. Люди улыбались. Народ почувствовал свою силу. Люди понимали, что они и есть власть.

«Против жуликов и воров!» — этот лозунг за несколько месяцев узнала вся страна. «Голосуй за любую партию, кроме «Единой России»!» — призывали оппозиционеры, сами не имевшие возможности принимать участие в выборах.

Люди шли на выборы и верили, что в этот раз они изменят власть, изменят свою жизнь. Сам ветер истории, казалось, дул в спину.

Никто не знает точно, сколько и как голосов было украдено. Но все понимали, что речь идет о многих миллионах. «Протоколы переписывались, простите, в туалетах», — рассказывали мне в Пскове. Председатель ЦИК, «волшебник», не сдержавший обещания сбрить бороду в случае нечестных выборов, по обычной мобильной связи, потеряв страх перед законом, но в ужасе от невыполнения «планового задания», звонил «на 146%» лояльным председателям региональных избиркомов и прямым текстом говорил, сколько надо «добавить». И добавляли. Всю ночь, запивая украденное далеко не чаем, в страхе перед Самым Главным. Не выполнили. Не обеспечили. Не оправдали.

Народ почувствовал этот страх. Страх власти был сродни признанию в преступлении. «Знает собака, чье мясо съела».

5 декабря 2011 года стало не днем победы на выборах, а днем честных людей, открыто возмутившихся жуликами и ворами.

К протесту люди не готовились, но он оказался внутреннее созревшим.

Этот протест зрел несколько лет, и в нем смешалось многое. Владимир Путин лично и его «Единая Россия» годами зарабатывали на этот протест.

Звоночки за год до выборов (сентябрь 2010 года, когда Путин и Медведев публично, но отдельно друг от друга дали понять, что сами решат между собой вопрос о следующем президенте России) и на самом старте парламентских выборов (сентябрь 2011 года, когда на съезде «Единой России» Медведев подобострастно короновал Путина на следующий президентский срок) не были приняты во внимание. Придворные социологи обещали очередной триумф.

Запах надвигающегося застоя и угроза жизни в заколоченном подвале вывела миллионы людей сначала на выборы, а потом на свежий воздух улиц и площадей с протестом против лжи и воровства.

Ведь украсть голос гражданина — это значит украсть государство, захватить и узурпировать государственную власть.

Граждане вышли на улицы с простыми и законными требованиями к властям: соблюдения Конституции, законов, обеспечения честных выборов.

Это не был призыв к насилию. Это был призыв к диалогу с властями о соблюдении закона, но это было требование, а не просьба. Главным лозунгом всех митингов протеста был один: «За честные выборы!»

На мостах через Москву-реку висели растяжки: «Жулики и воры, верните выборы», «Депутаты, мы вас не выбирали!».

Власти испугались мирного протеста граждан.

Меньше всего на свете им нужны честные выборы. Они хорошо знают, в процессе каких «выборов» они вышли в политический свет. Другие выборы для них абсолютно опасны.

В самом начале протеста, в декабре и январе, граждане надеялись на конкретный результат — отмену результатов нечестных выборов и проведение честных.

Очень быстро стало ясно, что этого не произойдет.

Суды массово отказывали в исках об отмене результатов выборов. Власти категорически не были готовы признавать свое политические банкротство в такой очевидной и безусловной форме.

Между тем протесты декабря 2011 и января 2012 года, если бы их услышали и восприняли как должное, были шансом на мир. На гражданский мир внутри России, на мирное развитие вокруг России.

Многие люди были тогда еще живы и не могли даже предполагать, что ждет их в ближайшие годы, как трагически завершатся их жизни.

Чтобы использовать этот шанс, власти должны были признать политические ошибки, отменить результаты прошедших выборов и назначить новые, публично подтвердить, что законными являются только те институты власти, которые сформированы на честных выборах.

Личный шанс на эту политическую позицию был в руках у Владимира Путина, который готовился к своему де-юре третьему, а де-факто четвертому сроку.

Нужно было всего лишь подтвердить конституционное положение о том, что источником власти в России является народ.

Но это было бы уже другое государство.

Владимир Путин не собирался направлять Россию по этому пути.

Между двумя действиями — открыть окна и закрутить гайки — он уверенно выбрал второе.

Переломными стали события 6 мая 2012 года, когда требование честных выборов предшествовало третьей инаугурации Владимира Путина — дню, когда по зачищенному от людей огромному городу мчался кортеж с триумфатором, не пожелавшим видеть народ в час своего триумфа.

6 мая ему омрачили торжество, испортили настроение.

Он не прощает этого.

12 июня 2012 года, в День России, оппозиция предприняла последнюю массовую попытку напомнить властям о гражданах России. Но власти уже не обращали внимания: они добились своего, общественный протест не привел к смене политического устройства страны.

Власти были полностью довольны сделанным.

На самом деле это было началом нового витка народной трагедии.

Впереди были Крымский тупик, Донбасская авантюра, тайные бои и тайные похороны, тотальная ложь и полное обесчеловечивание власти, убийство Бориса Немцова и безнаказанность заказчиков его убийства, культивация ненависти в обществе и превращение народа в народ войны, засекречивание военных потерь в мирное время, сирийская операция и синайская авиакатастрофа, рабское подобострастие придворных, коррупция невиданных масштабов, создание Росгвардии, законодательный садизм Яровой и Озерова, рост эмиграции, бюджетное безумие, возврат отношений государства и народа к архаичным мифам XIX века.

А ведь люди требовали всего лишь честных выборов.

И ничего из кошмара, последовавшего за украденными выборами, могло не произойти.

Тысячи людей могли быть живы. Но власти России интересуются народом только тогда, когда требуют от него смирения и покорности.

Метвые им не мешают.

В декабре 2011 года протестующие надеялись на то, что их голос будет услышан и учтен — пусть не на выборах, пусть после них.

Этого не произошло.

И пять лет спустя, в 2016 году, миллионы людей не пришли на выборы.

Они перестали верить в возможность мирной смены власти.

Власть всего этого не видит и не хочет видеть.

Удержание власти любой ценой стало главным желанием Владимира Путина и возглавляемого им корпоративного государства. Власти уже не считают нужным делать вид, что дела в стране идут хорошо. Они уверены, что решили задачу пожизненной лояльности народа при любом развитии событий.

Но на всякий случай создали Росгвардию.

В таком государстве свободы человека и гражданина, в том числе честные выборы, свобода митингов и шествий, свобода слова могут быть только имитацией.

Если кто-то пользуется ими всерьез, то это воспринимается как прямая и смертельная угроза власти.

В таком государстве гражданина Ильдара Дадина сажают в колонию на три года за то, что он трижды вышел на одиночные пикеты, разрешенные Конституцией и законами, но запрещенные властями. А потом его в колонии пытают — так же, как пытали людей в нацистских и гулаговских застенках. А власти эту пыточную покрывают. Она неотъемлемая часть созданного ими государства.

Россия становится пыточной — для кого-то физической, для кого-то моральной. Для тех, у кого нет морали, все нормально, претензий к властям нет.

И впереди — новые плановые выборы, очередной «триумф воли».

Триумфатор не планирует останавливаться. Он идет на всероссийский рекорд. Сталин ведь правил дольше. А так хочется быть первым во всем.

Вся эта система, существующая на лжи и насилии, может казаться внешне блистательной и даже стабильной — до тех пор, пока кто-то не решится снова открыть в доме заколоченные — как казалось, навсегда — окна.

Эта система может гнить очень долго — пока внутренних экономических и административных ресурсов хватает на силовое удержание власти.

И пока народ не решит известить власти о своих гражданских правах.

Весь предстоящий год власти будут вспоминать о событиях 1917 года.

Ничего не поняли.

Ничему не научились.

Лев Шлосберг, «Эхо Москвы»