Исповедь чемпиона

Чемпион по футболу 1982 года Валерий Мельников рассказал о равнодуший государства к проблемам известных спортсменов.

Недавно в жизни чемпиона СССР по футболу в составе минского "Динамо" образца 1982 года Валерия Мельникова случилось горе: умер младший брат Юрий. До своего 45-летия он не дожил всего несколько месяцев, пишет belaruspartisan.org.

Юрий Мельников был не таким как все: он родился, жил и умер "солнечным ребенком" -- так называют людей с синдромом Дауна.

Правда, волей нашего "заботливого государства", умирал Юрий Мельников не дома, где за ним ухаживал старший брат Валерий, а на казённой койке Боровлянской больницы -- в реанимации, куда его привезли из Психоневрологического дома-интерната, что в Острошицком городке.

"Как брат мог отказаться от брата?", -- спросите вы.

Но дело, как раз, в том, что от своего родного брата Валерий Мельников не отказывался до последнего дня. За него это сделало государство. Чуть больше чем за год до трагедии Юрий и Валерий документально, хоть и против воли последнего, стали считаться чужими людьми...

Последняя воля отца

-- Юра родился в феврале 1972-го, -- начинает рассказ Валерий Анатольевич. -- Он был третьим и самым младшим ребенком в нашей семье. Нас с ним разделяло 13 лет. Жили мы тогда в коммуналке на улице Козлова. Впятером в одной комнатушке (родители, я, сестра Светлана и Юра), с общей кухней. Жили по советским меркам скромно -- не бедствовали, но и не шиковали. Да и откуда тому шику было взяться -- родители были простыми рабочими людьми. Трудились они на Минском заводе автоматических линий: отец -- токарем, мама -- маляром. Там и познакомились. Лишних денег в семье не было. Помню, как однажды мы пришли с отцом на футбол и в перерыве диктор объявлял о наборе в футбольную секцию мальчиков 1959 года рождения. Я говорю отцу: "Папа, можно я схожу запишусь?". А он мне: "Валерка, лишних денег нет, но кеды тебе, если что купим". Но это уже моя, и совершенно другая история...

Из коммуналки на Козлова мы съехали в 974-м -- завод выделил отцу трехкомнатную квартиру на Менделеева. Где-то в это же время, когда Юре было 2 годика врачи поставили ему окончательный диагноз -- синдром Дауна. Хотя отклонения в развитии у него были с самого рождения, кторам надо было удостовериться, какой диагноз ставить. С тех пор и до конца своей жизни он регулярно наблюдался у врачей. Мама до самой смерти была уверена в том, что Юра родился инвалидом из-за ее вредной работы: десятки лет дышать парами краски -- не шутка...

-- Речи о том, чтобы сдать ребенка в специнтернат в семье не было?

-- Никогда. Ни словом, ни полусловом родители даже не обмолвились, что так можно поступить. Правда и в спецшколу для особенных детей Юра не ходил. Я уж не знаю почему, да и не советовался со мной по этому поводу никто, но все свое детство и юность брат провел дома. В этой самой квартире на Менделеева, где мы сейчас с вами находимся. Я помню только, что родители работали посменно, чтобы постоянно присматривать за братом -- если мама работала в первую смену, то отец во вторую и наоборот. Юру ни на секунду не оставляли без присмотра. Конечно, если бы с ним занимались специалисты, то, возможно, он бы влился в социум, ну а так… он был полностью домашним ребенком.

-- Вам было больно осознавать, что брат не такой как все?

-- Я не люблю эту формулировку. Мы называли его "особенным". Да и пока играл в футбол, а закончил я карьеру в 1995-м, мы виделись с братом не так часто, как хотелось бы.

"Послефутбольная" жизнь у меня не сказать, что сложилась. Я не стал тренером, я не сел в тёплое кресло в федерации футбола. Я работал на стройках, был охранником, физруком. В родительский дом окончательно вернулся в 2006-м, после смерти жены. Мамы уже не было -- она умерла в 2002- м, мы жили втроем -- я отец и Юра. На тот момент брат уже давно был признан недееспособным. Судебное решение на этот счет было принято в 1994-м. Переехав в родительский дом, я своими глазами увидел и на себе прочувствовал, сколько заботы нужно инвалиду. Юрка не был "овощем", наоборот, был гиперактивным -- бегал, везде влезал, всем живо интересовался. То трубку телефонную схватит, разговаривает по-своему с кем-то, то кусок обоев оторвет, то просыплет на кухне что-нибудь. Глаз да глаз за ним был нужен. Одеть, накормить, побрить, погулять... Этим всем стал заниматься я. Перед смертью отец попросил меня: "Валера, ни в коем случае не сдавай Юру в интернат. Вы братья, и твой долг ухаживать за ним, что бы ни случилось". Это была последняя воля отца, которую я пообещал выполнить. Папы не стало в 2008-м. И семь лет я неотступно находился рядом с братом...

"В связи с ненадлежащим исполнением опекунских обязанностей..."

-- Сразу после смерти отца я стал заниматься бумажной волокитой, -- продолжает рассказ Валерий Мельников, -- оформлением бумаг для опекунства над Юрой. Я знаю, что сейчас оформить опеку над инвалидом стало проще, а 9 лет назад меня гоняли по поликлиникам и диспансерам, чтобы выяснить степень моего здоровья и определить, годен я для того, чтобы опекать родного брата или нет. Выяснилось, что годен...

Не буду скрывать, отца похоронил на последние сбережения, помогла и федерация футбола, которую тогда возглавлял Геннадий Невыглас. Я такой по натуре человек. что не люблю и не умею просить. Но тогда, в 2008-м, финансовая ситуация была, мягко скажем совсем плохой, а на руках больной брат. Я хотел отправить Юру в санаторий, пока не оформлю опекунские бумаги, обращался во все инстанции нашего "социально ориентированного" государства. Ответ был один и тот же: "В данный момент бесплатных мест в учреждениях санаторного типа нет".

Голодать не голодали, но считали каждую копейку...

-- Официально устроиться на работу пробовали?

-- На какую работу меня возьмут, когда дома брат-инвалид, которому нужна опека 24 часа в сутки? К тому же, после того, как мне удалось оформить опекунство над братом, я стал получать "зарплату" по уходу за ним. А у нас же по закону как? Чтобы получать эти "социальные деньги" нужно либо уволиться с прежнего места работы, либо забыть о поиске работы. Государство считает, что пособием размером примерно в 70 долларов в месяц обеспечивает опекуна инвалида всем необходимым...

-- Как вы жили на эти деньги?

-- Так и жили. Мне не стыдно признаться, что я знаю, сколько стоит кило макулатуры -- 1200 на старые деньги. Знаю, потому что я ее сдавал. Ведь пенсии брата и моей социальной зарплаты нам не всегда хватало, хотя иногда удавалось даже кое-что откладывать ... Про это я еще расскажу, а пока...

Наверное, вот эти семь лет, проведенные с братом, были лучшими в моей жизни. Меня поймут только те, кто был в подобной ситуации. Знаете, это счастье, когда ты каждый день гуляешь со своим родным человеком и видишь, как непосредственно по-детски он радуется солнцу, как любит нюхать и собирать цветы, растущие на лужайках, как любит вместе с тобой ходить в магазин и смущенно протягивать кассирше купюры за молоко или хлеб. Ты понимаешь, что он живет в каком-то своем мире, но при этом тебе хорошо от того, что вы рядом, вы вместе... Я и сейчас вспоминаю эти наши с Юркой прогулки. Собственные воспоминания, несколько паспортных фотографий и папка документов-отписок -- это все, что у меня осталось на память от брата...

-- Когда и почему вас лишили опекунства над братом?

-- Я не знаю почему, но я хорошо помню – когда. Все началось в прошлом году. Кто-то решил, что я вместо того, чтобы ухаживать за братом, пропиваю деньги и морю инвалида голодом...До этого мы тихо-мирно жили вместе с Юрой у нас дома на Менделеева. Да, вы видите, квартира эта не новая -- по ней плачет капитальный ремонт. Здесь многое нужно менять, ремонтировать, покупать мебель. Но и вы поймите, я не Рокфеллер. И я в силу своих возможностей делал, что мог -- за свои средства поставил здесь два новых пластиковых окна (стоили они тогда 9 миллионов неденоминированных рублей), поменял унитаз, купил диван. И это все с Юркиной пенсии и моего пособия по уходу -- других источников дохода у нас не было. Питались мы, конечно не деликатесами, но творог с медом или сахаром на завтрак, какой-нибудь суп на обед и пачка пельменей на ужин у нас дома были всегда. Я мог не съесть, но брата кормил...

Короче говоря, "первый звоночек" прозвенел в марте прошлого года. Из районной поликлиники №14 к нам домой пришла целая комиссия, причем не врачи, а почему-то сотрудники юридической службы учреждения. Составили акт про антисанитарию в квартире (а я готовил одну из комнат к ремонту), залезли в холодильник, написали про отсутствие продуктов (дело было после завтрака, мы как раз собирались с братом в магазин). После всего этого я был в шоке! На меня кричали, что я избиваю брата. Это полная глупость, потому что кроме плановых осмотров мы по первому требованию вместе с братом приходили на осмотр -- врачи измеряли рост, вес, общее состояние, проверяли и наличие побоев. За все семь лет ни одного замечания! О том, что все с братом в норме, в его медкарте делались регулярные записи.

На меня давили, орали: мы знаем, вы пропиваете пособие инвалида. Я говорю: "Найдете хоть одну бутылку, соглашусь". Облазили всю квартиру, ничего не нашли. Не извинились, но ушли. Мне казалось, что нас оставили в покое...

Я не могу утверждать, что факты эти связаны, но первый визит "комиссии" случился после того, как я написал в исполком обращение об оказании матпомощи в размере миллиона старых рублей. Неужели государство так отслеживает, куда потрачены эти деньги?

--- Что было дальше?

-- Через полгода история повторилась. На календаре было 11 сентября, комиссия пришла снова. И снова составили акт. Правда, к антисанитарии и отсутствию продуктов в холодильнике добавилось и то, что я распивал спиртные напитки с посторонним человеком. Не скорою, я не святой. Распивал. И повод у меня был -- внучка родилась. Неужели возбраняется, сидя у себя дома, не нарушая общественный порядок, выпить рюмку-другую? Через пару недель, после повторного визита, а точнее 30 сентября 2015 года, к нам домой в сопровождении сотрудника милиции пришли врачи: "Вам необходимо собрать брата и проехать для очередного медицинского обследования". Чего, казалось бы, бояться, привезут, увезут. "Ну, Юра, поехали, прокатимся с ветерком", -- сказал я тогда брату. Он любил ездить на машинах. Для него это было, как приключение. Естественно я его собрал и поехал вместе с ним.

Нас привезли в психдиспансер в "Новинках". Сидели мы на первом этаже у кабинета. Я думал все будет, как обычно -- измерение роста, веса, давления. И нас привезут домой. Но дальше произошло вот что: Юра зашел в кабинет, а вывели его оттуда два здоровенных мужика в белых халатах -- медбратья. И потащили по коридору за ближайшие двери. Я и опомниться не успел, как эти двери перед моим носом захлопнулись. А в "дурдоме" у дверей система такая -- некоторые из них можно открыть только с одной стороны...Вот так у меня забрали брата…

-- Вы куда-то обращались по этому поводу?

-- Естественно, писал и главврачу "Новинок", и в свою районную поликлинику руководству. Мол, что за беспредел творится. Из районной поликлиники пришла бумага за подписью главврача, а там: "Социальными работниками сделан вывод о том, что за последнее время недееспособный Мельников Ю.А значительно похудел, что свидетельствует о недостатке питания и досмотра". В "Новинки", стало быть, Юру откармливать положили...

А еще через пару недель в aдминистрации Партизанского района Минска состряпали документ, где лишили меня опекунства над братом. С формулировкой: «В связи с ненадлежащим исполнением опекунских обязанностей..."

Сначала обманом в "Новинки" упрятали, а только потом меня документально лишили опекунства. И, говорят, что все по закону. Тогда это плохой закон, античеловечный, если государство решает, что инвалиду лучше в больничных застенках, чем рядом с родным человеком.

Я от брата не отказывался. И, думаю, что таким образом наше государство экономит. Экономит "большие деньги" -- 2.400.000 старыми -- это Юрина пенсия, которую оно себе забрало и 1,5 миллиона моя "соцзарплата", которую я получал как опекун. Большие это деньги для двоих взрослых мужчин? Не смешите меня...

"Хоронить будете?"

-- После того, как Юру положили в "Новинки", я побежал по соседям, -- продолжает рассказ Валерий Мельников. -- С ручкой и бумагой. Собирал подписи людей, живущих в окрестных домах, которые готовы были подтвердить чиновникам и врачам, что я ухаживал за братом. Все ж бабушки у подъезда видели, что Юра всегда чистый-опрятный гуляет, в голодный обморок не падает. Несколько десятков подписей собрал. Думал даже у родного "Динамо" автобус выпросить, чтоб завезти всех подписантов в районную администрацию. Однако пошел туда сам.

Письмо это на работников отдела соцзащиты впечатления не произвело: мол, вопрос уже решенный, вы хоть и братья, но по бумагам друг другу теперь ...никто.

-- Вы в "Новинках" брата навещали?

-- Да. Пока я по администрациям бегал, Юра находился в "Новинках" и там однажды за обедом получил удар от другого пациента. Брат занял его место, за что тот его избил. По этому поводу даже разбирательство было. Цитирую: "Проведено рабочее совещание по факту снижения контроля медицинского персонала за поведением пациентов. Ответственной дежурной медицинской сестре объявлено замечание и снижена премия за октября 2015 года на 15%".

Естественно, угрозы для жизни брата проверка не выявила. Это ж только дома ему все «угрожало»...

-- Позже вашего брата перевили из "Новинок..."

-- Да, в психоневрологический дом-интернат в Острошицкий городок. Я сразу вспомнил 2008-ой, когда после смерти отца я на время хотел определить брата в подобное учреждение, то у них "бесплатных" мест не было, а сейчас -- завались. В Острошицком городке я бывал у Юры не часто. Мне каждая такая встреча комом в горле стояла, я плакал... И он растраивался.

Последний раз я видел брата поздней весной. Его вывели на встречу ко мне два здоровенных краснолицых санитара. То, что я увидел, привело меня в ужас: Юру одели в какой-то балахон, как у Пьеро. Вещь явно была ему не по размеру, на ногах обувь 48-го размера, ноги подкашиваются, идти не может. Оно и понятно, чтобы мышцы ног не атрофировались с инвалидом гулять нужно. Я к этим медбратьям... Если культурно пересказать, то спросил: "Вы почему с ним не гуляете?". Хотя, признаюсь, в выражениях не постеснялся. Ответ был по-деревенски прост: "Дык дождж жа..." Вот вам и опека, и забота...Посмотрев на все это, на следующий день я привез в интернат сумку вещей для Юры. "Мы передадим, вы не волнуйтесь.", -- успокоили меня нянечки.

-- Как вы узнали о его смерти?

-- В воскресенье, 27 ноября, поздно вечером на мой мобильный позвонили. Нет, не главный врач или его заместитель. Позвонил фельдшер: "Вашему брату стало плохо, его забрали в реанимацию в больницу в Боровлянах". Но туда, в реанимацию, не пускают. Я Юру так и не увидел на больничной кровати. Через день, во вторник, он умер. Из дома-интерната позвонили с вопросом: "Хоронить будете или мы сами?" Я как представил, что снова нужно будет бегать по инстанциям, доказывать, что я его брат, гадать, дадут ли мне "гробовые деньги" или побоятся, что я и х снова "пропью", разрешил похоронить брата на кладбище для постояльцев дома-интерната...... И вот сейчас думаю. Может, судьба у Юрки такая -- прожить всего 44 года.

Тем более, говорят, "солнечные дети" долго не живут. А, может, если бы он был рядом со мной, жил бы до сих пор... Со мной -- "плохим опекуном", брат прожил семь лет, а в медицинских и социальных учреждениях страны, "окруженный заботой и профессиональной опекой, -- чуть больше года. Почему государство имело право забрать у меня брата, против моей воли? Почему?.. Почему?. Почему?.. Вопросы эти сверлят душу. И нет на них ответа. Как и нет больше Юры...