Если меня спросят: «Землю отдать или умереть?» – я выбираю последнее, заявил первый президент независимой Украины.
Об этом Леонид Кравчук заявил в интервью gordonua.com.
– Леонид Макарович, я отчетливо понимаю, что, как говорил Маяковский, "итожить то, что прожил", вам еще рано – несмотря на солидный возраст, вы прекрасно выглядите и, я уверен, у вас еще много чего впереди, тем не менее не сомневаюсь, что вы часто себя и в детстве, и в юности, и в более зрелом возрасте вспоминаете. Какой же период жизни самым счастливым для вас был?
– Конечно, студенческие годы. Я же с Западной Украины, из Ровенской области, до поступления в университет в Киеве никогда не был, и на меня он ошеломляющее впечатление произвел. В первые дни я по городу долго бродил, после лекций вечерами по паркам гулял, по Владимирской горке.
Потом, когда уже в общежитии жил, время это как самое прекрасное вспоминал: погружение в науку, познание людей – в общем, становление. Я еще в техникуме политэкономию изучал, и в университете в группу политэкономии меня зачислили – она партийно-политической называлась и на трех "столпах" держалась: партия, история и наука – вот как их сочетать, что тут первое, что второе и что третье? В эти же годы, будучи студентом, на Антонине Михайловне я женился – по сей день живем…
– Сколько лет уже?
– 60 скоро будет – рядом сын, внуки, правнуки... В ту пору целину поднимали, я туда как отличник отправился, и Тоня, сегодня Антонина Михайловна, тоже поехала – там, собственно, близко познакомились, сошлись и потом свадьбу сыграли...
– Видите, другой бы на вашем месте на мой вопрос так ответил: "Самый счастливый период – когда президентом я стал...".
– ...(смеется)...
– ...и в этом-то ваше отличие от всех остальных заключается…
– Знаешь, период, когда на мне ответственность за всю Украину лежала, очень ответственный был, но не счастливый.
– Я совершенно случайно недавно узнал, что в детстве вы летчиком стать мечтали, – действительно в летное училище поступали и даже испытание на центрифуге прошли?
– Да, но эта мечта не в детстве во мне зародилась, а когда в техникуме ровенском торгово-кооперативном учился – к нам просто военные пришли и агитировать начали. Есть такой город Вольск на Волге, и там инженерно-техническое летное училище было: они так оценивающе на всех смотрели... Я выглядел неплохо: худенький, крепкий, и мне сказали: "Вот если бы ты согласился, мы бы твою кандидатуру рассмотрели". Так дословно: рассмотрели... Ну, видя такое ко мне отношение, я сразу духом воспрял: летчик! Конечно, мальчик из села, тогда я еще не представлял, что это, в жизни никогда не летал. В общем, согласился...
– И в Вольск поехали?
– Нет, во Львове центрифуга была, и меня на ней испытывать начали, а там очень сложно – когда ее раскручивают и резко останавливают, ты ориентацию в пространстве теряешь... Я, впрочем, выстоял, все прошел и уже в техникум приехал, чтобы документы забрать и с этой, уже ненужной мне, торгово-финансовой учебой покончить, а руководителем нашей группы Наум Израилевич Вольф был – увидел, что я в эйфории, и сказал: "Леня, тебе туда идти не надо".
Я ошарашен был: "Как? Почему, Наум Израилевич?" – и он мне ответил: мол, ты настолько хорошо политэкономию знаешь и такая перспектива перед тобой, если по стезе этой науки пойдешь, открывается, что ради летного училища ею жертвовать недальновидно. "Ты, – он уверил, – ничего там не приобретешь", ну а мое родное село Большой Житин недалеко от Ровно находится, и я домой поехал, чтобы с мамой посоветоваться. Она сторонницей летного училища была...
– Еще бы – форма красивая, престиж…
– ...и, что немаловажно, летчики очень большие деньги тогда получали.
– А почет какой!..
– Да что ты! "Мама, я летчика люблю" – эта дворовая песня уже тогда известна была, но я маме сказал, что вот Наум Израилевич не советует... "А что, – она воскликнула, – он понимает?!". – "Наверное, – возразил я, – лучше нас с тобой понимает: человек взрослый, с университетским образованием". – "Ну, как знаешь". Я в Ровно возвратился, мы с Вольфом еще раз поговорили, и я заявление написал, что в училище поступать отказываюсь и в техникуме остаюсь.
Потом у нас с ним еще один разговор был... Тогда так заведено было: тех, кто техникум отлично окончил, пять процентов выпускников примерно, от обязательной для молодого специалиста отработки освобождали – можно было дальше учиться, и я в эти пять процентов попал. Для продолжения образования Львовский торгово-экономический институт выбрал, но Наум Израилевич отговорил: "Нет, в Киевский университет на экономический факультет поступай, где я учился...
– ...впоследствии президентом станешь"...
– Наверное, он так подумал.
– Вас, Леонид Макарович, в духе пролетарского интернационализма воспитывали, вы главным идеологом Компартии Украины были – как мне однажды признались, тщательно, с карандашом в руках, всего Ленина читали, причем дважды…
– Да, это так.
– Думаю, что никто в Украине труды основоположника так, как вы, не изучал…
– Не могу ручаться, но погружен я в них был хорошо...
– Вы в себя идею дружбы народов, в частности, российского и украинского, впитали, и это, я не сомневаюсь, абсолютно искренне было – могли ли вы в страшном сне представить, что между Россией и Украиной война начнется?
– Не мог никогда – ни в юности, ни когда уже в системе партийных органов работал. Я же с Брежневым, Андроповым, Черненко, Горбачевым встречался, со многими другими лидерами Советского Союза общался – потом объясню, почему эти фамилии называю. При всех сложностях, которые были, при не всегда уважительном отношении к Украине и ко мне лично...
– ...зверхньому?..
– Ну да, патриция и плебея – где-то так, я никогда не предполагал, что Россия, ее народ и интеллигенция могут такую философию на вооружение взять: младших братьев своих убивать (они же считают, что мы их младшие братья). Даже мысли такой допустить не мог!
Уже когда президентом я стал, когда Беловежское соглашение подписал, у меня интересная беседа с Ельциным состоялась. Мы в Москве вдвоем ужинали, ну, по рюмке, как всегда, выпили...
– ...а где по рюмке, там и по второй…
– Ну, как было и сколько, уже не помню, но выпили и о разных вещах говорили – об отношениях наших стран, о будущем СНГ... И вот я домой засобирался: "Спасибо, Борис Николаевич, мне уже лететь надо". Он: "Да я знаю, что пора, но еще один вопрос давайте обсудим" – и так пристально, испытующе, проницательно на меня посмотрел.
– Вы не на ты были?
– Нет, на вы, и вообще, на ты Ельцин ни к кому не обращался и никогда не матерился. Не знаю, как дома, но публично – никогда: матерный язык в его лексиконе напрочь отсутствовал.
– Поразительно!
– Все же думали, что он такой брутальный... Нет, к собеседнику Ельцин очень уважительно относился и этой "изящной" русской словесности не применял.
"Леонид Макарович, – спросил он и вновь на меня посмотрел, – вы действительно верите, что Украина в Европу пойдет?". – "Вопрос для меня очень сложный, – ответил я. – Ну как мне не верить? Думаю, и вы, Борис Николаевич, верите, потому что в Беловежских соглашениях написано, что каждый народ свою политику, свой курс сам определяет". – "Мало ли что там написано, – он головой покачал. – Жизнь свои условия диктует... Сколько лет, понимаешь, мы вместе. (Уже к тому времени 337 лет с Переяславской рады прошло. – Прим.). Были хорошие времена и плохие, но вместе же – вот как это все разорвать, по живому разрезать?". – "Борис Николаевич! – я возразил, – в соглашениях наших ни слова нет о том, чтобы резать, речь о том, что мы: Украина как государство и Россия как государство – добрые отношения устанавливаем, такие, например, как между Канадой и США.
"Леонид Макарович, – Ельцин продолжил, – вы, наверное, думаете, что только я так считаю?". – "Нет, не думаю, но в данном случае вопрос от вас исходит, поэтому...". – "Пойдемте в таком случае на Красную площадь и 100 человек, на которых вы укажете, спросим (только чтобы это не иностранцы были: русские, украинцы – граждане бывшего Советского Союза): хотят ли они, чтобы Украина в Европу ушла? Уверяю вас: 95 из 100 ответят, что не хотят".
Я тогда сомневался, но сейчас, видя политику Путина в действии, понял, насколько Борис Николаевич прав был: Россия, ее интеллигенция имперским вирусом заражены. Из последних 200 лет 150 Россия воюет: возьми сегодня разные горячие точки, которые мы знаем, – Карабах, Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Украина и Сирия...
– Все с Россией связано…
– Она там присутствует, и за это время интеллигенция войны сложилась, готовая любую агрессию оправдать, и народ, который все безгранично терпеть может. Еще Отто фон Бисмарк, первый канцлер Германии, говорил, что "самым большим ресурсом России является терпение ее народа".
– Пусть в грязи и без жратвы, но империя…
– Даже вот русские песни взять:
Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбацкую лодку берет,
Унылую песню заводит,
Про родину что-то поет.
То есть родина для них – это все: не важно, бродяга в арестантской рубашке или любой другой человек – "была бы страна родная...
– ...и нету других забот"...
– Ничего нет: "если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой"! Все для родины, для страны…
В России народ воспитали, готовый терпеть и поклоняться, ведь, как известная мудрость гласит, правитель может быстро диктатором стать, когда есть народ, к этому готовый... В России народ готов постоянно, и я основные причины, с твоего позволения, перечислю. Терпение уже назвал, второе – церковь русская православная (как, кстати, и украинская православная), не на первом месте в системе государственной власти, а на втором. Это исторически сложилось: царь наместником бога был, то есть подданные, верующие люди, обязаны были ему повиноваться.
– Иными словами, православие самодержавие обслуживало…
– Абсолютно, и третье – то, что Коммунистическая партия сделала, вбив в головы идею патриотизма. Подчеркиваю: не интернационализма на первом месте, а патриотизма, хотя на словах утверждали обратное. Власти России граждан своих убедили, что только они правильно живут: все остальные – неправильно. Что сегодня российские СМИ рассказывают? Европа уже разложилась, там браки у них однополые…
– Гейропа…
– Да, а мы, Россия, на страже морали стоим, высокие ценности защищаем, поэтому нас все бьют, а мы защищаемся. Обрати внимание: российская интеллигенция власть безоговорочно поддерживает: за исключением нескольких островков смелости, среди которых и Немцов был, все остальные – "за", во всяком случае, публично, письменно. Что ж, имея такую интеллигенцию, такой терпеливый народ, такую историю и таких вождей...
– ...да еще и крылатые ракеты…
– ...тем более любой правитель может искушению поддаться и диктатором стать, а если у него задатки Владимира Владимировича Путина...
– ...и школа…
– ...КГБ, это очень быстро происходит, что мы сегодня и наблюдаем.
– Хотел бы теперь о Крыме немножко поговорить... В США в небольшом городке Провиденс сын бывшего первого секретаря ЦК КПСС Никиты Сергеевича Хрущева Сергей Никитич живет, у которого я в гостях был (спустя несколько лет и он в Киев приехал). Он, я замечу, не просто сын – это человек, который много лет рядом с Хрущевым находился, которому опальный советский лидер свои воспоминания диктовал и с которым сокровенным делился.
Сергей Никитич сказал мне, что отец не просто так Крым Украине отдал, это с его стороны не какой-то широкий жест в сторону нашей республики был, нет – он сделал это потому, что Россия с Крымом ни энергетически, ни финансово не справлялась – никак. Правда ли, что Хрущев буквально потребовал от Кириченко, на тот момент первого секретаря ЦК Компартии Украины, забрать Крым, а Кириченко сопротивлялся?
– Правда, и снова я к своим студенческим годам возвращаюсь. Я же до поступления в университет не только Киева, но и моря никогда в жизни не видел, и знакомые ребята предложили: давай на поезде в Одессу махнем, море посмотрим. Приехали туда, на берег пошли, а купаться нельзя – одни медузы. Такое, как потом я узнал, бывает, когда вода, как кисель. Приятели говорят: "Тут Крым недалеко" – это, замечу, 53‑й год был, а Крым Украине в 54-м передали.
– То есть Сталин недавно совсем умер, а вы, как я понимаю, не грустили, на море ездили…
– Ну, это лето было...
– Ага, уже, значит, отгрустили…
– Мы уже не на поезд, а на попутную машину сели и в Крым, в район не Ялты, а Севастополя отправились. В дороге проголодались, надо бы чего-то поесть, смотрим – домишко какой-то. Зашли туда, представились, что студенты. Дмитрий Ильич, такой бедноты я еще не видел, и пока мы там с хозяевами общались, начали другие люди сходиться, опухшие. "Что такое?" – спрашиваем. Оказывается, москиты их заедали, а они все из Орловской, Брянской, других областей Центральной России и, что это за напасть такая, не знали. В голос плакали: "Мы тут жить не умеем", потому что крестьяне из Нечерноземья не в курсе, как ту сельхозпродукцию, которая в Крыму растет, выращивать, к тому же воды нет, в магазинах полки пустые.
Это то, что я в 53-м году видел, а потом, когда в ЦК КПУ уже решение о возвращении депортированных крымских татар на родину принимали, записки Аджубея (советского журналиста, публициста, главного редактора газет "Комсомольская правда" и "Известия", зятя Никиты Сергеевича Хрущева. – "ГОРДОН") нашел, где он описывает, что в мае 54-го происходило. Хрущев в Крым приехал, потому что, как я понял, переселенцы постоянно ему писали: забери нас отсюда, жить тут не можем. Они, свидетельствует Аджубей, навстречу ему высыпали и потребовали их в Орловскую область вернуть – туда, где раньше жили...
– ...и где москитов нет…
– Где бульба хотя бы растет. Хрущев, не останавливаясь в Крыму, поездом (у него специальный вагон был) в Киев поехал, а там к Кириченко зашел и сказал: вот такая, дескать, ситуация сложилась, и я считаю, чтобы спасти Крым, Украина должна себе его взять. У вас ведь Херсонская, другие южные области есть, там население знает, как хозяйство вести. Кириченко отказываться стал – это же не шутка: целую область взять, под нее здоровенный бюджет выделить – ты ж понимаешь...
– Сами еле концы с концами сводили…
– Да, он сопротивляться начал, и тогда Хрущев его в Москву на заседание Политбюро ЦК КПСС взял, которое решение о судьбе Крыма приняло, – до того, как это Верховный Совет РСФСР сделал. Тогда же все сначала в Политбюро решали...
– ...а потом высший орган государственной власти эти решения штамповал…
– Ну и украинскому Политбюро ничего не оставалось, как Крым в состав Украины принять, – вот ответ тем, кто кричит: "Подарили!". Мы за это время, как подсчеты показывают, в энергетику, орошение, дороги, каналы...
– ...санатории…
– ...больше 100 миллиардов долларов вложили – это то, что известно, а сколько труда, а сколько всего того, что не подсчитывалось, не подсчитывается и не будет подсчитано никогда!
– Ельцин в разговорах с вами о Крыме упоминал, говорил прямо: "Крым все-таки наш, отдайте!"?
– "Отдайте" – не требовал, но настаивал: "Крым – это Россия", и Горбачев в таком же духе высказывался – я эту тему со многими поднимал. Ельцин, Горбачев, Черненко, Андропов совершенно разные люди, но в одном одинаковы – империалисты, то есть не отдавать территории должны, а забирать, причем не через дискуссию и убеждение, а силой, и пример с Крымом – тому подтверждение. Они все и сегодня считают... Ну как считают? Путин официально заявляет, что Украина – неестественное государство, это его слова, и как таковое перспективы оно не имеет. Он и Европе говорит: "Зачем вы с ними связываетесь? – это же неперспективное государство. С нами работать надо, а не с Украиной".
– То есть Ельцин тоже имперским, великодержавным российским шовинистом был?
– Абсолютно! Все до единого! Повторяю: там других нет.
– Тогда такой вопрос: при Ельцине в отношениях России и Украины могло случиться то, что мы переживаем сейчас?
– Нет. Ельцин империалистом был, но отчетливо понимал, что можно, а что – ни в коем случае, где граница, где та черта, которую переходить нельзя. С Ельциным можно было договориться, и я об одном своем телефонном разговоре с ним о Черноморском флоте расскажу. Тема очень сложная была – в Севастополе и прилегающих местах...
– ...в Балаклаве, Донузлаве и так далее…
– ...где флот сосредоточен, очень опасное движение началось, непонятно было, кому флот служит. Мои коллеги и Верховная Рада в том числе говорили: "Леонид Макарович, флот на нашей территории находится, причем никакого документа, договора, как это в международной практике принято, о том, что российский Черноморский флот в Украине базируется, нет, наша земля – значит, и флот наш". Проведя консультации, я принял решение и указ о подчинении всего Черноморского флота украинскому государству издал.
– Предварительно это с Ельциным не обсудив?
– Нет, и он, узнав об этом, свой указ подписал – о подчинении всего флота России.
– Понимаешь!..
– Да, и на флоте чуть ли не бунт поднялся. Одни корабли андреевские флаги подняли, другие – украинские, более того, один сторожевик украинский флаг поднял и из Севастополя на Одессу двинулся – его восемь часов преследовали, по нему огонь реальными снарядами, а не просто болванками открыли.
– Ужас!
– То есть обстановка близка к открытому конфликту была – очень близка. Получив информацию, Ельцину звоню: "Борис Николаевич, такая вот ситуация". Он недовольно: "А вы что думали?". – "Думал, что все хорошо будет, поскольку мы с вами документ – Договор о дружбе и взаимопомощи – подписали, но речь сейчас не об этом, что-то же делать надо". – "А вы что предлагаете?". – "На мой взгляд, – отвечаю, – выход такой: в один день мы с вами указы одновременно отменяем: я – свой, вы – свой".
Если бы президентом Путин был и ему в такой ситуации Порошенко позвонил бы, во-первых, тот ничего слушать не стал бы, абсолютно! – сразу огонь бы открыл.
– Ну, все-таки время другое было…
– Через 10 минут Борис Николаевич мне звонит: "Я согласен – указы мы отменяем и общее решение о назначении командования Черноморским флотом за подписями двух президентов принимаем" – уникальный случай!
Я, собственно, к чему веду. С Ельциным, во-первых, можно было говорить, ему можно было доказывать. Он понимал, что конфликт в то время очень тяжелые последствия мог иметь, поскольку на территории Украины ядерное оружие размещалось: 176 межконтинентальных ракет, 1800 боеголовок... Слушай, это же только в Украине, поэтому на компромисс он пошел, а с Путиным разговаривать нельзя – он диктует, а не говорит, декретирует, а не советуется, у него все под лозунгом: "Россия требует, и это надо делать!". Там же подход один – покорение: Сибири, Арктики... Даже содействие в установлении мира у них...
– ...принуждением называется…
– Да, и терминология их с головой выдает, ведь еще Гегель писал, что терминология – суть философии и мышления, так вот, это мышление имперское...
– ...и суть та же...
– Совершенно верно.
– Хочу вас теперь как первого украинского президента спросить, как человека, который на себя ответственность за судьбу всей страны: народа и государства – единолично брал. Мы хорошо помним, как недавние события в Крыму развивались: митинги под стенами Верховного Совета автономии, "зеленые человечки", референдум... Украинские военные, которых очень много на полуострове было, в казармах сидели и ничего ровным счетом не предпринимали: "А где же приказ?" – спрашивали. Им отвечали: "Ждите, не волнуйтесь, скоро будет". Ждите, ждите, ждите... – так Крым и сдали...
Сегодня уже ранее закрытые документы заседания СНБО обнародованы, из которых понятно, что высшие украинские должностные лица отстаивать Крым не хотели. Мне и до этого рассказывали, что прямо во время этого заседания спикер Госдумы Нарышкин Турчинову позвонил и предупредил: если оборонять Крым вы будете и хотя бы один россиянин погибнет, два парашютно-десантных батальона ВДВ на Крещатик спустятся, всю вашу власть к чертовой матери перебьют, и мы в Киеве будем. Насколько это реально и что как президент в такой ситуации делали бы вы: стали бы оборонять Крым или точно так же, как нынешние власти, отдали бы?
– Ты знаешь, тут надо немножко, чуть-чуть в историю власти углубиться. Обычно к власти люди постепенно идут, кадры воспитывая, партию выстраивая, системный отбор проводя...
– ...селекцию…
– Да, то есть шаг за шагом готовятся, и хотя иногда это много времени занимает, результат затраченные усилия оправдывает. Они опыт накапливают, специалистов всех категорий привлекают: и гражданских, и военных – поэтому, взяв власть, тут же команду создать могут.
Что же произошло у нас? Власть на этих людей как с неба упала, а точнее, на них Майдан ее бросил, потому что они туда вышли и, надо должное красноречию их отдать...
– ...да, говорили красиво…
– ...на себе много рубашек порвали – куски их, тряпки, наверное, где-то еще валяются. Ну а те, кто массовые протесты начинал, в сторону отошли и власть не взяли: опыта управления страной, мол, у нас нет, а у этих, у микрофона стоящих, есть, и это же правда. Порошенко министром иностранных дел, министром экономики, секретарем Совета национальной безопасности и обороны был, со всеми президентами работал, кроме меня, – со мною не довелось. Яценюк – председателем Верховной Рады являлся, до этого – министром экономики и министром иностранных дел...
– Какие посты, в общем, только не занимал…
– Вот именно, то есть вкус власти, как Хрущев говорил, они понимали, и терминология у них очень патриотично-глубокая была, а когда власть взяли и всю ответственность получили, выяснилось, что людей, подготовленных системно, от А до Я, среди них не было и сейчас нет. Поэтому решения принимать некому, ведь это очень сложно и вряд ли одному человеку под силу – особенно если соответствующую информацию ему не дали, прогнозы и последствия не обрисовали. Ну, допустим, Нарышкин позвонил... Он на эмоциях мог сказать: если это сделаешь, я тебя...
– Нет, он от Путина "привет" передал…
– От Путина – это еще лучше, значит, таким образом тот в своей неуверенности расписался...
– Если бы эту угрозу Нарышкин вам предъявил, коленки бы у вас затряслись?
– Нет, у меня на это один ответ был бы: "Знаете, на своей земле, в своей стране я буду то решение принимать, которое нужным считаю".
– И какое бы приняли?
– Я бы защищать Крым приказал, во всяком случае, из него не уходить, никогда не дал бы нашим частям на полуострове команды не обороняться, не стрелять... Как это: кто-то приходит и нашим военным в лицо плюет, а им говорят: "Не стрелять!". И руководство еще то, что отпора они не дали, героизмом назвало...
– Дескать, на провокацию не поддавались…
– Ну, то есть к тебе домой пришли, твоих женщин насилуют, а ты в ответ двинуть как следует им не можешь, а то провокация будет! Слушай, тут уже вопрос: быть или не быть – решается, и малодушничать тут нельзя, ты должен четко последствия представлять: если то-то и то-то сделаешь, дальше как снежный ком все покатится. Что после Крыма произошло? Донбасс полыхнул. Повторяю: сложность этого решения я понимаю, но иного, на мой взгляд, не было и быть не могло...
– С другой стороны, на полуострове в составе армии, СБУ и милиции много контрактников-крымчан служило – они Украину массово предавали, на сторону оккупантов переходили…
– Я себе отчет отдаю, что там российские спецслужбисты действовали, что Черноморский флот, который там базируется, тоже свои воинские части имел, поэтому думаю, что Крым сдать нам пришлось бы – мы бы не устояли...
– Все-таки…
– Да, но сдали бы его с боем, а теперь мир недоумевает: почему вы его не защищали? Все ведь увидели, что никакого сопротивления, никаких попыток полуостров удержать не было – просто ушли, и все. Теперь возвратить хотите? А чего же ушли? Ну, то есть сам факт сдачи в таком варианте...
– ...позорном…
– ...это нехорошо, и так же скверно сегодня наши военные на Донбассе воспринимают, когда по ним стреляют, а Киев им говорит: "Не отвечайте!".
– Насколько, на ваш взгляд, верны слухи о том, что за сдачу Крыма без единого выстрела высшие должностные лица Украины около 15 миллиардов долларов якобы получили?
– От кого? От России?
– Ну да…
– Думаю, это фантазия – если бы что-то подобное было, Россия уже на второй день сказала бы: вот они (и фамилии перечислила бы) Крым продали. Кремль эту тайну не хранил бы, тем более что с Украиной как с государством он не считается, правящие круги нашей страны фашистской...
– ...хунтой называет…
– Да, хунтой, к власти пришедшей чисто случайно. Если бы кто-то Крым за 15 миллиардов продал и миру в этом не признался: продали, мол, и все! – Украина как государство существовать перестала бы, для участников такой сделки это последний день Помпеи был бы.
– Без Украины Крым, на ваш взгляд, выживет?
– Думаю, нет – в таком политическом аспекте, при таком политическом курсе без Украины он жить не сможет. Вы же видите: Россия сейчас то в военную базу его превратить, то туристическим центром сделать хочет, то есть в Кремле стратегии развития полуострова, связанного с Украиной пуповиной, не имеют. Вода, электрика – там все завязано: я же не случайно пример 53-го года привел.
– Судя по всему, то же самое будет…
– История повторится – или надо такой богатой страной быть, как Соединенные Штаты, к примеру, и Крым Лас-Вегасом сделать.
– И вбрасывать, вбрасывать, вбрасывать…
– Отдачи не будет, туда только, как ты правильно сказал, вбрасывать надо, причем деньги огромнейшие, но какую-то территорию в Лас-Вегас превратить мало – к этому еще и люди лас-вегасские нужны.
– А где же их взять?
– Вот! Столько богатых! Да, безусловно, миру двери открыть можно – место хорошее, люди туда приезжать будут, но тогда это уже не военизированный Крым.
– Еще один важный вопрос... Как мы знаем, жители Донбасса очень антиукраински настроены, Украину, ее язык и то, что с ней связано, они ненавидят…
– Не все, но большинство...
– Причем подавляющее, потому что те, кто Украину любит, кто выехать мог, это уже сделали…
– Согласен.
– Не проще ли сегодня Украине, которая в Европу стремится, сказать: "Хорошо, временно мы от Донбасса и Крыма отказываемся". При этом всех, кто хочет оттуда уехать, забираем: жильем обеспечиваем, работу даем и вместе с ними красивую европейскую страну строим, и если вы, ребята с Донбасса и из Крыма, нашу жизнь со своей сравнив, назад потом захотите, мы еще подумаем, стоит ли вас брать. Кстати, вы же Олеся Гончара хорошо знали?
– Ну, конечно.
– Когда-то в одном из дневников он написал: "Донбас – це ракова пухлина, то відріжте його, киньте в пельку імперії, хай подавиться, бо метастази задушать всю Україну!"... Вопрос к вам как к первому президенту Украины, отцу украинской независимости, для которого сдача даже одного села, я уверен, немыслима, исключена: может, Украине сегодня, чтобы сохраниться, от Крыма и Донбасса временно отказаться?
– Это один из самых сложных вопросов среди всех, заданных мне журналистами и политиками за время президентства с булавой и уже без булавы. Знаешь, я над ответом не думал... Экспромт здесь может быть очень неточен, но я не могу сейчас попросить: дай мне книги, энциклопедии – надо историю поизучать... Это много времени займет, а у нас интервью полным ходом идет – правильно? – поэтому говорить буду экспромтом.
Думаю, эти слова Олесем Терентьевичем под давлением или под влиянием эмоций написаны.
– Простите, но Иван Драч мне их подтвердил, и когда я эту идею насчет Крыма и Донбасса озвучил, сказал: "И я так считаю"...
– Ну, писатели оголенную нервную систему имеют, действительность сначала эмоциями воспринимают, затем эмоции в слово перерабатывают, а потом это слово бьет. Логика тут понятна, но я же не писатель, а политик и вот что скажу. Истина, Дима, всегда конкретна. Вот мы Россию имеем, которая официально, устами Путина, заявляет, что главная ее задача – империю в рамках даже не Советского Союза, а царской России восстановить, значит, я так считаю: сегодня мы Крым и Донбасс отдать соглашаемся, а через какое-то время...
– ...за Одессой придут...
– ...Россия дальше пойдет. Мы к Западу обращаемся: "Слушайте, помогайте, нас уже проглотить хотят", а нам отвечают: "Ну, вы же от Крыма уже отказались – и от всего остального отступитесь", то есть за Донбассом Харьков последует...
– ...Одесса, Херсон…
– ...Николаев, Запорожье, а почему нет? Это же не Малороссия, так отдайте и их.
Я к чему веду? Никогда, ни при каких условиях даже клочком своей территории поступаться нельзя, и если меня спросят: "Землю отдать или умереть?" – я выбираю последнее. Да, смерть, потому что иначе ничего не будет: ни народа, ни нации, ни истории – выжженное поле останется. Народ как субъект истории существовать перестает – вот что опасно: не случайно же имена царей, государственных деятелей, которые, я не знаю сколько, но множество веков назад свои земли от захватчиков не уберегли, история не сохранила – они в Лету канули, из памяти потомков стерты.
Земли, повторяю, отдавать нельзя, права на это ни президент, ни Верховная Рада не имеют. Вынеси сегодня на украинский референдум этот вопрос, и я убежден: 85, а то и 90 процентов участников скажут: ни пяди земли не отдавать! Нам тяжело, но мы должны держаться!
– А если людей на референдуме спросить: готовы ли вы, чтобы ваши дети, мужья и отцы умирали, погибали за Донбасс или нет? – что они, по-вашему, ответят?
– Думаю, большинство скажут: готовы! Например, вся моя семья будет единодушна: готовы!